Страница 8 из 12
…Звонок все звенел и звенел – нежные негромкие заливистые трели. Лапик звонко тявкал в прихожей, призывая хозяйку. Юлия тяжело поднялась, упираясь ладонями в стол, и, неверно ступая, пошла открывать. Наступила на подол длинного платья, взмахнула руками, удерживая равновесие. Сбросила туфли на высоких каблуках, сразу став ниже ростом. Не спрашивая, кто, повернула защелку замка и распахнула дверь. Стояла, всматриваясь в человека на пороге. Это был Алекс.
– Добрый вечер! У вас калитка открыта, я был у… друга, тут рядом и… вот! – Он протянул ей букет сиреневых астр, упакованных в кружева из фольги. – С днем рождения!
– Алекс? – Юлия попятилась, сделав неопределенный жест рукой, который он принял за приглашение и перешагнул порог. – Зачем вы… О господи! Откуда вы знаете, что у меня день рождения?
– Я помню, Евгений Антонович как-то сказал, что вы ужинаете в «Английском клубе». Соберутся друзья… Такая традиция у нас, сказал он, отмечать день рождения жены в «Английском клубе». Я запомнил день – десятое сентября. Я помню… – повторил он, и Юлия вспыхнула.
Она стояла в замешательстве, с поникшими плечами, глядя в пол… Ей хотелось завыть от горя. Да, была традиция, был Женька… Она просыпалась утром десятого сентября, а на постели лежали розы – темно-красные, всегда тридцать шесть. Они усыпали всю постель, три дюжины темно-красных роз на длинных крепких стеблях с острыми шипами. Их запах, сладкий и томный, немного удушливый, разливался по комнате. Она сгребала цветы в охапку, зарывалась в них лицом… Непременно колола палец о какой-нибудь особенно острый шип, вскрикивала…
Она помнит радость, какую испытывала, когда холодные и влажные цветы прикасались к ее лицу…
– Женька! – кричала она. – Я тебя поздравляю! У меня сегодня день рождения!
Сегодня с самого утра она выключила телефон, не желая никаких звонков, не желая принимать поздравления, не желая никого видеть…
Она стояла в прихожей, Лапик жался к ее ногам, с любопытством рассматривая гостя. Она протянула руку и взяла астры…
– Вы простудитесь, – пробормотал Алекс.
У Юлии мелькнула мысль вытолкать его прочь и захлопнуть дверь, но тогда она останется совсем одна… в свой день рождения… Миг был упущен. Не ответив, она повернулась и побрела в гостиную. Он осторожно закрыл дверь и пошел следом. Зачем-то подобрал по дороге сброшенные ею туфли.
– У вас были гости? – вырвалось у него при виде накрытого стола. Взгляд его задержался на осколках стекла на полу…
Юлия пожала плечами и не ответила. Она чувствовала, что разрыдается, если попытается что-то сказать или объяснить. Она с шумом втянула в себя воздух и задержала его, думая: «Только не разреветься!» Открыла сервант, достала высокую узкую хрустальную вазу, сняла фольгу с букета, опустила цветы в вазу. Замерла, тупо уставившись на них. Что-то еще нужно сделать… Что?
– Воды, – подсказал Алекс.
Она кивнула. Взяла со стола бутылку «Перье» и опрокинула над вазой. Вода, булькая, толчками устремилась из пузатой бутылки вниз. Юлия внимательно смотрела, как ее становится в бутылке все меньше и меньше.
– Спасибо большое, – наконец смогла выговорить она. – Прекрасные цветы, осенние. Как раз то, что нужно. Мне давно уже не дарили цветов. Садитесь, Алекс, на любое место и будьте как дома.
Она с удивлением прислушивалась к своим неприятно-покровительственным интонациям. В горле было сухо, и она поминутно сглатывала.
Мужчина чувствовал себя неловко. Он стоял у стола, все еще держа в руках ее туфли и не зная, что с ними делать. Наконец с негромким стуком поставил их на стол. Теперь они оба смотрели на изящные узконосые туфли на белой скатерти среди посуды и молчали.
– Я пойду, – вдруг сказал он.
Юлия решилась взглянуть ему в глаза, опасаясь увидеть там жалость. Только не быть жалкой, думала, только не это. Он помнит ее другой… Она задрала подбородок, попыталась улыбнуться.
– Останьтесь, пожалуйста! Вы мой гость… Хотите вина?
