Страница 19 из 28
Во Фландрии, где ганзейцы вообще пользовались чрезвычайно широкими привилегиями, они не имели собственных весов (своего весового двора), но держали собственные нормальные весы и гири для проверки официальных весов, которыми все обязаны были пользоваться (жители, как и иностранцы, могли иметь в своих домах только небольшие весы с гирями до 60 фунтов). При этом и во Фландрии весовщики, как и маклеры, давали клятвенное обещание в том, что они не будут обманывать ни продавца, ни покупателя. Эту клятву они приносили при вступлении в должность в присутствии представителей от немецких купцов, что признавалось последними весьма важной привилегией{169}.
Этими постановлениями подтверждается то крупное значение, какое придавалось взвешиванию товаров в те времена, и не только на Руси, но и в Западной Европе. В большинстве случаев обходились еще без мер и весов, покупая и продавая товары на глазомер. Весы появляются первоначально, как и монета, только для рынков и на рынках, где совершались значительные обороты, причем они имели публичный характер, так же как и монета. Пользоваться собственными весами не дозволялось, всякий при продаже товаров обязан был прибегать к публичным весам, установленным местной властью, и к назначенным ею весовщикам. Это вызывалось тем обстоятельством, что все операции купли-продажи должны были совершаться публично, на рынке, в присутствии свидетелей, ибо только тогда можно было быть уверенным в том, что они происходят без насилия{170}. Но причина состояла и в том, что весы так же, как и самое устройство рынка, чеканка монеты для него и т.д., должны были приносить доход тому, кому принадлежал рынок. Наряду с рыночными пошлинами, доходом от чеканки монеты получался и весовой сбор, уплачиваемый со взвешиваемых товаров. Из устава князя Владимира Святого конца X ст. мы знаем, что меры и весы находились под надзором епископов, а в Новгороде главный доход церкви св. Иоанна Крестителя заключался в платежах за пользование мерами и весами, которые хранились в церкви и находились в управлении двух церковных старост{171}. Новгородцы и пользовались «локотем Иванским», принадлежавшим этой церкви. Равным образом в латинской грамоте 1268 г. немцы устанавливают, что нормальная мера длины должна храниться в немецком храме св. Петра.
Однако, несмотря на огромное значение, которое придавалось мерам н весам, требованию постоянной проверки их и замены испорченных гирь новыми, точности при взвешивании все же не получалось, ибо, с одной стороны, не было правильных гирь, а приходилось их нередко попросту заменять камнями, а с другой стороны, злоупотребления при взвешивании были весьма велики. В постановлении английского парламента 1353 г., касающемся иностранных купцов, говорится, что взвешивание должно производиться так, чтобы обе чаши весов были одинаковы и находились в равновесии и чтобы никто не трогал их при взвешивании ни руками, ни ногами, ни иным чем-нибудь. И немцы в Новгороде жалуются в 1335 г., что при взвешивании воска или иных товаров весовщик давит на чаши рукой или ногой{172}. Сообщается и о взятках, которые давались весовщикам.
Если в отношении весов немцы добились уже в договоре 1259 г. известных преимуществ, то ст. 20 договора 1269 г., согласно которой «кто, вступив с немцем или готландцем в торговые дела, испортит или растратит его товар, должен прежде всего удовлетворить гостей, а потом других, коим должен», хотя и является существенной привилегией для иноземцев, но такой, которая издавна существовала на Руси (она имелась, как мы видели выше, уже в «Русской Правде»), так что ганзейцам настаивать на ней и бороться из-за нее не приходилось. Новгородцы несомненно согласились на это постановление как само собою разумеющееся. К этому присоединяется, как видно из следующей статьи (21) договора, и потеря свободы несостоятельным должником, который «выдавался головою на продажу» немцу — отношения рабства между иностранцами и русскими были возможны в древнее время{173}. В латинской грамоте говорится в дополнение к этому, что заимодавец выводит на торг не уплатившего долга вместе с женой и детьми и волен увезти из Новгорода, если на торгу его никто не выкупит. Действительно, в 1284 г. князь Федор Ростиславич Смоленский выдает русского должника Армановича вместе с двором немцу Бирелю «выдал есмь Армановича и с двором немьцом»), причем на суде участвовали с ним вместе б бояр и 6 немцев{174}.
