Страница 2 из 80
Сколько раз обещал я себе назавтра отправиться в путь, даже обдумывал план похода. И вечно что-нибудь да помешает: то свалятся нежданные гости, то меня соблазнят встречей с читателями, а то и в домашних заботах погрязнешь на многие недели. И так уходили весны, лета, осени и зимы. Случалось, взбунтовавшись, я пускался отыскивать хотя бы тропинку в утраченное королевство Тютюрлистан, потихоньку уходил из дому и за старой оградой нашего сада, густо увитой диким виноградом, сдавалось, вот-вот обрету счастливый край, да не тут-то было: оказывается, свернул не туда и блуждаю в незнакомых местах, а разбитая полевая дорога выводит на мусорную свалку, к глиняным вымоинам, подернутым густой ряской. Я несолоно хлебавши возвращался домой и не слишком вразумительно толковал жене насчет того, куда меня носило и где так долго прошлялся в сумерках. Она не разделяла моего беспокойства за судьбу Тютюрлистана и Блаблации, а меня одолевали дурные предчувствия: неладно у вас, мои добрые друзья в масках зверей и птиц… Где ты, кот Мышебрат? Что с тобой, придворная дама, элегантная лисица Хитраска? В какую передрягу попал ты, храбрый петух Эпикур — маленький неустрашимый воин, весь в своего погибшего отца?
Не раз слышалось мне: зовут на помощь; помнят мою клятву верности и знают — сдержу слово, в нужную минуту явлюсь, спасу и водворю порядок.
Явственно видел я их в беспокойных снах — совсем рядом, а когда, пробудясь, зажигал лампу, они исчезали, словно тени, сливались с темнотой. А я прижимал руку к тревожно стучащему сердцу. Прислушивался. Часы тикали сонно, за окном стрекотали цикады.
И только наш песик Мумик, постукивая когтями по паркету, подбегал ко мне, укладывал свою лохматую голову ко мне на руки, посапывал, будто заверяя: я на страже, спи спокойно, никого здесь не было…
Я поднялся из-за машинки, потянулся, глубоко вдохнул воздух: сад благоухал увядающими листьями, сухим укропом и замшевой айвой. А вместе с дымом от костра потянуло заманчивым ароматом варенья, тяжко булькавшего в огромной, словно таз, медной кастрюле. Жена уже кончала возню с римским вареньем… У меня потекли слюнки, и неодолимо потянуло сбежать от письменного стола. На сегодня хватит, к черту писанину…
В саду по дорожкам с визгом носилась Кася, самозабвенно лаял Мумик, наш керриблютерьер. Верно, вы знаете, как выглядит керри? Среднего роста, шерсть темно-серая, длинная. Этих собак стригут. Морда косматая с козлиной бородкой, уши — бархатные, спина гладкая, сзади торчком прямой хвостик, а на лапах бахрома, как на штанах аргентинского ковбоя. Керри очень общительны, прекрасно берут след, — поверьте, видят носом, ведь коричневые глаза у них совсем закрыты длинными лохмами.
Веселый Касин визг, нежное потявкивание Мумика, нашедшего ее в кустах черной смородины — они по обыкновению играли в прятки, — совсем раздразнили меня. Я выглянул в окно. В дыму тлеющего костра Мария сосредоточенно орудовала огромной мешалкой, вылавливала то дольки очищенных яблок, то жесткие грушки и спелые сливы, чтоб проверить, не разварились ли, не пригорело ли варенье. Как заманчиво эти ароматы щекотали обоняние! Признаюсь: я не только лентяй, но и лакомка, а потому частенько сбиваюсь с пути праведного.
Жена круговыми движениями, как бы творя тайный обряд, сыплет изюм, трусит ваниль. Вы небось думаете, что она варит обычное варенье? Ошибаетесь. Это настоящее римское варенье по старинному рецепту моей бабки Анджелы Кристиани.
Такое варенье отличается двумя отменными качествами: в нем мало сахару и застывает оно в желе. В зависимости от ингредиентов все банки получаются совершенно разными на вкус, а потому появление каждой новой банки зимой на столе всегда неожиданность и приветствуется прямо-таки индейским кличем. Самое же приятное — римское варенье лучше долго не хранить, и посему, не дожидаясь зимы, сразу на следующий день мы приступаем к торжественному опробованию. В желе чудесным образом, не смешиваясь, сохраняют свой аромат зернистые грушки, яблоки с кислинкой и горьковатая сливовая кожурка — роскошь, чудо, мням-мням!