– В день рождения пьют шампанское, – сказал Алекс. – У меня в машине…
– Я знаю, – ответила Юлия. – У меня тоже есть, я просто не смогла открыть. А вино уже было открыто.
– Сейчас откроем!
Ей показалось, в его словах прозвучало облегчение.
Шампанское с шипением ринулось из бокалов, налитых до краев, на скатерть. Юлия вскрикнула и засмеялась. Схватила бокал и залпом выпила. Шампанское тут же ударило ей в голову, и комната, покачиваясь, стала медленно вращаться вокруг своей оси. Юлия опустилась на стул, прикрыла глаза рукой. Голова была пустой и звонкой. Плакать уже не хотелось. «Недаром… пьяницы… пьют…» – промелькнуло начало какой-то мудрой мысли, которая тут же исчезла, растворилась.
– Алекс! – вдруг сказала она. – Алекс, потанцуйте со мной!
…Он вел ее осторожно, словно боялся причинить боль. Ей показалось, что он даже перестал дышать. Туфли так и остались стоять на столе. Она чувствовала под ногами мягкий ворс ковра. Нежная серебристая мелодия… любимый Женькин вальс… из какого-то старого фильма. Больше года с того самого дня… она не включала проигрыватель. И компакт так и лежал в нем…
Она вдруг обхватила Алекса обеими руками, прижалась лицом к его груди и заплакала, не стесняясь слез, бессвязно думая о том, что она все-таки плачет, хотя дала себе слово не плакать… и что плакать в присутствии другого человека не так горько, как в одиночку, потому что душа требует участия и надеется на утешение.
Алекс замер. Она почувствовала, как он напрягся. Его руки лежали на ее плечах, и Юлии казалось, что от них исходит жар, прожигающий ее насквозь.
…Юлия проснулась внезапно, словно ее толкнули. Было темно, тихо, неярко горел ночник на тумбочке около ее кровати – симпатичный, улыбающийся до ушей фарфоровый лягушонок под темно-красным мухомором, – который она никогда не включала, а держала только для красоты. Она лежала неподвижно, охваченная странным чувством нереальности. Что-то было не так… Она была одета! Она лежала в своем длинном вечернем платье, укрытая желтым шелковым покрывалом… Колье! Рука метнулась к шее… колье на месте! Как странно… Она приблизила руку к лицу – искорками вспыхнули бриллианты… отвела руку в сторону, рассматривая кольца, и вдруг едва не вскрикнула – мутная волна ужаса пронзила ее. Рядом с ней на постели лежал человек! На долю секунды ей показалось, что это Женька. Затаив дыхание, она повернула голову. Человек спал, она слышала его дыхание. Чужой человек. Юлия испытала облегчение и разочарование одновременно. Человек лежал на спине, одетый, и она, осторожно приподнявшись на локте, стала с жадным любопытством, приоткрыв рот от напряжения, рассматривать его лицо. Она вспомнила, как он пришел с цветами в обертке из фольги, и улыбнулась. Она испытывала удивительное и легкое чувство радости от того, что не спит и может рассматривать спящего рядом человека, беспомощного, не подозревающего, что на него смотрят. Ей стало смешно, и она прикрыла рот рукой, чтобы не засмеяться вслух. Она была пьяна…
У Алекса были темные волосы, широкий выпуклый лоб, длинные, как у женщины, ресницы. Впалые щеки. На шее билась жилка. Ей было неловко подсматривать, но… не будить же, успокоила она себя. Крупные губы, подбородок с ямочкой… Расстегнутый ворот рубахи, одной пуговички нет. Грудь его мерно вздымалась. Спящий, он был беспардонно молод, потрясающе молод, неприлично молод! Юлия вздохнула. Его большие руки лежали поверх одеяла… заживший порез около ногтя на правом указательном пальце, часы на запястье, почему-то правом.
Ноздри ее раздувались, втягивая его запах. Запах волос, кожи, тела, одежды… Если бы ее спросили, что она чувствует сейчас, она сказала бы – ничего, и пожала плечами. И слукавила бы. К ее изумлению, ее неудержимо тянуло к этому парню. Как тогда, много лет назад… Она смотрела на его руки и представляла, как он…
Остановись, бесстыдница! Но она ничего не могла с собой поделать. Ее голова лежала на его груди, мысленно, разумеется, и щекой она чувствовала биение его сердца… а колено упиралось в его бедро… тоже мысленно. Губы ее пересохли, она облизнула их языком… Дыхание перехватило, лицо горело.