Призрачный путник

Призрачная Леди явилась, туманом поднимаясь с земли, её бесплотное тело было таким же нематериальным, как те духи, которых всегда видел Путник.

Боюсь? — спросила она в разуме Путника.Я ничего не боюсь.

— Я покинул царство призраков, — ответил он. — Встреться со мной на земле смертных.

Почему? Мы вдвоем должны быть богами, — ответила вопросом Гилтер’йель. Она засмеялась, когда Путник промолчал. Затем её тело обрело плоть. Арья, никогда не видевшая эльфийку прежде, была поражена её золотистой красотой в лучах заходящего солнца.

— Ты выбрал превосходное время, чтобы сразиться со мной, Рин Грейт, — произнесла Гилтер’йель на эльфийском. — Солнце, даритель жизни, заходит, и встает Селуне, принося с собой ночь. Ночь — наш союзник, друг всех тех, кто обитает во тьме.

— Я пришел уничтожить тебя, — сказал Путник на всеобщем.

Гилтер’йель в ответ только рассмеялась.

— Заблудший сын сбился с пути и вернулся с тщетными мечтами о насилии, — ответила она на том же языке. — Ты даже представления не имеешь о моей настоящей силе.

— Так или иначе, я пришел, чтобы стереть твое противоестественное существование с лика Фаэруна, — ответил Путник, поднимая меч.

— Мое противоестественное существование? Ты забыл все, чему я научила тебя о твоих собственных противоестественных способностях? А кто вернул тебя к жизни, когда ты должен был умереть? Если так, то мы оба — противоестественны.

Она указала на Арью, вставшую рядом с Путником, щит и меч наготове, но обращалась по-прежнему к Путнику.

— Ты полюбил живую, но мы с тобой принадлежим миру мёртвых. Рин, ты разочаровал меня. Я думала, твой разум куда более глубок, чем разум обычного человека.

— Таков мой выбор, — ответил он.

— Это лишь подтверждает то, что я переоценила твой интеллект, — сказала Гилтер’йель. — Люди не способны к выбору. Льета не смогла выбрать между Дареном Грейтом и Тармом Тардейном, пока за нее не сделали выбор обстоятельства. Дарен Грейт не мог выбрать между скорбью по утраченной любви и местью человеку — и мальчишке — которые украли эту любовь, пока я не обратилась к нему пятнадцать лет назад. Мерис Странник не смог выбрать между страхом перед отцом и местью, пока я не приказала ему убить отца… и тебя, его брата.

Она рассмеялась.

— Даже твоя маленькая любимица, Арья Венкир, не способна выбрать между справедливостью и зовом сердца, — она обратилась к рыцарю, которую последние слова друида разозлили. — Как ты будешь судить себя, Соловей Эверлунда, полюбив человека, отдавшегося самой тьме и убийствам, которых ты не приемлешь? Путника, мстителя, убийцу? Месть — не правосудие, а Путник — ни что иное, как бог мести.

Губы девушки приоткрылись, чтобы возразить, но оказалось, что возражать нечего. Устыдившись, она отвела взгляд.

Гилтер’йель улыбнулась, обращаясь опять к Путнику:

— А ты не можешь выбрать между своими привязанностями, — сказала она. — Верностью той, кто растил тебя с детских лет, и верностью к той, что понесет твоего ребенка, той, которую ты любишь.

Последнее слово друид выплюнула.

Так и было. Путник знал, что это правда. Его решительность дрогнула и исчезла, унесенная этим проклятым обвинением. Путник упрямо открыл рот, чтобы возразить.

— Не пытайся отрицать, — добавила Гилтер’йель прежде чем он смог заговорить. — Я чувствую противоборство внутри тебя, твое желание замахнуться клинком. Ты не можешь выбрать. Ты должен обитать во тьме, Рин Грейт, должен быть твердым и непоколебимым, но вместо этого в тебе только двойственность.

— Ты предала меня, — произнес Путник, поднимая кромсатель и указывая им на призрачного друида. Хоть его решимость и поколебалась, но сейчас её сменил гнев, медленно закипавшая ярость, подпитываемая звуком его фамилии. — Я был твоим стражем — а ты предала меня. У меня не осталось другого выбора, кроме…

Гилтер’йель расхохоталась.

