Штурманок прокладывает курс

День шел за днем, и, хотя новый друг не давал мне скучать, бездействие угнетало. Я решил испытать единственный шанс найти друзей в этом чужом городе.

Глава двенадцатая

ОФИЦЕР ШТАБА «ЦЕППЕЛИН»

Мне не стоило большого труда отыскать в промышленном районе завод «Заксенверк». Вероятно, этот завод, как и все другие, выпускал сейчас военную продукцию, поэтому болтаться у ворот не стоило. Я устроился неподалеку за столиком в бирхалле, куда часто заходили рабочие с «Заксенверка». На мне был поношенный штатский костюм, купленный в комиссионном магазине.

— Кельнер! Одну большую светлого и сосиски!

Подбежал пожилой официант, поставил на мрамор высокую кружку и картонное блюдечко с одинокой эрзац-сосиской.

— У тебя свободно? — спросил седоусый рабочий.

Потом подсел другой, помоложе. Они медленно пили пиво и молчали.

После второй кружки я спросил, берут ли сейчас на завод электромонтеров. Отвечали сдержанно: да, берут рабочих всех специальностей, если есть рекомендация и освобождение от военной службы. Я сказал, что рекомендацию мне получить нелегко, потому что я не местный. Вот если бы разыскать одного парня — Эриха Бауэра. Когда-то он работал на «Заксенверке».

— Распространенная фамилия, — сказал старший, — таких много.

— Он лекальщик, родом из Вестфалии.

— А в каком цеху?

— Не знаю, может, он вообще уже не работает.

Снова молчание. Я заказал всем еще по маленькой кружке.

— Безработный, а деньгами швыряешься! — сказал младший.

Я рассказал им, что уволен из армии по ранению. Была маленькая велосипедная мастерская. Продал ее. Отсюда и деньги.

Когда пиво было выпито, старший решился. Он остановил кельнера:

— Фриц, ты не знаешь лекальщика Бауэра? Он из Вестфалии.

Оперев поднос на угол стола, кельнер задумался:

— Постойте, это же Эрни! Он действительно вестфалец. А вам зачем?

Снова пришлось рассказать ту же историю. С соседних столиков звали официанта:

— Фриц, дома будешь разглагольствовать! Наше пиво прокиснет.

Он подхватил свой поднос:

— Эрни сейчас в цехе. Он, наверно, заглянет к нам в понедельник, когда будет работать в утреннюю смену.

Я не верил своей удаче. Найти в немецком городе единственного человека, которого знаешь по имени, — редкое счастье.

В понедельник я снова пришел в бирхалле. Фриц, получивший прошлый раз чаевые, тут же узнал меня:

— Вот он, ваш Эрни. За столиком у музыкального автомата.

А захочет ли Эрих разговаривать с незнакомым? Люди запуганы до полусмерти. Чего доброго, еще выдаст меня. Но Анни говорила: «Если Эрих жив, он борется. Это такой человек!» А что говорила Анни о Бальдуре? Тоже подпольщик?!

— Можно присесть? — Не ожидая разрешения, я уселся со своей кружкой за его столик.

На вид Эриху было около сорока. Я знал, что он моложе. Лицо изможденное, как у большинства. Эрих посмотрел на меня без всякого интереса:

— Это вы приходили в пятницу?

Я опустил десять пфеннигов в автомат. Сладкий мужской голос запел: «Ах, майн либер Аугустин, Аугустин, Аугустин...»

Надо было спешить, пока кто-нибудь не подсел к нам.

— Вы, кажется, работали инструктором в спортивном клубе «Водяная лилия», герр Бауэр?

— Ну, работал. Что из этого? Я вас не знаю.

— И не можете знать. Мы видимся в первый раз.

— И, надеюсь, в последний, — не очень любезно сказал он.

Фриц подскочил к нам с подносом:

— Две больших? За встречу! А может быть, шнапс?

Я заказал две больших и сосиски. Фриц побежал за пивом.

— Эрих, мне рассказывала о вас Анни Розенвальд. Когда ее отца убили штурмовики...

— Не знаю никакой Анни. — Он отодвинул кружку. — У меня семья. Я работаю здесь восемь лет и не хочу терять работу.

Несколько монет звякнули о мрамор столика.

