Страница 50 из 63
Когда-то люди били себя в грудь и кричали: «Забудем, что мы черные, забудем, что мы латиноамериканцы, забудем, что мы азиаты!» А теперь те же самые люди кричат: «Не будем забывать, что мы черные, не будем забывать, что мы латиноамериканцы, не будем забывать, что мы азиаты!» Когда-то можно было гордиться тем, что ты американец, это давало гордость и чувство собственного достоинства, теперь же осталось лишь отчаяние от того, во что превращается Америка. Что ж тут удивляться, что в воспоминаниях иммигрантов их родные страны начинали казаться более безмятежными и стабильными, чем это было на самом деле. Что ж удивляться, что они принимались цепляться за этническую принадлежность, которая казалась им чем-то вечным и неизменным, более надежным, чем весь этот треп про единый народ со свободой и правосудием для всех.
Город, в котором работал Берт Клинг, был городом национальных анклавов, постоянно балансирующих на грани межнациональной войны, как и весь наш огромный мир. Причиной беспорядков, которые произошли в Гровер-парке в прошлую субботу, был преступный замысел человека, вознамерившегося извлечь из этого личную выгоду. Но его план не сработал бы, если бы этнические различия не разрывали город на части.
Этнические.
Самое непристойное слово в любом языке.
Кабинет доктора Кук находился в Даймондбеке, где буквально каждый житель был чернокожим. Естественно, все пациенты, ожидающие в приемной, тоже были чернокожими. Клингу пришло в голову, что он никогда не видел, чтобы у чернокожего врача был белый пациент.
Медсестра, сидевшая в приемной, тоже была чернокожей.
Клинг представился и краем глаза заметил, как головы всех присутствующих повернулись к нему. Пациенты были уверены, что белый коп мог заявиться сюда только в одном случае — если он разыскивает какого-нибудь чернокожего брата, схлопотавшего пулю.
— Мне назначено, — сказал Клинг. Правда, назначено ему было свидание, а не прием, но этого он уточнять не стал.
Через несколько секунд из кабинета вышла Шарин.
На ней был белый халат, из-под которого выглядывала темная юбка. Из нагрудного кармана торчал стетоскоп. Клингу захотелось поцеловать ее.
— Я скоро освобожусь, — сказала Шарин. — Посиди пока, почитай журнал.
Клинг заулыбался, словно мальчишка.
Они пообедали в ресторанчике Колби. Здесь тоже все посетители были чернокожими. Неудивительно — ведь это было самое сердце Даймондбека. Клинг напомнил Шарин, что к двум он должен вернуться в нижний город, поговорить с женщиной, которая, возможно, как-то связана с последним происшествием.
— Один парень выбросился из окна, — пояснил он Шарин.
— Или был выброшен, — понимающе продолжила она.
— Или был выброшен, — согласился Клинг и кивнул.
— А кто делал вскрытие? — поинтересовалась Шарин.
— Парня увезли в Парксайд.
— Тогда его должен был делать Двайер. Хороший человек.
— А ты давно работаешь в этом районе? — поинтересовался Клинг.
— Всегда, — ответила Шарин, пожав плечами.
Клинг на мгновение заколебался, но потом все-таки спросил:
— А у тебя есть белые пациенты?
— Нету, — ответила Шарин. — Ну то есть, на Ранкин-плаза есть. Белые копы приходят туда постоянно. Но здесь — нет.
— А вообще у тебя бывали белые пациенты?
— В частной практике? Нет. А что такое?
— Мне просто стало любопытно.
— А ты когда-нибудь ходил на прием к чернокожему доктору?
— Нет.
— Вопрос закрыт, — улыбнулась Шарин.
— А с кем ты встречаешься сегодня вечером?
— Вот это не твое дело.
— Если женщина сообщает мне, что не может встретиться со мной, поскольку у нее другие планы...
— Именно так.
— ...то это становится и моим делом тоже.
— Вот уж нет.
— А может, пообедаем завтра вместе?
— Тоже занято.
— С кем на этот раз?
— С моей матерью.
— Значит, когда речь заходит о твоей матери, это уже мое дело?
— Дело в другом...
— Дело в том, что ты все время занята. А почему бы мне не присоединиться к тебе и к твоей матери?
— Мне не кажется, что это хорошая идея.