— И ты снова позволил мне выбрать за тебя, — сказала она. — Юный глупец. Ты никогда ничего не решал, вся твоя жизнь — все это было моих рук делом, шло так, как я запланировала. Это я создала твою месть, чтобы ты отмахнулся от правды. Я сдерживала тебя пятнадцать лет, чтобы твои враги не узнали в тебе того мальчика, которого когда-то прикончили, и не раскрыли бы истину. Слабовольный Мерис стал последним испытанием твоих способностей и твоей преданности — и испытание ты прошел. Я сделала из тебя инструмент моей воли, моего темного сокола, моего хищного волка, который считает себя свободным и не чувствует поводка в моей руке.

Это звучало так абсурдно… разве не Гилтер’йель придерживала его месть? Разве не она пыталась убить его руками Мериса, сначала в лесу, а затем в Куэрварре? Но что-то внутри Путника, что-то погребенное в глубине его сердца, знало — надеялось — что это правда.

— Почему? Как ты могла сделать такое со мной? — сквозь сжатые зубы спросил он.

Гилтер’йель приняла уязвленный вид.

— Все, что я делала, я делала из любви к тебе, — сказала она. — Чтобы закалить тебя. Чтобы вырастить бога призраков, которым ты стал, сын.

— Сын? — переспросил Путник в полном замешательстве. В сердце он все же знал, что она говорит правду. Или, скорее, молился всеми фибрами души, чтобы это было правдой.

Кромсатель трясся в его дрожащей руке. Путник упал на колени. Эмоции, которые он давно подавлял, вырвались наружу с сокрушающей силой. Гилтер’йель была права — даже учитывая её предательство, он знал, что его поводок находится в руках эльфийки. Обдумав каждый аргумент, он понял, что друид манипулировала им на протяжении всего пути. Гилтер’йель, суровая, жестокая мать, железной рукой и мягкими словами направляла каждое его действие.

— Путник? — окликнула Арья, потянувшись, чтобы коснуться его. Взгляд Гилтер’йель метнулся к ней, и эльфийка протянула к рыцарю когтистую руку.

Внезапная дрожь земли прокатилась по роще и швырнула Арью наземь. Огромная каменная лапа вырвалась из почвы и всеми пятью пальцами схватила девушку. Та кричала и сопротивлялась, но пальцы — каждый толщиной с тело рыцаря — были слишком сильны. Когда Гилтер’йель, улыбаясь, наполовину сжала свою руку, лапа сомкнулась и подняла её в воздух.

Призрачный воин, захваченный врасплох атакой друида, успел только вскочить на ноги, прежде чем его окружило кольцо огня, отрезав от Арьи. Он рассек пламя кромсателем, и конец клинка от жара засиял красным.

— Путник! — кричала Арья. — Не сдавайся! Не отдавай…

Её слова превратились в вопль боли, когда Гилтер’йель сжала ладонь сильнее, и когти сомкнулись на теле Арьи. Лозы, опутавшие тело Амры, поднялись и стали хлестать рыцаря, разрывая доспехи и кожу.

Путник перешел в эфирность, собираясь пройти сквозь пламя и ударить, но и там огонь Гилтер’йель горел так же ярко. Воин выругал себя за глупость — конечно же, волшебство друида-призрака проникало за границу между мирами. Такова была природа сил небытия, которыми владели он и она.

Сопротивляясь беспомощной ярости, вцепившейся в сердце, Путник развернулся к Гилтер’йель, держа меч у земли.

Почему? — спросил он, слова потекли из его разума, но в сжавшемся от боли сердце он знал ответ. Она лгала. Это была попытка задержать его, а не выражение любви. Гилтер’йель в самом деле послала Мериса, чтобы прикончить его. Её слова обманули Путника, и он попался в ловушку.

Гилтер’йель начала плести новое заклятие, и стена пламени стала смыкаться вокруг Путника.Еще один, последний раз, я сделаю выбор за тебя, — сказала друид в его голове.У тебя есть выбор: умереть, который я забрала у тебя пятнадцать лет назад, и я решила, что ты сделаешь его сейчас.

Он был глупцом, доверявшим Гилтер’йель, глупцом, прислушавшимся к её уговорам. Мерис не был испытанием, просто попыткой Гилтер’йель убить своего стража-отступника. Всего лишь уловка, приманка, задуманная так, чтобы поймать его на сильнейшем стремлении — стремлении к людям.

Это было так легко, так маняще — отдаться в объятия матери, или отца, или любимой, и позволить другим делать выбор за него. Так легко…