Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 21



 Мы выпили с соседом по чайному стакану под стук колёс медленно набиравшего ход поезда.

 Н-да, вот так вот, в первый раз в жизни я ехал в поезде, влекомом настоящим паровозом, – с ума сойти! В Москву. Только весь вопрос – к кому?

 Темнело. Сосед замолчал, мрачно и грустно всматриваясь в противоположный берег.

 – Пора сматывать удочки, – сказал наконец он и, поднявшись, кивнул: – До встречи!

 После чего, не глядя друг на друга, мы собрали снасти. Я долго провозился с последней закидушкой, снимая с неё малявку-бычка, умудрившегося втихаря заглотать крючок до самого хвоста, и когда наконец, покончив с этим отвратительным занятием, обернулся, мой странный сосед по рыбалке уже растворился в темноте.

 Придя домой и ужиная в привычном одиночестве, я, понятно, долго размышлял об этом чудаке. Странно: он мне не показался сумасшедшим – психи навязчивы, а Владимир Сергеевич – на редкость тактичен, хотя и с напором, но это – специфика работы банкира, по службе вынужденного вести зачастую тяжёлые переговоры.

 В общем, закончив вечер бутылкой пива "Охота", я понял одно: этот человек почему-то очень хочет, чтобы его выслушали. А поскольку он, действительно, кусаться на меня не кидается и рассказ его – псих он или не псих – весьма интересен, то почему бы и не послушать? "Не веришь – прими за сказку".

 С этими мыслями я и уснул.

ВЕЧЕР ВТОРОЙ

 Когда, переждав дневной зной, я к шести часам вечера пришёл на своё место, Владимир Сергеевич меня уже ждал, расставив четыре свои полудонки. Я понял: он проверяет, подойду я к нему или испугаюсь. Но я для себя всё уже решил и спокойно пристроил свои снасти слева от его.

 Банкир спокойно дождался завершения всех ритуально-магических действий рыбака-донщика и, улыбнувшись, пересел поближе ко мне.

 – Клевать сегодня, скорее всего, как и вчера, не будет, так, может, послушаете продолжение моей сказки?

 – А почему нет? – Я тоже улыбнулся. – С удовольствием.

 Улыбка моя не была ни презрительной, ни снисходительной, и Владимир Сергеевич, видимо, оценил это и, кивнув одними веками, продолжил.

 – Итак, восстановив силы тяжёлым провальным сном без сновидений, я вышел на площадь перед Ярославским вокзалом. Как же не похожа она была на ту, что я оставил сорок часов назад! Ларёк с мороженым, ларёк "Союзпечати". Всё!

 Прохожие, не один так другой, бросали косые взгляды на мою явно не советскую кожанку. Да, среди драповых пальто, плащей и телогреек я явно выделялся, а простая проверка документов бдительным милиционером кончилась бы для меня в лучшем случае дурдомом. Я, конечно, слышал всякое про то, что при КГБ был какой-то отдел по работе с экстрасенсами, типа помогавшими следствию в розысках преступников, в политических прогнозах и всё такое, но начал он свою работу после участившихся инцидентов с НЛО. А в марте 1957 года, когда ещё и спутник-то не запустили… Короче, первым делом надо было избавиться от документов, российских денег и всего с иностранными наклейками.

 Странная у меня мелькнула мысль: а может, они мне ещё пригодятся? Почему-то рвать их на части и выбрасывать в урну не хотелось, хотелось спрятать. И подстраховка, думал, на всякий пожарный: ну, прицепятся ко мне, повяжут – тогда пропадай всё! Отвезу чекистов к тайнику, а там пускай пытают, как подопытного кролика, профессоров и академиков подключают: плевать, двум смертям не бывать. Хусим!

 Ага, я тогда ещё надеялся вернуться обратно.

 Тут мне страшно захотелось пройтись тем же маршрутом, каким я прошёл позавчера вечером: от метро до входа на вокзал. Вот здесь я вышел из метро, здесь повстречался с бомжом, здесь вошёл в здание вокзала… К пустоте в голове внезапно добавилось какое-то давящее безумие, казалось, нереальность ситуации мнёт своими беспощадными руками мозги, как тесто. Мне стало плохо, и я быстро дошёл до своеобразного скверика возле платформы "Каланчёвская", где, давясь и обжигаясь, вылил в рот остатки водки.



 Полегчало, знаете; недаром ведь умные люди говорят: без водки мы бы все давно сдохли. Истинная правда!

