Свидетели

Целую неделю продолжаются пиры и торжества, а затем Жанна отправляется осаждать Париж. Но я обращаю внимание на то, что за ней следуют только ее ближайшие соратники со своими солдатами — герцог Алансон и некоторые другие, преданные ей. И я узнаю, что она уже не является главнокоманду­ющим и королевские войска уже не подчинены ей.

Об этом следует поразмыслить.

Вскоре король тоже собрался покинуть Компьен, и перед отъездом Ла-Тремуй вызывает меня к себе и говорит:

— Мой милый Флави, о вас отзываются, как о многообещающем молодом капитане. Хвалят вашу смелость и прозорливость.

Я кланяюсь и благодарю. Ла-Тремуй продолжает:

— Король по своей милости отдал мне Компьен, чтобы я управлял им. Но за множеством дел и забот я не могу постоянно пребывать в одном городе. Я на­значаю вас своим заместителем.

Я кланяюсь и говорю:

— Надеюсь оправдать оказанное мне доверие.

— Я тоже надеюсь,— говорит он.

Потом он молчит, жует губами и вдруг говорит:

— Какое у вас странное лицо. Неподвижное. Не­возможно прочесть ваши мысли. Как будто вы идете по жизни с вечно опущенным забралом.

— Я ваш покорный слуга,— отвечаю я.— У меня одна мысль, как лучше угодить вам.

Он говорит:

— Oт вашего поведения зависит ваша будущ­ность,— и отпускает меня.

Вскоре затем король со всем своим двором уезжа­ет, и я остаюсь господином Компьена.

О прекрасный, знаменитый город! На севере он важнейшая крепость, ключ к обладанию страной, бо­лее важный чем Орлеан на юге. Хотя их укрепления построены по одному плану и приблизительно одних размеров, но Компьен важней, потому что через него, по его мосту на Оазе, идет дорога к северным владениям англичан и теперь этот путь перерезан. Для англичан эта потеря более чувствительна, чем если бы они проиграли все сражения целого го­да. Безусловно, они попытаются всеми средствами вновь овладеть им. Но я его не отдам. О нет!

Через несколько дней я получаю приказ Ла-Тремуйя сдать город бургундскому герцогу.

О нет, не так быстро!

Я не мальчишка, чтобы дали мне на недолгий срок поиграть в коменданты Компьена, а потом от­няли бы игрушку и я бы послушно отдал ее. Хитрец Ла-Тремуй ведет тонкие счёты с бургиньонами, но теперь это не мои счёты и не моя выгода. И теперь доверие компьенцев мне важней, чем ваше доверие, мой сиятельный господин и благодетель, одной ру­кой дающий, а другой отнимающий обратно. От моих действий зависит моя будущность? Так будем же действовать осмотрительно.

Я приглашаю городских советников и других бо­гатых и влиятельных горожан и сообщаю им о полу­ченном приказе. Я видел, как они встречали Жанну, и предчувствую бурю. И, согласно моим ожиданиям, они гневными криками выражают свое возмущение.

— Мы верные подданные короля Карла и реши­лись лучше погибнуть все, и с женами и с детьми, чем сдаться бургиньонам.

И теперь, когда я уверен, что компьенцы поддер­жат меня, я отвечаю Тремуйю, что исполнить его приказ не в моей власти.

Проходит еще немного времени, и я получаю письмо от самого Филиппа Бургундского. Он предла­гает мне большую сумму денег и богатую наследни­цу в жены, если я сдам ему город.

Я отвечаю отказом.

Теперь, когда они испробовали прямой приказ и подкуп, им остается только осадить город и взять его силой. Вот этого я и хочу.

Защита такой крепости даст мне славу и власть большую, чем у самых доблестных капитанов. Я сплю и вижу эту осаду. Эта осада — моя будущ­ность. Пусть, защищая город, я увижу, как мой лю­бимый брат падет, размозженный ядром, рядом со мной на городской стене! Пусть!.. Но пока Компьен в моих руках, самому королю вместе с Ла-Тремуйем придется считаться со мной.

Итак, будем ждать осады и подготовимся к ней. Ла-Тремуй заключил с бургиньонами перемирие сроком до пасхи. За эту зиму Компьен станет непри­ступным.

