Страница 188 из 198
-- Что я ему вставлю и проверну! -- рычит Янка.
-- Что? Куда? -- не понимает Умукх.
Азамат морщится и просительно смотрит на меня.
-- Пойдём завтракать?
-- Пошли, -- соглашаюсь я, давясь смехом. -- Ян, ты только, когда объяснишь свои намерения, объясни также сферу употребления, а то если бог так выразится, кого-нибудь и кондратий хватить может.
Янка отвечает на языке хозяев леса, не иначе.
На пути к кухне Азамат выглядит несчастно, как будто съел что-то тухлое.
-- У тебя последнее время очень богатая мимика, -- замечаю я. -- От меня набрался?
Он задумчиво трёт лицо руками.
-- До твоей мне ещё далеко. А так, вообще, мне всегда говорили, что у меня выразительное лицо. Ну, до...
-- А-а, то есть, у тебя наконец-то проснулись мимические мышцы! -- резюмирую я. -- Ну слава кому-нибудь там и моему крему!
-- Крем твой волшебный, да, -- улыбается Азамат. -- И руки золотые. Но если хочешь с кем-нибудь разделить заслуги, то как раз с Умукх-хоном. Он ведь бог целительства, ему и благодарность.
-- Кстати, может, его попросить помочь? Ты, конечно, и так уже хорошенький, но надо бы довести дело до конца. Ты вообще пробовал когда-нибудь для него моцоги проводить или как там это делается?
Азамат задумчиво склоняет голову набок, раскладывая завтрак по пиалам.
-- Моцоги -- нет. Гуйхалахи возносил, конечно, правда, они лучше всего работают в моменты отчаянья, а мне, видимо, только казалось, что я до него дошёл. В целом я считал, что если уж боги решили меня изуродовать, просить их вернуть всё как было бессмысленно -- зачем-то же они это сделали. Алтонгирел тоже всё время твердил, что у всего есть своё значение, и что мы не можем предугадать высший замысел. Но это имеет смысл только если боги действительно планируют жизни людей. А я, страшно сказать, последнее время далеко не так в этом уверен... Так что, может, и правда имеет смысл попросить Умукх-хона...
-- О чём? -- раздаётся за спиной заинтересованный голос.
Мы подпрыгиваем с разворотом и упираемся взглядами в Умукха собственной персоной. Я вполне уверена, что он следом за нами не шёл, да и Азамат заметил бы, у него слух о-го-го.
Азамат неуверенно косится на меня -- ему, видимо, неловко просить за себя.
-- Да вот, мы тут подумали, -- поясняю я, -- раз уж вы бог целительства, может, вы бы подлатали Азамату физиономию? Ну, естественно, мы бы обряд провели, как полагается, дары там, все дела...
Умукх неожиданно спадает с лица и принимается махать на меня руками.
-- Не надо, пожалуйста, не надо, не просите! -- выпаливает он практически в панике. -- И ни в коем случае не проводите этот ужасный обряд!
-- Эмм... -- я кошусь на Азамата в надежде, что он что-нибудь объяснит, но он глядит на меня в такой же растерянности. -- Ладно, не переживайте так, мы не будем... Да не будем, не будем, обещаю!
Умукх перестаёт паниковать и расслабляется до полного раскисания -- как-то весь оседает, едва на ногах держится, и сутулость его уже граничит с горбатостью.
-- Спасибо, -- жалобно выдавливает он. И тут же быстро добавляет: -- И друзей всех попросите, чтобы они тоже ни-ни! Пожалуйста!
-- Хорошо-хорошо, -- заверяет Азамат, высоко подняв брови. -- А можно узнать, почему?
Умукх на секунду подвисает, потом кивает.
-- Да, конечно, люди всегда хотят знать причину... -- он задумывается. -- Это сложно. Но я попробую объяснить.
-- Давайте сядем за стол и побеседуем под завтрак, -- предлагает Азамат, балансируя тремя пиалами. Тон, в котором он разговаривает с Умукхом, всё больше напоминает тон, в котором он разговаривает с матушкой -- вроде и уважительно, и настойчиво, и даже немножко покровительственно. Умукх реагирует, как родной -- тут же послушно садится за стол и раскладывает свои пальцы-крючочки по краю столешницы. Он успевает съесть и выскрести содержимое своей пиалы прежде чем вспоминает, что собирался что-то рассказать.
