Сэди после смерти

Ральф Корвин отбывал предварительное заключение в левом крыле здания, отведенном для совершивших особо тяжкие преступления. Помимо самого Корвина в его тюремном блоке сидели еще трое: первый джентльмен уморил голодом своего шестилетнего сына, приковав его цепью в подвале собственного дома в Калмз-Пойнте; второй поджег синагогу в Маджесте, а третий представитель криминальной элиты во время ограбления бензоколонки в Беттауне выстрелил кассиру в лицо, ослепив его. Раненый, истекая кровью и ничего не видя, в панике выскочил на дорогу и был задавлен двадцатитонным грузовиком. Однако, как говорится в одном старом анекдоте, он бы не умер, если бы сначала в него не стреляли.

Камера Корвина находилась в самом конце коридора. В среду утром Карелла застал его сидящим на нижней койке – руки зажаты между колен, голова опущена, как во время молитвы. На посещение тюрьмы было необходимо получить разрешение прокурора и адвоката Корвина, и Карелла получил его, хотя и тот, и другой опасались, что разговор детектива с подследственным может повредить ведению дела. Услышав приближающиеся шаги, Корвин вскинул голову и, едва открылась дверь, поднялся с койки.

– Как ваши дела? – спросил Карелла, протягивав руку.

Корвин слабо стиснул его ладонь.

– А я все гадал, кто же из вас Карелла. Я перепутал ваши фамилии – вашу и того блондина, не помню, как его там. Теперь я знаю, вы – Карелла.

– Да.

– Зачем вы пришли?

– Хотел задать вам несколько вопросов.

– Мой адвокат сказал...

– Я говорил с вашим адвокатом, он в курсе.

– Да, но он сказал, что я ничего не должен добавлять к тому, что говорил раньше. Вообще-то он тоже хотел прийти, но я сказал, что сам смогу о себе позаботиться. К тому же мне этот тип совершенно не нравится. Вы его видели? Такой маленький очкастый шпент, очень похож на таракана.

– Тогда почему вы не попросите другого адвоката?

– А можно?

– Конечно.

– А у кого?

– Обратитесь в общество юридической защиты.

– Вы не могли бы это сделать для меня? Позвонить им и сказать, что...

– К сожалению, нет.

– Почему? – Корвин с подозрением посмотрел на Кареллу.

– Я не хочу делать ничего такого, что могут посчитать попыткой помешать ведению дела.

– Какого дела? Моего или прокуратуры?

– И того, и другого. Откуда мне знать, к какому выводу может прийти судья, если...

– О'кей, как мне отсюда позвонить в это самое общество?

– Попросите кого-нибудь из администрации. Или просто скажите вашему адвокату. Уверен, если вы объясните ваши чувства, у него не останется возражений и он оставит ваше дело. Вам бы захотелось защищать кого-то, кому вы не нравитесь?

– Нет, конечно, – отозвался Корвин и вяло пожал плечами. – Но мне бы не хотелось его обидеть. Он маленький таракан, но какого черта?

– Учтите, Корвин, у вас поставлено на карту очень многое.

– В том-то и дело. Хотя... какая разница!

– Что вы имеете в виду?

– Ведь я же убил ее. Какая в таком случае разница, кто адвокат? Никто меня не спасет. Все и так ясно как дважды два.

Веки Корвина задрожали. Переплетя пальцы рук, он снова сел на койку и сказал:

– Мне приходится сцеплять руки, иначе меня так начнет колотить, что я рассыплюсь на куски, понимаете?

– Вам плохо?

– Ломка – это всегда плохо, а еще хуже, когда нельзя кричать. Стоит мне закричать, как этот сукин сын в соседней камере, тот, что запер своего сына в подвале, велит мне заткнуться. Я его боюсь. Вы его видели? Он, должно быть, весит с центнер. Представляете, этот гад посадил своего сына на цепь в подвале. И не давал ему есть. Что только заставляет людей вытворять такие вещи?

– Не знаю, – вздохнул Карелла. – Вам давали какие-нибудь лекарства?

