Страница 19 из 21
– Вчера ты был на двадцать лет моложе, – сказала наконец Галя.
– А ты такая же красивая, как вчера, – как и положено, соврал я. Соврал, наверное, неубедительно, потому что Галя ласково улыбнулась, просчитав меня как лоха.
– Нет, Володя, я постарела на двадцать лет, и ты, кстати, со вчерашнего дня – тоже. Выходит, мы друг для друга постарели одновременно. – И тут Галя наконец-то улыбнулась настоящей, своей улыбкой: – Наконец-то я тебя дождалась. – И, упав мне на грудь, разрыдалась.
Конечно, Галя изменилась: сорок пять лет – не шутка. Что ж, теперь мне придётся на деле доказывать, что главное для меня – она сама, независимо от времени. Кто мог подумать, что мои слова о том, что время – не препятствие для любви, придётся подтверждать так буквально?
– Рассказывай, – как только Галя чуть-чуть пришла в себя, попросил я. – Мне-то что тебе говорить: ты послала меня за хлебом в магазин три часа назад, а вот что у тебя?
Галя вытерла слёзы, улыбнулась и начала свой рассказ.
Была уже половина первого ночи, я страшно устал, но, борясь со сном, всё слушал, и слушал, и слушал… А Галя всё говорила, говорила и говорила…
Благодаря моим рассказам о будущем, которые она буквально впитывала, Галя отлично ориентировалась в бурных 80-х и 90-х. Закончила Иняз, поступила переводчицей в издательский центр, где сделала успешную карьеру (ну, об этом я уже слышал от Бориса Витальевича). И правда, знание двух языков – это сила.
Люба закончила школу в 1991 году, сходу поступила на учётно-экономический факультет, который закончила год назад. Сейчас работала бухгалтером в солидной фирме. Замуж пока не вышла.
Тут Галя, спохватившись, выхватила из сумочки пакет с фотографиями:
– Смотри! Вот Люба. Вот в детском саду, вот идёт в первый класс, приём в пионеры, последний звонок, выпускной. Вот она в институте. Красивая, правда? Дома ещё видео есть…
Рассматривая фотографии моей родной дочери, ещё вчера оставленной трёхлетней, а сегодня – взрослой женщины, заново обретая её новую, я не заметил, как уснул.
Уставший за вчерашний день до судорог, организм требовал своего, и проснулся я только поздно утром. Галя хозяйничала на кухне, откуда доносился чудесный аромат. Двадцать лет она не готовила мне завтрак! И двадцать лет мы…
Когда я, подкравшись сзади, обнял Галю, она смущённо прошептала:
– Я, наверное, стала некрасивая. Не то, что твоя позавчерашняя блондинка.
Блин, позавчерашней блондинкой была Светка – моя последняя в этом мире девушка. Смешно, конечно, но я аж покраснел. Вот блин, не надо забывать, что Галя знает обо мне всё, ну, или почти всё.
– Какая блондинка? – включив тупого, спросил я. – Блондинка была двадцать лет назад, я уже и не помню, как её зовут. А ты что, вчера была красивая, а сегодня нет? Так не бывает.
В общем, час спустя завтрак пришлось разогревать заново.
Спешить нам было некуда (ожидая моего возвращения, Галя взяла эту неделю за свой счёт), и когда она наконец выговорилась, мы уехали на её "мерине" в нашу старую добрую квартиру, куда вечером, после работы, пришла и Люба. Я не знаю, для кого потрясение было большим, наверное, всё-таки для неё: до этого она видела меня только со стороны, двадцатипятилетним, а тут вдруг увидела таким, каким я был, когда от неё пропал. Н-да, парадоксальная штука – Время!
Вообще, я всегда, с самого рождения, со странным чувством смотрел на собственную дочь, рождённую родителями из разных времён, и спрашивал себя: интересно, наследства какого из миров в ней больше? И надеялся, что хотя бы для неё время, чуждое обоим родителям, станет родным.
Интересно, что Галя, несмотря на весь свой незаурядный интеллект, подобными вопросами не задавалась: для неё дочь была просто дочерью, которую нужно любить. Причём тут время?
Короче, все выходные мы смотрели видео (помните старый добрый VHS?), комментировали фотографии и бутылка за бутылкой открывали шампанское. К счастью, народ был подготовленный, и неизбежный в такой странной ситуации барьер в общении рухнул быстро и навсегда: мы ещё долго потом, все трое, упивались семейными вечерами, за которыми всё смотрели и смотрели видео взрослеющей Любы с её собственными комментариями
Что потом? Потом были напряжённые и счастливые дни и недели.
