Страница 25 из 198
-- Азамат, похоже, тебе привезли свитеров на всю оставшуюся жизнь.
Азамат не успевает ответить, потому что в дверях появляется мамин торец: она задом наперёд волочёт по полу чемодан.
-- Во, Азаматик, гляди! Я подумала, раз тебе понравилось...
Она открывает чемодан, и на ковёр высыпается гора вязаной одежды на все сезоны, душераздирающе благоухая лавандой.
Глава 7
Следующий день -- судный. Не в смысле, что все умерли, а в смысле, что это тот самый десятый день, в который Азамат вершит суд над добрыми гражданами. Посторонние в тронный зал во время суда не допускаются, а я вообще изо всех сил стараюсь не показываться вблизи дворца по этим дням, потому что все муданжцы твёрдо уверены, что меня, в отличие от Азамата, можно подкупить, или хотя бы разжалобить. На мой взгляд, разжалобить Азамата иногда даже проще, а подкуп -- это вообще смешно, при моём-то доходе и лавине подарков, которая регулярно сходит с тех же самых добрых граждан. Поэтому когда Азамат утром, облачившись в чёрно-алый диль, уходит на работу, я беру родичей под локотки и тихо-тихо мигрирую на окраину города, к стадиону, где в судный день собирается внушительных размеров базар с окрестных ферм и мастерских.
Мама с братом представляют собой вид "турист обыкновенный" -- гавайка, шорты, панама, камера. Что продавцы, что покупатели, забывают про товар и дела, неотрывно разглядывая странную немолодую женщину в голубых облегающих бриджах со стразами и лилово-жёлто-клетчатой рубашке с коротким рукавом.
-- Мам, ну я же говорила, тут женщины в штанах не ходят, -- ворчу я, щелчками пальцев возвращая внимание торговца к золотым орлийским цитрусам, которые того и гляди растащат мальчишки.
-- Так у меня ни одной юбки нет! Тем более, жарко, я ляжки сотру.
-- Ну правильно, а так все будут пялиться...
-- Ну и пусть! О, гляди, какой колоритный! -- мама ввела в ступор очередного встречного покупателя, приподняла с обширной груди камеру и запечатлела недоумённое выражение на лице очередного типичного индейца.
-- Лиза, гляди, какие тут штуки! -- орёт мне с другого конца базарной линии Сашка. Я подбегаю поближе. Теперь пялятся уже на меня -- императрицам бегать не положено. Вот нет бы маме с Сашкой вместе ходить! Нанять, что ли, пастуха какого-нибудь за ними следить, а то ещё потеряются или поругаются с кем-нибудь на почве непонимания...
-- Чего у тебя? -- спрашиваю.
-- Гляди, тут полевые жаровни с какими-то светящимися камнями, говорят, вечные... Я такую на дачу хочу, на случай, если электричество отрубят.
-- Они не вечные, их надо раз в несколько лет заряжать от магнитного поля Муданга. Точнее, не знаю, такие маленькие -- может, и чаще. И зажигающий механизм снашивается.
-- Всё-то тебе мечты порушить! -- ворчит Сашка.
Базарный гомон сзади внезапно становится громче. Я оборачиваюсь, ожидая худшего. Судя по всему, мама где-то потеряла панамку и явила любопытным взглядам золотые кудри. Я утираю пот со лба и тащусь назад.
-- Золотые волосы... -- говорят вокруг.
-- Неужто это жена Императора?
-- Да нет, она вот идёт, глядите...
-- Откуда знаешь, что эта, а не та?
-- Сосед её видел, говорил, тощая..
-- Лизка, гляди, какие тут пояса, шнурочки, тесёмочки! -- мама роется в корзине с моточками.
-- Они называются гизики, -- говорю, потом поворачиваюсь к продавцу, который при виде меня согнулся в поклоне куда-то под прилавок. -- Здравствуйте. Извините за шум, моя мать впервые на Муданге...
-- Мать жены Императора!.. -- проносится по толпе вдохновенный шёпот. Я слышу с нескольких сторон слово "богиня" и тяжело вздыхаю. Народ Муданга твёрдо уверен в моём родстве с Укун-Танив, а тут, понимаешь, мать. Что сейчас будет...
-- Берите, берите! -- продавец принимается лихорадочно выгребать из корзины свои гизики и осыпать ими маму. -- Все берите!
