Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 59 из 79

— Всего на свете не предусмотришь, — осторожно сказал Глеб, лихорадочно пытаясь сообразить, чем вызвано это откровение. «Так вот оно что! — думал он. — Значит, аппарат спутниковой связи, который я видел в ангаре, там же, в ангаре, и остался. А я, как последний идиот, всю дорогу гадаю, по какой такой причине наша Евгения Игоревна не хочет звать на помощь. Додумался черт знает до чего, а все, оказывается, просто, как железный лом! Телефона у нее нет и не было, я сам в этом убедился сегодня ночью… Однако почему она об этом заговорила? Она что, мысли мои читает?»

Горобец молчала. Глеб вернулся к разделыванию тушки. Евгения Игоревна сидела на камне, широко, по-мужски, расставив ноги в линялых армейских брюках с накладными карманами и грубых, поцарапанных солдатских ботинках на высокой рубчатой подошве, и курила скупыми, экономными затяжками, держа сигарету по-солдатски, огоньком в ладонь. Выгоревшая на солнце бейсбольная шапочка с надетыми поверх козырька солнцезащитными очками и тяжелая поцарапанная кобура, оттягивавшая ремень, придавали ей чрезвычайно воинственный вид, очень не вязавшийся с грустным, потерянным выражением заметно осунувшегося лица. Над зазубренной линией леса на том берегу ручья поднялось солнце, туман начал таять буквально на глазах. Лежавший возле потухшего костра Тянитолкай не шевелился, но даже отсюда было слышно, как он похрапывает. В кронах деревьев начали пробовать голоса птицы; в ручье, на самой быстрине, громко плеснула какая-то рыба.

Глеб закончил потрошить зайца, сполоснул в ручье руки и встал, с удовольствием распрямив затекшую спину. Втолкнув в ножны узкий сточенный клинок, он подобрал свою охотничью добычу и не спеша двинулся к костру — нужно было зажарить мясо.

— Я сейчас, — сказала ему в спину Горобец, — только докурю.

Глеб кивнул, не оборачиваясь. В следующее мгновение где-то стукнул потревоженный камень, и сразу же, безо всякого перехода, утреннюю тишину разорвали выстрелы.

Глебу доводилось стрелять из парабеллума, и он сразу узнал звук — отрывистый, глуховатый и раскатистый. Горобец выстрелила четыре раза подряд, прежде чем Глеб бросил злосчастных зайцев, выхватил пистолет и присоединился к ней, тщетно пытаясь отыскать глазами мишень.

Потом на противоположном берегу ручья что-то шевельнулось, и Евгения Игоревна немедленно дважды спустила курок. Стреляла она отвратительно: Глеб видел, как пули одна за другой ударились в камни очень далеко от цели. Одна пуля влепилась в булыжник справа, другая — слева, и ни одна из них не легла ближе чем на метр от мишени.

Грязно-бурая, неопределенных очертаний кучка не то какого-то меха, не то тряпок на том берегу опять шевельнулась; Горобец спустила курок, и каменные брызги разлетелись во все стороны в каких-нибудь десяти сантиметрах от цели.

— Не стреляйте! — донеслось оттуда. — Ради бога, не стреляйте! Евгения Игоревна!!!

Горобец выстрелила, и человек, который, опираясь на левую руку, махал у себя над головой какой-то грязной тряпкой, поспешно распластался на камнях. Глеб заметил, что последний выстрел был на диво удачным, почти в яблочко — пуля вырвала тряпку из руки человека на том берегу, отшвырнула ее в сторону, и теперь стало видно, что это не тряпка, а шапка, что-то вроде армейского кепи. «Пристреливается помаленьку, — подумал Глеб. — Еще немного, и будет свеженький покойник. А ведь он, кажется, назвал ее по имени… Неужели это кто-то из первой экспедиции? Вот удача!»

Евгения Игоревна тем временем переменила позу, взяла пистолет обеими руками, как героиня вестерна, пошире расставила ноги, упираясь подошвами в неровный каменистый берег, старательно прищурила левый глаз и затаила дыхание. Глеб понял, что настало время вмешаться: в обойме у Горобец остался всего один, последний патрон, но она уже оправилась от испуга и, кажется, больше не собиралась мазать. Сиверов ударил ее по рукам снизу в тот самый миг, когда она спустила курок; парабеллум сердито гавкнул, пуля ушла в бледное утреннее небо, а Горобец очень чувствительно съездила Глеба локтем по зубам. В глазах у него потемнело от боли, но он схватил Евгению Игоревну за руки и не отпускал. Это оказалось трудно. Глеб уже не впервые отметил про себя, что Горобец как-то уж очень сильна и увертлива. Ему пришлось обхватить ее поперек туловища, прижав руки с пистолетом к телу, и сдавить изо всех сил, но она продолжала яростно извиваться в его объятиях. Бейсболка с нее свалилась, волосы растрепались, темной волной накрыв перекошенное от усилий лицо, и сквозь эту завесу жутковато поблескивали стиснутые, оскаленные зубы.