Однако, кроме рассмотренных нами вопросов, касающихся товарообмена, — вопросов о пошлинах, о взыскании долгов, о взвешивании товаров имелся в те времена, как мы видели, еще целый ряд других, которые должны были регулироваться торговыми договорами. Из того обстоятельства, что купцам предоставлялось право свободного приезда в страну, еще вовсе не следовало, что они могли производить торговые операции в любом объеме. Как мы указывали выше, торговая деятельность иностранцев ограничивалась в различных направлениях. Обыкновенно им не дозволялось торговать с другими иностранными или иногородними купцами, продавать товары в розницу, закупать их у местных жителей, в деревнях, тут же на месте перепродавать приобретенные товары и многое другое.
Как предыдущие договоры Новгорода с немцами, так и договор 1269 г. совершенно не касаются всех этих вопросов. Только в латинской грамоте 1268 г. немцы настаивают на том, чтобы им было предоставлено торговать с другими гостями, как в своих гостиных дворах, так и за пределами их, т.е., по-видимому, торговать с русскими купцами, приезжающими в Новгород из других областей. За пределы Новгорода, как упомянуто, немцы могли ездить, и установлено было, что возникающие там между немцами и местными жителями тяжбы должны решаться на месте и не касаются Новгорода. Об этих поездках немцев свидетельствует и сообщение новгородской летописи о нападении новгородцев на немецких купцов в Новоторжке в 1188 г. Но в данном случае немцы желают торговать с приезжими и в самом Новгороде, на что последний, надо полагать, не соглашался. Так, по-видимому, следует понимать исключение этого постановления в договоре 1269 г. Действительно, в 1424 г. двух немцев, пытавшихся купить у литвина меха, повлекли за это на суд к св. Иоанну, где они и были присуждены к заключению в оковы. Когда же затем, по взятии арестантов на поруки, немцы требовали от тысяцкого разъяснения, то тот, сославшись на недавно имевшее место взаимное подтверждение руководствоваться во всем стариною, отвечал, что, на основании старины нельзя торговать с литовцами.
Новгородцы крепко придерживались этого принципа; даже своим князьям они запрещали непосредственную торговлю с немцами. Уже в договоре 1270 г. читаем: «А в немецком дворе тебе торговать нашею братиею». Даже когда самостоятельность новгородцев приходила к концу, в договоре 1471 г., которым они признавали власть московского князя Ивана Васильевича, они еще выговаривают себе право исключительной торговли на немецком дворе. И точно так же, заключив союз с польским королем Казимиром IV в 1470 г., Новгород подтвердил еще раз запрещение торговли гостей между собою в отношении польских и литовских купцов и сохранил за собой посредничество в торговле с немцами, «а гостю твоему торговати с немци нашею братьею». На это правило, господствовавшее в Новгороде, ссылаются и жители Полоцка в 1405 г.: «А с новгородьци немецкому купцю торговати, а промежи ими ходити нашему полочанину, занеже нас новьгородци не пустят у немечькии двор торговати без своего новьгородца»{175}.
Между тем в других странах ганзейцам удалось добиться права непосредственной торговли с другими иностранцами. Такое разрешение дано им и в Англии в 1303 г., и в Голландии в 1358 г. (Дортрехт), и во Фландрии в 1360 г. Уже в 1252 г. немцы предъявили такое требование во Фландрии, а в 1280 г., когда они перенесли свое складочное место из Брюгге в Арденбург, они ссылались на то, что в Арденбурге им предоставлено право торговли с гостями. При возвращении их обратно в Брюгге они, по-видимому, были и здесь наделены этой привилегией. По крайней мере в 1304 г. Брюгге запретил иностранным купцам торговать между собой в розницу, из чего следует, что оптовая торговля между гостями была дозволена. На это указывает и грамота Брюгге, именно в 1282 г., т.е. по возвращении обратно всех выехавших иностранных купцов, предоставляющая англичанам это право. Между тем, признание за купцами одной национальности права торговать с другими иностранцами означало, в сущности, распространение его и на этих прочих иностранцев, с которыми они могут заключать торговые сделки. Наконец, в 1307 г. это право официально признано за ганзейцами графом фламандским (они могут продавать, покупать и вообще торговать между собою или с кем другим по всякому способу купли-продажи), а спустя два года его подтвердил и г. Брюгге для городской территории{176}.