Рассказы

Она пробормотала что-то нечленораздельное, зевнула, чихнула и наконец сказала ясным, твердым голосом:

— Хочу.

И замолчала.

— Что? — поторопил Виктор, жадно слушая ее дыхание.

— Спать, — так же ясно и четко сказала она и опять чихнула.

— Нет, это невыносимо, — огорчился Виктор. — Я вас совершенно не интересую, да?

— Как же, как же, — не очень внятно бормотнула она. — Вполне интересуете. В смысле — очень. Очень-очень. Но потом. Сейчас хочу спать.

Виктор засмеялся, представляя, как она лежит с закрытыми глазами, прижимая телефонную трубку щекой к подушке, и бормочет что-то, вряд ли осознавая — что.

— Как вас зовут? — продолжая улыбаться, спросил он.

— Виктория, — помолчав, ответила она. — Вы соседкин номер не нашли, да? Напрасно. У дежурного спросите, я ж вам говорила, он должен знать. Не надо мне больше звонить. Я боюсь, отец звонки услышит, проснется, а потом до утра не заснет. А ему рано на работу. И мне тоже…

— А где вы работаете? — Виктор понимал, что таким образом не добьется ее расположения, но удержаться не мог — ему необходимо было слушать ее голос.

— В газете, — сонно сказала она и вдруг быстро заговорила ясным голосом, без малейших признаков сна: — И еще в банке, в двух школах, в поликлинике и в этом, как его… в кинотеатре.

— Сколько же у вас профессий? — поразился Виктор.

— Одна. — Голос у Виктории был уже вполне ясный, бодрый такой голосок. Полный слегка прикрытого ехидства.

— И какая же у вас профессия? — осторожно спросил Виктор, учуявший это ехидство.

— Ну, какая в наше время может быть профессия у девушки с моей внешностью? — она уже откровенно смеялась над ним. — Моя профессия почти такая же древняя, как ваша… ведь вы журналист, я правильно запомнила?

— Да, — растерянно сказал Виктор. — Я — да, журналист. А вы…

— Уборщица, — загадочным полушепотом сказала она. — А вы что подумали?

— Министр, — решительно сказал Виктор. — Я сразу подумал: девушка с вашей внешностью в наше время может быть только министром. В крайнем случае — заместителем министра.

— Кошмар, — с тихим ужасом сказала Виктория. — Вы что, правда меня видели?

— Вряд ли, — признался Виктор. — Если вы не та блондинка, которая в соседней комнате…

— Не та. — Виктория вздохнула. — И не блондинка.

— Брюнетка? — обрадовался Виктор.

— Куда уж нам… — Она опять вздохнула, подумала и не очень уверенно добавила: — Хотя скорее темная, чем светлая.

— А еще? — жадно спросил Виктор. — Глаза какие?

— А глаза скорее светлые, чем темные, — с сожалением сказала она. — Ну, что еще… Рост скорее высокий, чем низкий, руки скорей большие, чем маленькие, ноги скорей длинные, чем короткие, нос скорей обычный, чем выдающийся, интеллект скорей выдающийся, чем обычный… Пол скорее женский, чем мужской. В принципе, никаких особых примет.

— Я уверен, что вы необыкновенная красавица, — торжественно сказал Виктор.

— Точно, — несколько удивленно подтвердила она. — Необыкновенная красавица. Так вы меня все-таки где-то видели, да?

В ее голосе не было ни малейшего следа тщеславия, гордости или хотя бы удовольствия. Она говорила о себе, как о постороннем человеке, и даже не о человеке, а о какой-то вещи, которая при всей своей красоте ей лично совершенно не нужна и не интересна.

— А я некрасивый, — грустно сказал Виктор. — Не то, чтобы урод, но… В общем, ничего хорошего. Единственный плюс — высокий очень.

— Это очень большой плюс, — сказала она.

Они говорили больше часа. Собственно, говорил Виктор. Как-то незаметно он рассказал ей о всей своей жизни, о таких мелочах, которые, казалось, давно забыл, об обидах и неудачах, о газетах, в которых работал и собирается работать, и о лучшем друге, который, оказывается, два года подряд писал на него докладные, и о маме, которая не любит, когда он уезжает надолго, и обо всех своих мечтах, планах и надеждах. Она слушала, вовремя вставляла уместные вопросы, сочувственно поддакивая, мягко протестуя, когда он очень уж обвинял в чем-нибудь себя… Он наконец очнулся.