— Понимаю. Вы думаете, я из полиции. Но если вы уйдете...

— Что тогда? — В запавших глазах появился злой огонек. — Раз вы не из полиции, к чему эти угрозы?

— Я не угрожаю. Я прошу не уходить. Спрячьте деньги.

— Тогда возьмите их за пиво и сосиски.

Мне пришлось сгрести с мокрого мрамора его монеты.

— Эрих, Анни очень много рассказывала о вас. Я не могу сейчас сказать, где это было, но мне необходимо ваше доверие.

— Вам, кажется, нужна была только рекомендация на завод?

— Пусть так. Я понимаю. Если спросят, скажите — земляк. Вы правы. Я бы тоже не поверил. Сейчас уйду.

Эрих пожал плечами:

— Странный человек! Как вас зовут, по крайней мере?

К этому простому вопросу я не был готов.

— Вы забыли ваше имя? — спросил Эрих. — Или у вас их много?

Я едва успел произнести первое попавшееся имя — Карл. Двое посетителей подошли к нашему столику:

— Свободно?

— Да, да, конечно, — ответил Эрих и тут же, словно продолжая прерванный разговор: — ...в общем, неплохо живу. Зарабатываю прилично для нынешнего времени. По воскресеньям хожу вечерком с детишками в Гроссер гартен. Они у меня любители смотреться в зеркала смеха. Получаются презабавные рожи. Потеха!

— Никогда не видел, — подхватил я. — Что еще за зеркала?

— А ты сходил бы посмотрел, — наставительно заметил он, — все-таки это Дрезден. Не твоя деревня!

Мы выпили еще по маленькой кружке, и я ушел. В отеле портье передал мне записку. Готфрид просил позвонить с утра.

Динглингеру захотелось непременно показать мне какой-то замок в окрестностях Дрездена — образец позднего барокко. Я не стал спорить. Замок так замок. Мы добирались туда на его стремительном «фиате» не меньше часа. Машина свернула с шоссе в сосновую аллею. В конце ее показался вычурный дом с двухъярусной черепичной крышей. На маленьких башенках вертелись флюгера. Ветер катил сухие листья, и скрипел под шинами, песок.

У входа эсэсовец потребовал документы. Так вот что это за барокко! Они определенно намерены как-то использовать меня, но как? А если очная ставка с Лемпом?!

Пока мы подымались по лестнице с резными перилами, я пытался угадать, какой мне готовят сюрприз. В кабинете, облицованном черным дубом, не было никого. Горел камин. Поблескивали рамы картин. Над диваном висело старинное оружие.

— Это тоже музей? — спросил я Готфрида. — Тогда расскажи хотя бы вот об этой картине. Ты же знаток!

На темном полотне сражались воины в рогатых шлемах.

— Все объяснения даст хозяин дома фон Ригер.

В кабинет вошел тот самый «советник магистратуры», с которым мы пировали в госпитале. На этот раз он был в морской форме. Я отдал ему честь, как полагалось по уставу.

— Вы нисколько не удивлены? — спросил «советник».

— Герр капитан цур зее[105], моряк не должен ничему удивляться. Еще тогда я понял, что вы — офицер высокого ранга.

— Приятно иметь дело с догадливыми людьми, — сказал Ригер.

Одышка мешала ему говорить. Временами вставлял слово Динглингер. Мне предлагали перейти из кригсмарине в «другое ведомство», как выразился фон Ригер.

— Я привык к службе на корабле. Но если это приказ...

— Вам не предлагают отказаться от моря, но вы, кажется, выполняли и другую работу по поручению майора Лемпа?

Я не стал разыгрывать дурачка, который не понимает, что имеет дело с секретной службой. Об аресте Лемпа уже не было речи. Шеф объяснил напрямик, что моя проверка закончена, получены материалы из штаба кригсмарине, из Южнобугска и других мест. Теперь я буду служить в специальном отделе службы безопасности — штабе «Цеппелин». Здесь потребуются мои знания и опыт офицера флота.

Потом, уже в другой комнате, началось заполнение анкет, фотографирование, снятие отпечатков пальцев. Мы уехали с Динглингером только под вечер. Он предложил поселиться у него:

105

Военно-морское звание, примерно соответствующее капитану первого ранга.