Даже такие привереды-сластены, как мои приятельницы Анна Ковальская и Мария Домбровская[2] (а они считались высшим авторитетом по части стола — но не кухни), когда моя жена скромничала, из-за множества, мол, работы не уверена, удалось ли варенье, с полной серьезностью требовали по целой банке на дегустацию. При очередной встрече они расхваливали варенье, намекали, не прочь, дескать, получить еще, но — увы! — к нашей с Касей радости, было уже поздно: мы сами успевали расправиться с римским вареньем, спасая его от брожения и плесени. Я и Каська обменивались понимающим, самым что ни на есть семейным взглядом.
Кроны старых яблонь золотом листвы словно освещали дымные сумерки, опавшие листья густой чешуей прикрывали умершие травы. Жена, точь-в-точь жрица, преклонила колени у костра, обложенного камнями, и то мелко ломала ветки, чтобы поддержать пламя, то подбрасывала пригоршню сырых листьев, чтобы унять слишком жаркий огонь. Дым окутывал ее мягкими складками, струился прозрачной вуалью к открытому окну. А какой усладой дышало булькающее варенье, как плясали отблески пламени в меди огромного таза! Невыносимо хотелось зачерпнуть ложкой этого волшебного варева и лизнуть… Я уже ощущал сочную мякоть яблок, комочек сливовой кожицы, налитую изюминку, жгучей сладостью таявшую на языке. А то попадется ароматная крупинка ванили, напоминая о близком празднике, о рождестве, искристом — глазам больно — снеге…
Я бегом протопотал по лестнице — шаги мои отдались громким эхом, — выбежал в сад навстречу радостным Каськиным крикам, с лаем во весь опор примчался Мумик, обогнав дочку, и в исступлении, высоко подпрыгнув, лизнул меня в щеку теплым языком.
— Папочка! Поиграй с нами! — повисла на мне Кася. — Мама вечно занята… А я все одна да одна, только уроки да Мумик…
— Вовсе, значит, и не одна, — обиженно тявкнул Мумик и потянул меня за штанину: ну же, прячься, а я тебя найду и победным лаем оповещу: «Кася, ты все еще не нашла его? Да вот же он, в спарже…»
— Сначала поможем маме.
Я взял дочку за руку, Мумика прихватил пальцем за ошейник, и втроем мы направились к угасающему в камнях костру — время от времени язычки пламени все еще взвивались и золотили таз с вареньем. Чем ближе мы подходили, тем вкуснее пахло.
— Марыня! — начал я торжественно. — Мы пришли принять на комиссию и оценить плоды трудов твоих, не напрасны ли… Давай сюда мешалку!
Жена покорно и неуверенно отдала мне ложку. Я зачерпнул лениво булькающее, уже загустевшее варенье. Горячее. Пришлось долго дуть, даже лизнуть страшно. Зато наслаждался ароматом, медвежьим урчанием выражая удовольствие.
— Папа, а мне! Давай мешалку, я умею дуть самым холоднющим холодом.
Мумик стоял на задних лапах и просил молча — прекрасно знал, его не обойдут: если уж комиссия, значит, и ему положено. И, к неописуемому ужасу Марии, я дал псу облизнуть черпак, только вот досталось бедняге совсем мало. Пес опустился на четыре лапы, кончик поднятого хвоста подрагивал от наслаждения.
— Знаешь, — начал я раздумчиво, — пожалуй, не хватает…
— Чего не хватает? Может, сахару маловато?
Жена с беспокойством смотрела на нас в ожидании приговора.
— Да одной ложки маловато, ничего не распробуешь… Мне бы хоть розетку. Плесни уж нам как следует. Чуть-чуть остынет, и мы честно объявим та-а-кое, что тебе и в страшном сне не приснится…
— И правда, мамочка, — поддержала меня дочь, — надо бы побольше…
— А ну, брысь отсюда! Никакого толку от вас! Еще и псу ложку дают лизать! Мумичек один у меня не врет. Виляет умильно хвостом — значит, вкусно. Да и вам понравилось… Только вы обманщики и сладкоежки!
И она простерла руки над струйкой дыма, словно творила заклинания.
— Мама, кипит! — взвизгнула Каська.
Мария бросилась спасать варенье, мармеладный поток скворчал, стекая на уголья. Подсыпала на огонь золы, приглушила пламя. Я воспользовался случаем и стащил со скамейки щербатую чашечку с пенками, густыми, ароматными и сладкими. Укрывшись в кустах черной смородины, мы, присев на корточки, слопали все, извлекая остатки пальцами, а чашку дали облизать Мумику. Жена издали ворчала:
2
Анна Ковальская (1903–1969) и Мария Домбровская (1889–1965) — известные польские писательницы. — Здесь и далее примечания переводчиков.