Вне поля зрения

Фоули ответил, что в жизни не сунется в узкий лаз под часовней, в полную темноту — а если там кроты и крысы, и ты с ними морда в морду столкнешься? Нет, большое спасибо. Еще он предупредил тогда Чино: «Вы же роете болото, совсем чокнулись? Я говорил со знающими людьми, они сказали, что почва слишком влажная и обязательно провалится». Чино кивнул: мол, да, именно так все и считают, но подкоп обвалился всего один раз. Если делать все аккуратно, не торопясь, если дать перегною подсохнуть и схватиться, стенки все замечательно держат. Он поведал Фоули, что сначала они углубились на четыре фута и только потом повели в сторону ограды тоннель высотой и шириной в один фут. Один человек рыл, другой выносил грунт и рассыпал в подвале часовни, чтобы никто ничего не видел. Работали по двое, в грязной одежде, а перед выходом на поверхность переодевались в чистое.

Фоули спросил тем рождественским днем: «А почему надзиратели ничего не заподозрили, я-то заметил?»

«Видно, они, как и ты, считают, что в грязи этой сделать подкоп невозможно. Или не хотят лезть и проверять, запачкаться боятся. Так что, увидев нас грязными, предпочитают думать, что мы только-только со стройки», — объяснил тогда Чино.

А еще он сказал, что побег назначен на воскресенье, на шесть часов, когда все будут смотреть Суперкубок.

Но вдруг они решили сбежать на пять дней раньше.

— Закончили досрочно?

Чино посмотрел на ограду между административным корпусом и стоящей рядом с часовней сторожевой башней:

— Видишь новые столбы? В пяти метрах от старой ограды ставят новую. К Суперкубку новый забор будет поставлен, и нам придется копать еще дней девять-десять. Так что бежим, как только стемнеет.

— Во время поверки?

— Конечно. Если число зеков не сойдется, примутся считать сначала, и у нас появится дополнительное время. Последний раз предлагаю: хочешь — можешь бежать с нами.

— Я же не помогал копать.

— Если я говорю, что можешь бежать с нами, значит, можешь.

— Спасибо за предложение, — сказал Фоули, глядя на стоянку машин для посетителей, расположившуюся в двадцати ярдах за оградой. В первом ряду стояло всего несколько машин. — Очень заманчиво, но до цивилизации далековато. До Майами сколько? Около ста миль? Я слишком стар для безумных затей.

— Не старше меня.

— Верно, но ты в хорошей форме, как и малыш Лулу. — Фоули подмигнул гомику и почему-то получил в ответ злобный взгляд. — Если и соберусь уйти, то только не в тюремной робе. И заранее просчитаю, куда направиться. Я же здесь почти новичок, еще не прочувствовал систему.

— Друг, ты все делаешь верно. Я за тебя не беспокоюсь.

— Желаю удачи, партнер, — сказал Фоули, положив руку на плечо низкорослого кубинца. — Если выгорит, пришли мне открытку.

Некоторые новички, осужденные за дела с наркотиками, звонили домой чуть ли не каждый день после дневной жратвы. Особенно много среди них было белых парней. Вот и сейчас они стояли в очереди к телефону, у кабинета начальника. Фоули внес свое имя в список и прошел к началу очереди:

— Ребята, срочный звонок, вы же не будете возражать, правда?

Тяжелые взгляды в ответ, но никаких возражений. Эти ребята — салаги, а Фоули — знаменитый рецидивист, ограбивший больше банков, чем все они, вместе взятые, посетили, чтобы получить деньги по чеку. Он учил их самоуважению, как остаться в живых и не опуститься. Если чувствуешь, что деваться некуда, бей первым и чем-нибудь тяжелым. Сам Фоули предпочитал кусок свинцовой трубы длиной около фута, а ножи презирал, нож — это грубо, подло, он ставит тебя вровень с головорезами и прочими свиньями. Нет, первым делом хорошенько приложить трубой по челюсти, а потом, если будет время, переломать руки. Расслабишься — тебя тут же трахнут, так что держи ушки на макушке. Вот, собственно, и все, чему можно было научить этих салаг.

Женский голос согласился оплатить разговор — бывшая жена Фоули, живущая теперь в Майами-Бич.

— Эй, Адель, как дела?

— Ну что еще? — спросила она абсолютно равнодушно, просто задала вопрос.