Горожане с охотой и усердием помогают укреп­лять город. Даже женщины и дети принимают уча­стие в работах. Мы очищаем рвы и исправляем их. Хитрая система затворов наполняет их водой из Оазы. В тех местах, где стены ниже или слабей, и особенно у ворот Пьерфон, где уже не однажды го­род брали приступом, мы укрепляем стены. Мы отливаем пушки и кулеврины и заготовляем боевые припасы. С утра до ночи слышен стук молотов, оби­вающих круглые каменные ядра. Весь город в дыму, и саже, и мелкой известковой пыли.

Когда Жанна осаждала Париж, она увезла у нас маленькую пушку. Всё пригодится, всё идет в счет. Я посылаю двух людей за этой пушечкой. Они нахо­дят ее и привозят обратно.

В этих приготовлениях проходит зима.

Едва кончился срок перемирия, как бургундский герцог собирает свои войска и идет на Компьен. Осада начинается двадцатого мая. Двадцать третьего Жанна узнаёт это, и после ночного марша, утром двадцать четвертого числа, она является в Компьен.

Она совсем не нужна мне. Она совсем лишняя. Она захватит мою славу. И без нее я сумею защи­тить Компьен. Я живу только для этой защиты.

Жанна появляется, улыбающаяся, нарядная. Ни­каких следов усталости после ночного похода. Рана в бедро, нанесенная ей под Парижем, давно зажила.

Она поднимается со мной на городскую стену и осматривает поле будущих действий.

Компьен на левом берегу Оазы. По ту сторону реки тянется широкая равнина, и по ней проходит дорога на Север. На горизонте три колокольни: в Марньи, в Клероа в верховье Оазы, и в Венетте. Там англичане, а бургиньоны — в Марньи и Клероа.

Первая наша защита со стороны врага, редут во главе моста у начала дороги, идущей через равнину. Жанна договаривается со мной расположить лучни­ков на фронте и флангах редута, чтобы англичане не могли отрезать отступление. И также приготовить на реке лодки в достаточном количестве, чтобы мог­ли принять пехоту в случае возвратного движения.

Я иду отдать необходимые распоряжения. По до­роге я отзываю в сторону несколько солдат, которым я могу довериться, умных ребят, понимающих меня с полуслова. Я говорю им:

— Кто знает, что может случиться? Со стороны англичан возможна диверсия. Как бы они не напали с тыла, и тогда все наши предосторожности окажут­ся бесполезны для задних рядов. Как бы люди не разбежались...— и подмигиваю им.

— Это так,— говорят они и тоже подмигивают.— Все возможно. Могут испугаться и побежать.

— Как бы не побежали. Мало ли что,— повторяю я и ухожу.

Все приготовления закончены ко всеобщему удовлетворению. Я выполнил приказ Жанны, и ей, и тем, кто с ней, не в чем упрекнуть меня. Но я также подготовил исполнение желаний Ла-Тремуйя и архиепископа Реньо.

Какие отчаянные, безумно откровенные письма писал мне Реньо: «Было бы величайшим благодея­нием для страны избавить нас от этой авантюристки, угрожающей власти церкви и трона и привилегиям благородных капитанов...», «Следует все обдумать заранее и с величайшей тщательностью...», «Ее не­возможно прикончить ни в бою, ни в засаде. Ее бого­творят и не дадут ее тронуть...», «Англичане решат­ся взять ее, только если выдать ее им связанной по рукам и ногам,— так они боятся ее колдовства...», «Надо все приготовить...».

Что же, все приготовлено.

Пять часов вечера, солнце еще высоко. Жанна со своим войском выезжает в ворота Компьена, через мост и на дорогу в Марньи.

Я подымаюсь на стену. Отсюда мне видно всю равнину. Ни одно движение войск не может ускольз­нуть от моих глаз.

Проходив час. Жанна занимает Марньи врас­плох, без боя.

И вдруг я вижу, как бургиньоны выступают из Клероа и англичане выходят из Венетты. Они окру­жают войско Жанны.

И сразу же последние ряды ее солдат бегут в па­нике. Они стараются спасти свою драгоценную жизнь и увлекают за собой других. Одни бросаются к лод­кам, другие к барьеру редута. Англичане пресле­дуют их, и морды английских коней упираются в спины беглецов.

Сотни лодок, сорок больших барок принимают этих трусов и переправляют их в город. И я не раз­решаю стрелять ни лучникам, ни кулевринам, чтобы не попасть в своих.

Жанна отрезана. Её и горстку её людей окружи­ли со всех сторон.