— Тише, Женя, тише, — пыхтя, уговаривал Глеб. — Тише, уже все! Это же кто-то из ваших, он тебя знает. Ты что, не слышишь?

— Евгения Игоревна! Женя! — неслось с того берега. — Умоляю, не стреляйте! Это я, Возчиков! Не стреляйте, у меня нет оружия!





Горобец обмякла, уронила голову ему на плечо и длинно, прерывисто вздохнула. Глеб с трудом перевел дыхание и мягко отобрал у нее пистолет.

— Уже все, — повторил он.

Громко топая незашнурованными ботинками, прибежал встрепанный со сна Тянитолкай с карабином наперевес. Морда у него была мятая, глаза красные, выражение лица зверское — надо полагать, с перепугу. Он открыл рот, но ничего не сказал, потому что увидел фигуру, которая медленно поднялась и встала во весь рост на том берегу. Глеб понял, что вести переговоры придется ему.

— Кто вы такой? — требовательно крикнул он.

— Я Возчиков, Олег Иванович Возчиков! — прокричал человек на том берегу. Он был космат, до самых глаз зарос спутанной грязной бородой и одет в какие-то невообразимые лохмотья, сквозь которые местами проглядывало голое грязное тело. — Я доктор биологических наук! — крикнул он, как будто это могло служить здесь, в тайге, лучшей рекомендацией.

— Точно, Возчиков, — неуверенно произнес Тянитолкай и начал медленно поднимать карабин. — Сейчас я его, гада…

— Не сметь! — тихо, но очень твердо сказал Глеб. — Вы что, оба с цепи сорвались? Вы же пришли сюда искать выживших! Вот он, выживший, а вы его хотите без разговоров пустить в расход.

— Вопрос, КАК он выжил, — продолжая держать карабин наготове, с болезненной гримасой сказал Тянитолкай. — Помнишь, о чем проводник предупреждал?

Глеб помнил. Голос покойного Ивана Пономарева до сих пор звучал у него в ушах, как живой. «Заговоришь с ним — не жилец ты… Поглядишь в глаза — считай, пропал… А бить его в голову надо, чтобы уползти не смог. Именно, что без разговоров…» Сиверов и не подозревал, что эти бредни так глубоко запали ему в душу. Он знал, что это бредни, знал, что, кем бы ни оказался на поверку человек с того берега, его необходимо подробнейшим образом расспросить, но при этом руки у него так и чесались вскинуть пистолет и выстрелить, пока этот Возчиков торчит на том берегу во весь рост, будто нарочно подставляясь под пулю.

— Это Возчиков, — чуть слышно проговорила Евгения Игоревна в плечо Глебу. Дыхание у нее было горячее, оно почти обжигало кожу даже сквозь рубашку. Глеб почувствовал, как она мелко дрожит всем телом, и крепче прижал ее к себе левой рукой, держа в правой пистолет. — Это Возчиков, — повторила она, — это точно он… Боже, как страшно! Его нельзя убивать, и подпускать его ближе тоже нельзя, потому что… страшно. Что делать, что делать?

Толку от нее не было никакого. Глеб осторожно, как больную, усадил ее на камень, и она скорчилась там, уперев локти в колени и глубоко запустив пальцы в распущенные, спутавшиеся волосы. Человек на том берегу — Возчиков, доктор наук, — терпеливо ждал, неподвижно стоя с широко разведенными в стороны руками. Легкий утренний ветерок трепал его лохмотья и путался в неопрятной бороде. Глебу очень некстати пришло в голову, что этот доктор наук сейчас больше всего похож на Деда Мороза, вышедшего из годичного запоя.

— Подойдите! — крикнул Глеб через ручей и услышал, как Горобец тихонько застонала. Даже, пожалуй, не застонала, а заскулила, как комнатная собачка, учуявшая прямо за дверью матерого волка. Тянитолкай поднял ствол карабина еще на сантиметр, и Глеб бросил в его сторону предостерегающий взгляд. Тянитолкай посмотрел на него с угрюмым вызовом, но промолчал: после сцены на болоте он не рисковал связываться с Глебом и больше не отваживался назвать его дураком — понимал, очевидно, что, лишившись защиты Сиверова, не протянет и суток. — Медленно! — закричал Глеб, увидев, как Возчиков, вздымая тучи брызг, бросился через ручей бегом. — Еще медленнее… Вот так. Стоять! Поднимите руки и медленно повернитесь кругом. Возчиков безропотно выполнил все его требования,