— Что-то я разболтался, — от смущения чуть суховато сказал Виктор. — Извините. Обычно я не такой трепач. И вам спать не дал.

— Ничего. — Ее голос был полон тепла и лукавства. — Честно говоря, я вчера часов в восемь легла, так что свою норму отоспала, наверное. Вот как вы ночь без сна перенесете — я не понимаю.

— А я весь день в поезде дрых, — весело сказал Виктор. — Виктория, мы увидимся?

— Вряд ли, — с легким сожалением сказала она. — Зачем? Про необыкновенную красавицу я вам все наврала. Я маленькая, страшненькая и хромая. Мне сорок семь лет, у меня артрит, финансовые проблемы, безработный зять и больной внук. Да и орбиты у нас разные.

— Можно я вам позвоню? — неуверенно спросил Виктор.

— Я здесь последний день… в смысле — ночь. Утром уеду на работу, потом — к себе домой. А у меня телефона нет.

Голос ее был чуть-чуть виноватым и в то же время успокаивающим.

— Да не надо со мной так, — сказал Виктор. — Я все понимаю. Просто вы до того необыкновенная, что… Я думал — судьба.

— Судьба… Глупости все это. Ведь вы просто ошиблись номером, помните?

В голосе ее слышалась улыбка, но Виктор все равно почему-то обиделся.

— Я Виктор. Вы Виктория, — упрямо сказал он. — Это что — тоже ошибка?

— Я вообще-то Зинаида, — виновато сказала она. — Я свое имя сразу не сказала, потому что не нравится. Зинаида! Надо ж было так назвать… Всю жизнь стесняюсь.

— Я все-таки позвоню, — быстро сказал Виктор и бросил трубку.

И остаток ночи он валялся на неуютной казенной кровати без сна, или ходил из угла в угол, прислушиваясь к нервным крикам электровозов, или смотрел в окно на не по-ночному суетливую жизнь вокзала. Часов около восьми ему вдруг примстилось, что из здания вокзала на перрон выходит его соседка, та мелкая блондиночка, со своими раздутыми чемоданами, в том же синем костюмчике, в котором он видел ее вчера. Виктор рванул раму окна, спохватился, что отсюда все равно не докричится, кинулся лихорадочно одеваться, уходя, долго не мог попасть ключом в замочную скважину, пока не сообразил, что дверь можно просто захлопнуть…

В коридоре уборщица свирепо пылесосила ковровую дорожку. Виктор подождал, когда она выключит пылесос, и спросил:

— Вы не знаете, какой номер телефона вон в той комнате?

— А там нету телефона, — сказала тетка почему-то сердито. — Телефон только в одной есть — вон в той, видишь?

— Да, я знаю, — сказал Виктор. — Это моя комната.

— Знает, а спрашивает, — еще более сердито сказала тетка и опять включила пылесос.

Виктор вернулся в свою комнату, сел на неуютную казенную кровать и стал смотреть на телефон. Насмотревшись вдоволь, снял трубку и набрал 21–34.

— Слушаю, — после первого же гудка отозвался решительный мужской голос.

— Доброе утро, — неуверенно сказал Виктор. — Семилетов беспокоит. Э-э… Викторию могу услышать?

— Да она уже убежала, — недовольно сказал голос. — Вы ей на работу звоните. Она машину взяла, так что минут через пятнадцать уже там будет.

Она все-таки Виктория. И поехала на работу на машине. Если она уборщица, то он, Виктор, — Дюймовочка. Предполагается, что он должен знать номер ее рабочего телефона. Допустим, он знал, но забыл.

Виктор опять набрал 21–34 и долго слушал длинные гудки. Ну да, папе тоже рано на работу. Ничего, когда-нибудь он с работы возвращается, верно? Потерпим. А пока займемся своей работой, потому что мы тоже не бездельники.

Честно говоря, эту работу Виктору выполнять как раз не очень хотелось. Задание было какое-то… не очень понятное.

— Ты приглядись как следует, — сказал зам главного. — Интересно же — на ровном месте, без всяких спонсоров, без всякой рекламы газетку слепили. За полгода тираж в двадцать четыре раза увеличился. Мистика? Не только самоокупаются, но и доход какой-никакой… И телефон доверия у них там работает, специалистов привлекли. Мы ж тоже такой телефон организовать хотели, помнишь? Ты покопайся там, может, что полезного накопаешь.