Адель развелась с ним, когда он мотал семь лет в калифорнийской тюрьме «Ломпок», и переехала во Флориду. Фоули не держал на нее зла. Они познакомились в Лас-Вегасе, где она работала официанткой в коктейль-баре и ходила по залу в крошечном костюме с блестками, глубоким декольте и открытыми ногами. Однажды ночью, когда обоим было невероятно хорошо, они поженились, а меньше чем через год он попал в «Ломпок». Они даже не успели распробовать, что есть так называемая семейная жизнь. Через несколько месяцев после освобождения Фоули приехал во Флориду, и они начали с того места, на котором остановились — ходили в рестораны, пили, занимались любовью…. Адель говорила, что по-прежнему любит его, но просила даже не заикаться о семейной жизни. Фоули чувствовал себя виноватым, что не мог поддерживать ее финансово, пока был в тюрьме, и из-за этой вины залетел снова. Ограбил банк «Барнетт» в Лейк-Уорт — хотел отдать Адели всю добычу, чтобы продемонстрировать ей, что его сердце по-прежнему бьется, но попался и получил от тридцати до пожизненного в тюрьме «Глейдс». Согласно приговору Фоули должен был отсидеть по крайней мере двадцать четыре года, прежде чем суд согласится рассмотреть просьбу о досрочном освобождении. И все это из-за собственной доброты.

— Помнишь, я говорил тебе о празднике по поводу Суперкубка? — спросил он Адель. — Так вот, дата изменилась. Все начнется сегодня в шесть часов.

— Ты же утверждал, что разговоры не прослушиваются… — выдержав осторожную паузу, заметила Адель.

— Как правило не прослушиваются.

— Тогда что за глупые намеки? Говори прямо.

— Какая умница, — хмыкнул Фоули. — Тебе легко там, на свободе, рассуждать.

— Какая свобода? Я ищу работу.

— А что случилось с Мандраком Чудесным?

— С Эмилем Великолепным. Этот сучий фриц выгнал меня и нанял другую девушку, блондинку.

— С ума, наверное, сошел. Поменять тебя на какую-то девчонку…

— Сказал, что я слишком стара.

— Стара для чего? Для того чтобы следить, как голуби вылетают из шляпы? Ты ведь до тонкостей отшлифовала фирменный удивленный взгляд, да и в костюме ассистентки выглядишь сногсшибательно. Да ладно, оглянуться не успеешь, как найдешь другого. Напечатай объявление. Извини, что меняю тему, но я звоню потому…

— Да-да.

— Все случится сегодня, а не в воскресенье. Около шести, всего через несколько часов. Поэтому свяжись с Бадди, чем бы там он ни занимался…

— Свяжусь. И тому парню, который поведет вторую машину, тоже позвоню.

— Ты это о ком?

— Бадди хочет задействовать две машины.

— Ты говорила, что он только думает об этом.

— Он уже нашел в помощь парня, которого ты знаешь по «Ломпоку». Глена Майклса.

Фоули ничего не сказал в ответ. Этот парень даже кино смотрел в темных очках…

— Миленький, но доверия не внушает, — продолжала Адель, — Волосы слишком длинные.

А волосы на теле, наоборот, выбриты. На тюремном дворе Глен Майклс только и делал, что загорал. Фоули хорошо помнил его. Парень угонял дорогие машины на заказ и доставлял в любую точку вплоть до Мехико. И все время пытался доказать, что малый он — не промах, мол, бабы так и вешаются на него, даже кинозвезды — называл имена, правда, ни Фоули, ни Бадди никогда об этих звездах слыхом не слыхивали. Они прозвали его Жеребчиком.

— Ты с ним встречалась?

— Бадди решил, что стоит — на всякий случай.

— На какой всякий?

— Не знаю, спроси у него. Глен сказал, что считает тебя очень крутым.

— Правда? Передай Бадди, если этот козел опять будет в очках, я на них наступлю. Даже с головы снимать не стану.

— Ты все такой же странный.

— Самое позднее без четверти шесть. Но не звони из дома.

— Ты это каждый раз повторяешь. Поосторожнее там. Постарайся, чтобы тебя не подстрелили.

В пять двадцать Фоули вошел в часовню и увидел там растлителя малолетних по кличке Эльф. Свет был выключен, тощий белый парень сидел, сгорбившись, у окна, на скамье рядом лежала пачка брошюр. Фоули щелкнул переключателем, и Эльф моментально втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас его снова будут бить — такова судьба близоруких, вынужденных жить среди заключенных, считающих себя высшими существами.