— А почему, собственно?
— Потому что мама не позволит мне играть на твоей трубе.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мама не знает, что ты белый, — вот что.
— А тебе не кажется, что пора ей об этом сообщить?
— Ты что, хочешь сказать, что после трех свиданий пора подумать о свадьбе?
— Считая сегодняшнее — после четырех.
— Ну ладно, после четырех.
— И все они прошли прекрасно.
— Кроме первого.
— Ну, первое не в счет. А все-таки, с кем ты сегодня встречаешься?
— Я же тебе уже сказала, это не твое...
— А ты первый раз с ним встречаешься?
— Нет.
— Он чернокожий?
— Золотце, отцепись.
— А о нем мама знает?
— Знает.
— И играть на его трубе она позволяет?
— Мама все еще думает, что я девушка. Она никогда мне не позволяла играть ни на чьей трубе.
— Ну, как всякая мама, — сказал Клинг и насмешливо прищурился. — А ты хочешь сказать, что ты — не девушка?
— Я вообще насквозь порочна.
— Ну ладно, а когда же мы сможем пойти куда-нибудь вместе? Арти...
— Мы и сейчас вместе.
— Ну да, но Арти хотел с тобой познакомиться.
— Кто такой Арти?
— Арти Браун. Тот самый коп, который посоветовал мне пойти в заведение Барни, помнишь, я гово...
— А, помню. Тот, у которого бабушка была рабыней.
— Прапрабабушка. Он хотел, чтобы мы как-нибудь вместе пообедали — он и его жена.
— Ну, я не возражаю.
— Ну да, но ты же постоянно занята!
— Не постоянно.
— Ты занята сегодня вечером, занята...
— Сегодняшняя встреча была назначена давным-давно.
— А как насчет завтрашнего вечера?
— Я не против.
— Правда?
— Правда.
— Здорово. Тогда я скажу Арти. Китайский ресторан тебя устроит?
— Вполне.
— А с кем ты сегодня встречаешься?
— Не твое...
— Шарин!
Это восклицание, произнесенное глубоким, звучным голосом, раздалось из-за правого плеча Клинга и заставило того обернуться. За плечом обнаружился мужчина — высокий, чернокожий, одетый в элегантный костюм на несколько тонов светлее его кожи. На небольшой пластиковой карточке, прикрепленной к лацкану пиджака, было написано «Больница Маунт Плезент».
— Привет, Джейми, — сказала Шарин и поспешно добавила: — Берт, это Джейми Хадсон...
— Здра...
— А это Берт Клинг, — закончила Шарин.
— Рад с вами познакомиться.
Мужчины пожали друг другу руки. Клинг, в которого повадки детектива въелись куда глубже, чем он сам об этом догадывался, тут же повнимательнее рассмотрел пластиковую карточку и обнаружил, что этого нависающего над их столиком статного мужчину зовут доктор Джеймс Мелвин Хадсон и что он работает в отделении онкологии.
— Присаживайся, — предложила Шарин.
Хадсон — доктор Джеймс Мелвин Хадсон из отделения онкологии — тут же воспользовался предложением. Клинг про себя отметил, что доктор сел рядом с Шарин, а не с ним. Врачи тут же завели оживленную беседу о каком-то пациенте, которого Шарин направляла к Хадсону — доктору Джеймсу Мелвину Хадсону — несколько месяцев назад и которого — таковы превратности судьбы — застрелили вчера вечером.
— Берт — детектив, — заметила Шарин.
— В самом деле? — вежливо переспросил Хадсон.
Клинг подумал, почему Шарин сочла нужным упомянуть, что он — детектив, но не стала сообщать, что Хадсон — врач. Возможно, она хотела дать понять Хадсону, что между ней и Клингом существуют чисто деловые отношения — они оба из полиции и все такое. Но почему тогда она не стала сообщать Клингу, что между ней и Хадсоном чисто деловые взаимоотношения — они оба врачи и все такое? А еще он вдруг подумал, уж не является ли доктор Джеймс Мелвин Хадсон тем самым человеком, с которым у Шарин назначена встреча на сегодняшний вечер. Клинг почувствовал себя так, словно его пнули под столом.
— Ирония ситуации в том, что человек все равно умирал от рака, — сказал Хадсон. — Ему оставалось два, от силы три месяца...