Борис Витальевич вернул мне изъятые в 1965 году документы. Единственное, чего я лишился, – мобильник, растащенный техническим отделом на атомы. Ну и хрен с ним! Можно сказать, я легко отделался от Времени: всего-то мобильник. А что касается двадцати лет в прошлом, то у меня были все основания не считать их потерянными, наоборот, потерянными я считал именно те годы, которые не терял, а проскочил без Гали и Любы. Эх, Галочка и Любочка, вам досталось не в пример больше!
Ну, ладно. В общем, мне удалось ловко уволиться с работы, несказанно удивив тем самым сослуживцев, которые в последнее время то и дело перетирали в курилке моё грядущее повышение. Мне даже не пришлось объяснять причину своего внезапного старения: просто заклеил лицо пластырем, перевязал бинтами и, объяснив: "Избили в Питере на вокзале", быстро забрал все документы.
Я, конечно, немедленно переехал в квартиру на Большой Филёвской, известив хозяев по телефону, что с первого апреля их квартира будет свободной. Одним словом, я просто бежал от прошлого настоящего в настоящее настоящее, которое для меня отождествлялось только с Галей и Любой. Бежал без оглядки, хотя, как выяснилось позже, оглядывать ой как пришлось: в прошлом настоящем я был не один. Но об этом после.
В общем, когда мы втроём наконец обрели друга в новом качестве, притёрлись, пора было и заняться делом. Я устроился работать на привычную должность банкира – недалеко, на "Киевской". Как раз в этом году мне надо было менять фотографию на паспорте – поменял с помощью Бориса Витальевича без проблем. В общем, всё срослось, и я продолжал жить со своими старыми паспортными данными.
Сложнее было с родственникам: младшей сестрой, дядями, тётями и самыми беспощадными в своей любви людьми – родителями. Это и есть то главное, что вызвало наибольшие проблемы в моём возвращении в своё время. Мы с Борисом Витальевичем голову сломали, как объяснить им моё преждевременное, мгновенное старение. Рассказать, что у меня такая редкая болезнь преждевременного старения – значит, напугать до полусмерти. Рассказать правду – не поверят. В конце концов решились на второе: деваться было некуда. После ряда тяжёлых разговоров с привлечением Бориса Витальевича и специалистов по аномальным явлениям родители со скрипом что-то приняли. Понятно, что у них уже есть взрослая внучка, которая старше их младшей дочери, я не сказал, оставил на потом. Но и того, что они узнали, было более чем достаточно: сказать, что это был шок – значит, ничего не сказать. Шутка ли – я стал всего лишь на два года моложе собственной мамы. В общем, обратно в своё время приходилось буквально втискиваться, травмируя при этом самых близких и родных людей. Н-да, прогулялся вечерком по Питеру!
Лишь через несколько тяжёлых лет вздохов, полуфраз и недомолвок родители кое-как привыкли к своему внезапно повзрослевшему сыну, но принять взрослую внучку душевных сил у них просто не было, и родители поступили с этой проблемой так, как люди обычно поступают с проблемами, которые не могут решить, – не думали о ней.
Ладно, тяжело всё это. А наша с Галей новая счастливая жизнь продолжалась. Люба в 98-м вышла замуж; вроде удачно, родила пацана. Мы же с Галей старались не терять форму и, кроме дачи в Подмосковье, раз в году, состыковав отпуска, выбирались по старой памяти в какую-нибудь деревню. Как мало их осталось, жилых деревень!
Потом начались потери. В 2004 году умер наш ангел-хранитель Борис Витальевич. Возможно, ангелом он и не был, но хранителем – точно. А в сентябре 2007 от меня ушла Галя: быстро и легко, как растворилась в зелёном тумане.
У меня странное ощущение: словно бы она не умерла, а перешла в другое время, где терпеливо, как уже делала это двадцать лет, ждёт меня. Да, но на этот раз мы в почти равных условиях: и я жду встречи с ней тоже. Так что держит меня здесь, в этом времени, которого я и моложе и старше на двадцать лет? Только странная необходимость жить. Не ради дочки, не ради внука, а только потому, что так надо. Кому надо? Странная штука – жизнь: то с кем-то впервые встречаешься, то с кем-то навсегда расстаёшься. А может, и встречаешься не впервые, и расстаёшься – не навсегда.