-- Успокойтесь, не надо, ей так много не нужно! -- пытаюсь утихомирить его я.
-- Чего он? -- отшатывается мама. -- Ругается?
-- Нет, он хочет тебе их подарить.
-- Куда мне столько? -- ужасается мама и, сильно коверкая слова, пытается объясниться по-муданжски. -- Хватит! Выбрать! Я выбрать!
Через несколько минут мама "выбрать" не только гизики, но и платки, сапоги, ларцы, платья, заколки, камни, золото и даже книги, которые ей уж вовсе ни за каким рожном не сдались. Ну ладно, пусть теперь не говорит, что у неё юбки нету! Я понимаю, что безопаснее отойти в сторонку и подождать, пока население угомонится, так что быстро научаю маму говорить "благословляю" по-муданжски и отваливаю за угол в тенёк. Сашка уже давно где-то растворился, надо ему позвонить...
-- Хотон-хон! -- отвлекает меня кто-то от розыска Сашкиного телефона в мобильнике. Я безрадостно поднимаю голову -- но к счастью, это Арон.
-- О, привет! -- я искренне радуюсь. -- Ты тоже тут торгуешь?
-- Да вот, пришлось. Обычно у меня на базаре продавец стоит, а сегодня ему в суд было надо, не пропускать же базар.
Арон стоит в хорошо затенённой палатке из шкур, и на стенах её развешены шкуры, и на полу разложены, а на них расстелены всевозможные перины-дифжир и разбросаны подушки.
-- Заходите посидеть, -- приглашает Арон. -- Я вам холодненького налью, вы мне покупателей привлечёте.
-- Да ладно, можно подумать, у тебя так их мало, -- усмехаюсь, но в палатку захожу, оставив сандалии у порога. -- Все же знают, что ты брат Императора.
-- Знать-то знают, но одно дело знать понаслышке, другое -- своими глазами видеть. Вот, присаживайтесь на подушечку, держите, -- он протягивает мне крышечку от термоса с ледяным соком водопадного дерева. Это такие мангры, которые растут по берегам водопадов, запуская корни в падающий поток. Сок у них -- почти чистая вода, только с лёгким приятным привкусом, очень здорово утоляет жажду.
-- От Азамата ко мне теперь странные клиенты приходят, -- продолжает Арон, пока я смакую живительную влагу. -- Дней дюжину назад приходил один горец, купил полсотни дифжиров.
Я чуть не давлюсь.
-- И нашлось у тебя полсотни?
-- Найтись-то нашлось, но он затребовал лучшие, так что пришлось быстро новых наделать, лучших-то у меня четверть сотни только было. Я сначала подумал, он постоялый двор обставлять собрался, но лучшие-то дорогие, их для себя берут, да для жены. Потом думаю, может, женщину умащивать подарками хочет, да уж очень в странном месте та женщина живёт -- потребовал он дифжир ему доставить в Короул! Представляете, Хотон-хон! Нормальный человек сначала бы даму свою из этого жуткого места вывез, а потом уж подарки дарил. И говорил так чудно... Горцы, они, конечно, все чудные, но этот и правда как будто с самих Чёрных Гор спустился, хоть там, вроде, и не живёт никто. Правда, после того как командир Кудряш сквозь них прошёл невредимым и отряд провёл, не так люди боятся, но и то мне пришлось поискать ребят, которые согласились бы туда товар отвезти. Кто он такой, Змеелов этот? Вы его знаете?
-- Видела пару раз, -- пожимаю плечами. -- Азамат сказал, он странствующий охотник. Он у нас ночевал как-то, и очень ему наши дифжир понравились, вот Азамат его к тебе и отправил. Я думаю, он для себя брал все полсотни, -- я пригибаюсь и прикладываю ладонь ко рту, чтобы якобы по секрету рассказать сплетню, -- ты бы видел, сколько он ест! И выпить может больше, чем нормальный человек. И вообще, я слышала, что он в безлунные ночи превращается в великана и прыгает по пикам гор, как по камушкам!
Арон благоговейно выдыхает в бороду, в глазах его сверкает азарт заядлого сплетника. Конечно, сказку эту я только что сама сочинила, но она вполне в духе того, что муданжцы могут напридумывать про незнакомого странного человека. А Ирлик, думаю, не обидится, он, как мне показалось, любит мистификации.