-- Ах да, про целительство... -- вздыхает он, хлопая густыми белыми ресницами, как пушок на теле ночной бабочки, -- Тут такое дело... Понимаете, если обряд проведён правильно, я не могу отказать. То есть, это не в моей власти. Я обязательно должен выполнить просьбу и ничего не могу с этим поделать.
-- А вам это очень трудно? Или неприятно? -- пытается понять Азамат.
-- Нет, легко! -- мотает головой Умукх. -- Но это просителю жизни стоит.
Азамат моргает.
-- Что, всегда?
-- Угу, -- уныло кивает бог. -- А иногда не только просителю, а и ещё кому-нибудь из его близких... Случалось, что и целыми семьями... ой! -- он зажмуривается и остервенело мотает головой, стараясь отогнать неприятные воспоминания.
-- Ну а вы не можете их предупредить? -- ошеломлённо спрашиваю я, внутренне содрогаясь от мысли, что сама только что чуть не стала "просителем".
-- Конечно, я всегда предупреждаю! -- заверяет Умукх. -- Но люди думают, что так будет лучше, думают, что здоровье другого человека важнее их жизни, понимаете? Что это, как это называется... оправданная жертва. Но только лучше не бывает! Просителю-то что, умер -- и никаких проблем. А вот спасённые... Они потом всю жизнь маются, со всеми ссорятся, винят себя и других, а другие их обвиняют... Я не могу на это смотреть! -- он совсем закорючивается и утыкается подбородком в стол.
-- И так было во все времена? -- тоже ошарашенно спрашивает Азамат.
Умукх кивает.
-- Но раньше было лучше, -- добавляет он. -- Потому что я не понимал. Мне было всё равно. Попросили -- сделал. Меня только интересовало, чтобы обряд провели по всем правилам. А потом Ирлик дал мне разум. И теперь я каждый раз страдаю, -- его голос от напряжения срывается на писк. -- Я не хочу убивать людей. И ничем хорошим это никогда не кончается. Но они всё равно просят!
-- А вы не можете вместо жизни что-то другое брать? -- осторожно интересуюсь я. -- Ну или хотя бы животных, а не людей...
-- Я ничего не могу, -- вздыхает Умукх и вытягивает из-за пояса свою легендарную флейту. -- У меня есть только вот это. Если я на ней сыграю, она выдует жизнь из просителя, но излечит кого заказано. Я пытался что-нибудь с ней сделать, чтобы она работала по-другому, но ничего не выходит. А больше я ничего не умею. Я пытался помогать людям без флейты, но я только хуже делаю.
Он уныло постукивает флейтой по столу. При ближайшем рассмотрении я понимаю, что она сделана из кости, скорее всего, птичьей, при этом довольно большая и украшена резными узорами.
-- А откуда она у вас? -- интересуется Азамат.
Умукх пожимает плечами.
-- Укун-Тингир говорит, что я её сам сделал. Но я этого не помню, Ирлик тоже. Она уверяет, что сама видела, но она может легко всё перепутать.
Он окидывает злополучный предмет печальным взглядом и снова убирает его за пояс. Потом немного приободряется и даже улыбается прежде чем снова заговорить.
-- Ирлик сказал, что земляне хотят изучить, как мы, боги, делаем всякое. Вот я и подумал, может быть, если я пойму, как всё это работает, и как устроены люди, может, тогда я смогу лечить без флейты?
-- Резонно, -- соглашаюсь я. -- Но на это уйдёт много времени.
-- Я бы с радостью отдал пару веков, чтобы только больше никогда не играть на ней, -- серьёзно говорит Умукх.
Мы с Азаматом понимающе киваем. Азамат немного колеблется, но всё же решается высказать свои соображения.
-- Умукх-хон... Не поймите меня неправильно, я очень уважаю землян, и вполне уверен, что исследователи, которые будут с Вами работать -- честные и добросовестные люди, но всё же... Возможно, не стоит рассказывать им о флейте и об этой проблеме. По крайней мере, первое время.
-- Ты думаешь, они захотят, чтобы я на ней сыграл? -- напрягается Умукх.
-- Не знаю насчёт этого, но, боюсь, как бы Вас не втянули в чужие игры. Понимаете, наука наукой, но за любой наукой стоит представитель власти, который может соблазниться использовать Вас в своих целях. В этом смысле, конечно, любое исследование с Вашим участием -- это соблазн, но флейта меня особенно беспокоит. Возможно, было бы лучше им её даже не показывать. Во всяком случае, пока не убедитесь, что никто не захочет превратить её в оружие.