– Нет, они сказали, что здесь не больница. Как будто я сам не знаю! Я попросил своего адвоката, таракана этого, чтобы меня перевели в клинику для наркоманов в «Буэнависта», а он говорит, что сначала администрация тюрьмы должна произвести тесты, чтобы я у них проходил по делу как наркоман, а это займет еще пару дней. Да через пару дней я уже не буду проходить ни по какому делу, через пару дней я все свои кишки выблюю и загнусь. Кто придумал эти правила? Какой во всем этом смысл? Не понимаю я правил, ей-богу, не понимаю я этих дурацких правил! Я понимаю только одно – наркотики. Без наркотиков я забываю обо всех идиотских правилах! Когда нужно уколоться, все правила катятся к черту! Господи, как же я ненавижу все эти правила!

– Как вы себя чувствуете? Можете отвечать на вопросы?

– Как я себя чувствую? Так, как будто сейчас упаду замертво, вот как я себя чувствую!

– Я могу прийти в другой раз.

– Нет-нет, спрашивайте. Что вас интересует?

– Конкретно меня интересует, как вы ударили ножом Сару Флетчер.

Корвин нервно стиснул руки, облизнул губы и подался вперед, словно борясь с неожиданным приступом тошноты.

– А как по-вашему, что происходит, когда пыряешь человека ножом? Просто... втыкаешь в него нож, вот и все.

– Куда?

– В живот.

– С левой стороны?

– Да, наверное. Я правша, а она стояла лицом ко мне. Наверное, туда я и ударил.

– А потом?

– В каком смысле?

– Что вы делали потом?

– Я... знаете, наверное, надо было вытащить нож. По-моему, я настолько перепугался, ударив ее, что забыл обо всем на свете. Надо было вытащить из нее нож, правда? Я помню, как она от меня попятилась, а потом упала, и нож все еще торчал в ней.

– Она вам что-нибудь говорила?

– Нет, она... у нее на лице было такое жуткое выражение... ужаса... боли и... как будто она не могла понять, зачем я это сделал.

– Где был нож, когда она упала?

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Нож был у нее в правой стороне тела или в левой?

– Не помню.

– Постарайтесь вспомнить.

– Не знаю. Как раз в тот момент я услышал, как открывается входная дверь, и единственное, что меня интересовало, – как бы поскорее смыться.

– Что она сделала, когда вы ее ударили? Может быть, дернулась? Отпрянула от вас?

– Нет, попятилась прямо назад. Так, как будто не могла поверить в то, что я сделал, и... как будто не хотела находиться рядом со мной, понимаете?

– А потом она упала?

– Да. У нее... подломились ноги... она схватилась за живот, ее руки... это было ужасно... они хватали воздух, понимаете? А потом она упала.

– В каком положении?

– На бок.

– На какой?

– Я по-прежнему мог видеть рукоятку ножа – значит она упала... на бок, противоположный тому, куда я ее ударил.

– Вы же видели, как она лежала на полу. Покажи те мне.

– Ну... – Корвин поднялся с койки и встал перед Кареллой. – Предположим, что койка – это окно. Ее ноги были вытянуты в мою сторону, а голова повернута к окну. Представьте себя на моем месте... – Корвин лег на пол и вытянул ноги по направлению к Карелле. – Вот в таком положении она и лежала.

– Хорошо, теперь покажите, на каком боку.

Корвин перекатился на правый бок.

– Вот на этом.

– Значит, на правом?

– Выходит, что да.

– А нож торчал в левом боку, так?

– Да.

– Точно там, куда вы ее ударили?

– Наверное, да.

– Когда вы разбили стекло и вылезали из окна, нож был в том же самом положении?

– Не знаю. Я больше не смотрел ни на нож, ни на нее. Я только хотел побыстрее выбраться оттуда. Ведь кто-то же вошел в квартиру, понимаете?

– И последний вопрос, Ральф. Когда вы вылезали из окна, она была мертва?

– Понятия не имею. Она истекала кровью и... лежала очень Тихо. Наверное, да. Точно не знаю.

– Алло, мисс Симонов?

– Да.

– Детектив Клинг, восемьдесят седьмой участок. Я...

– Простите, кто?

– Клинг, детектив Клинг. Помните, мы с вами говорили в вестибюле...

– Ах да, конечно! Как ваши дела?

– Спасибо, отлично. Я вам весь день звоню. И только сейчас мне пришло в голову – тоже мне, тот еще детектив! – что вы, наверное, на работе и до пяти вас не будет дома.