 Однако надо было действовать дальше: долго на мёрзлом пеньке под пронизывающим мартовским ветром не просидишь. Итак, что было первое? Прятать документы! Где? Земля ещё мёрзлая, в неё не закопаешь. И тут тупой туман в мозгах – хорошо, что не зелёный! – прояснило: да поехать на окраину Москвы да спрятать всё на какой-нибудь заброшенной стройке. А дальше посмотрим.

 На площадь трёх вокзалов возвращаться не хотелось, и я, вовремя заметив приближающуюся с Курского электричку, успел в неё сесть (через "Каланчёвскую", если вы не знаете, электрички и ходили и ходят с Курского вокзала до Рижского, Савёловского и Белорусского).

 Поехали. Я, понятно, во все глаза всматривался в панораму города, который таким видел впервые: ни тебе высоток из стекла и бетона, ни тебе пластиковых ларьков, утыкавших нынче все станции, даже Останкинской башни тогда, между прочим, ещё не было, – другой город!

 В общем, пока я озирался, Москва в районе Филей как-то быстро кончилась, и я вышел Кунцево. Сегодняшний почти что центр города был тогда застроен ветхими деревянными домиками, даже не верилось, что пройдёт пятнадцать-двадцать лет – и всё это будет залито асфальтом и бетоном. Поблуждав по глухим деревенским переулкам, я наконец набрёл на какие-то краснокирпичные развалины, припорошенные снегом, и, найдя в них уголок посуше, начал складывать в выемку в стене свои опасные вещи. Так, сначала деньги, все бумаги, визитки, бирки с датами… Но бумаги надо было как-то упаковать, хотя бы в целлофановый пакет. Тут и попалась мне на глаза пластиковая сумка, купленная вчера у бомжа. Отлично, думаю, полиэтилен; сгодится! И вытряхнул я на грязный битый кирпич содержимое пакета.

 Владимир Сергеевич тяжело вздохнул:

 – Это было второе потрясение за последние сутки, а в моём новом мире – первое. Короче, на снег высыпались вырванные из какой-то крупноформатной книги страницы и зелёная книжица. Я посмотрел: большие страницы – таблицы всех чемпионатов СССР по хоккею, а в книжке – по футболу. Вот так.

 В общем, это было второе схождение с ума: бомж знал, что поможет мне выжить сорок лет назад. И тут же вспыхнула, осветив мои страдающие пустотой мозги, фраза про долгую командировку. Бомж всё знал!

 Владимир Сергеевич знакомым грустным взглядом впился в противоположный берег. После долгого перекура продолжил.

 – Дальше всё просто: пошёл обратно, ближе к цивилизации, пообедал в столовке и, побродив по закоулкам, в конце концов нашёл то, что искал – котельную с истопником-алкоголиком. Тогда времена были попроще – ни охраны, ни КПП, ни видеонаблюдений. В общем, знание людей и проницательность опять мне помогли: я сходу вычислил, что этот алкаш – бывший. Попросил разрешения посидеть погреться.

 – Садись, коль замёрз, – хрипловато произнёс поддатый котельщик – высокий сутулый старик с седой лысеющей головой и изборождёнными морщинами лицом. – Чифирнёшь?

 Я улыбнулся:

 – Если только по-колымски.

 – Ты там сидел? – иронично хмыкнул котельщик. – Не похоже.

 – Где сидел, там уж нету, – ответил я и выставил на замызганный деревянный столик бутылку с остатками коньяка. – Может, Иосифа Виссарионовича помянём?

 – Четыре года без Хозяина, – кивнул котельщик. – Наливай.

 Мы выпили не чокаясь. Разговорились. Котельщика звали Гена-Ворон. В прошлом он был классическим форточником, но, отсидев четыре срока, в том числе всю Великую Отечественную, под старость лет наконец ушёл в завязку. Кличку Ворон получил за когда-то иссиня-чёрные патлы, уже наполовину вылезшие и поседевшие, и за способность "залетать" в любую, даже самую маленькую форточку. Повезло: устроился котельщиком возле самой Москвы, ведь, поскольку он не был в законе, работа ему была не в падло.

 Пока мы разговаривали, Ворон сварил чифир и, завернув стеклянную банку из-под огурцов в вафельное полотенце, поставил её париться под грязную подушку. Всё по правилам! Потом мы разлили остатки коньяка.