Часовые любви

— Она вообще у тебя очень взрослая не по годам. Подошла как-то к моей машине, погладила ее, обошла вокруг и говорит: «Тетя Катя, я тоже скоро буду водить». Я спрашиваю: «Это как?» «Научусь и буду. Вы дадите мне порулить?» Я говорю: «Конечно, дам!» «Когда вырасту, то сама себе куплю. Заработаю и куплю. А вы заработали или вам подарили?» Мне странно стало. «Почему, — говорю, — ты спрашиваешь?» «Девчонки в школе твердят, что выйдут замуж за того, кто подарит тачку, шубу и бриллианты». Не нашлась, что ей ответить, ляпнула: «Такие подарки только дорогим проституткам дарят». А она возражать стала: «Вы ведь не проститутка!»

Знаешь, что я после этого сделала? Я после ее слов приехала к Юрику на машине и говорю: все! Тут еще Димка с несчастными влюбленными глазами предстал в моем воображении. Юрик спрашивает: «Ты о чем?» А я отвечаю: «О нашей с тобой жизни. Забирай машину и вали от меня на все четыре стороны. Я согласна на виртуальные подарки». Он, конечно, ничего не понял: «На кой мне твоя побитая машина?» «Она, — говорю, — твоя, а не моя. Ты же их из Германии пригоняешь». «Я их пригоняю новехонькими, а не такими раздолбанными. Во что ты ее превратила?» Отвечаю: «Так я на ней училась». «Вот и учись дальше. Дареное не возвращают и не принимают назад — плохая примета. А этих, как ты сказала, вирту… виртуальных подарков, если нужно, ты только скажи, набухаю тебе по самые помидоры. Кстати, что это такое?»

Он, Машуня, понимаешь, не в литературе, не в компьютерах ни бум-бум. А Димочка, он голова! Он компьютер подростком освоил, когда у нас только двести восемьдесят шестые были, в момент. Теперь программы для крутой фирмы пишет. Они ему деньги хорошие платят. И он ушел от жены. Дал ей отступного.

— Что это с ним?

— Она в торговле работала. Теперь свой магазин открыла. Ей оказалось этого достаточно.

— И она его отпустила?

— Ага.

— Значит, ты и с Димулей, и с машиной осталась?

— Можно сказать так. Более того, мы хотим с ним свое дело начать.

— Какое?

— Пока думаем.

— Меня на работу возьмете? — Маша перестала катать тесто. — Надоело на учительскую зарплату тянуть.

— Нет, — в комнату вошла Регина, — они меня возьмут.

— Тебя, как только школу закончишь, возьмем точно. Нам такие твердые нужны.

— Ты не добавила с такими знаниями языков, — поправила ее Регина.

— Ну, про языки пока помолчу. Мы ведь еще не знаем, пригодятся ли они в нашем новом деле, — покачала головой Катя.

— Без компьютера и языков теперь никуда, — поучительно проговорила юная девушка.

— Ты же говорила без машины, шубы и бриллиантов, — иронично заметила подруга мамы.

— Это не я говорила. Это девчонки в классе. И было это, тетя Катя, к вашему сведению, давным-давно. За это время жизнь изменилась.

— Теперь за жизнью не угонишься, — вздохнула Маша.

— Значит, уже передумали? — удивилась Катя.

— Да у них, молодых, планы быстро меняются. То они выбирают пепси, а то…

— Самое, что ни на есть высшее образование выбирают, — перебила ее дочь. — Чтобы заработать на достойную жизнь. На хорошую работу теперь знаете, как принимают? По тестированию. Для этого и внешний вид иной требуется — строгий деловой стиль, костюм, белая блузка. А в шубах и на шпильках отстой ковыляет. Мы другие. Мы за экологию. А потому…

— А потому выбираете вместо длинных шубенок полушубки, — иронично заметила Маша.

— Мою длинную, которую Людвиг подарил, помнишь, Катя, ту самую, которую так и не удалось продать. Теперь она ее хочет перешить. В полушубок с капюшоном превратить. Им, молодым, мобильность нужна.

— Конечно, в соболях путаться никто не желает, ими теперь ступеньки карет не подметают, — согласилась Регина.

— Ты разрешила? — округлила глаза Катя. — Ты разрешила такую шубу портить?

— Конечно, что вы маму не знаете? Она слабохарактерная. Я этим пользуюсь. — Дочь, обняв мать, нежно чмокнула ее в щеку.

Катя внимательно посмотрела на Регину. Вытянувшись выше Маши, уже не подросток, но еще и не девушка, похоже, в скором времени она станет длинноногой, зеленоглазой красавицей, с крупными, как того требует современная красота, чертами лица. Кроме того, умной, образованной, но жесткой и не открытой, разве что для самых близких. В отличие от мамы, так и сохранившей мягкий, уступчивый и романтичный характер. Однако задорность и жизнерадостность Маши постепенно уходили далеко в прошлое, уступив место настороженности и недоверию. Ошибки молодости и разочарование жизнью давали о себе знать.

— А ты? — обращаясь к Регине, полюбопытствовала Катя.

— Что я?

— Какая ты? Тоже в Машку слабохарактерная?

— Что вы, я кремень!

— Да, — подтвердила Маша. — Она стойкая и упрямая, уговорить невозможно.

— Мама, теперь другое слово: «уболтать» говорят. Так что меня не разведешь!

— А уже кто-нибудь пробовал? — двусмысленно намекая на мальчиков, поинтересовалась Катя.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, тетя Катя. Только я фригидная.

— Какая-какая? — раскрыли рты обе женщины.

— Фригидная, а что, слова такого не знаете?

— Откуда ты его выкопала?

— Из учебников.

— И что из этого следует?

— Что нужно очень постараться разбудить мою женственность, а это будет не просто. Поэтому за меня нечего волноваться.

— На такую, как ты, старатели всегда найдутся, — предостерегла Катя.

— Я строгая. Пусть сначала над ай-кью поработают. И в очереди постоят. А вообще-то пока вуз не закончу, об этом и говорить нечего.

— В какой собираешься?

— В Оксфорд, — без тени сомнения отозвалась Регина.

— На другой не согласишься?

— Ну, если с хорошими рекомендациями от выпускников.

— Она, что шутит? — спросила Катя подругу, когда девочка покинула кухню.

— Тсс, — приложив палец к губам, зашептала Маша. — Я ей обещала.

— Представляешь, сколько надо за эту учебу заплатить? — так же шепотом поинтересовалась Катя.

— Она этого стоит.

— А ты где собираешься деньги брать?

— Вот. — Маша, вытерев руки, полезла на верхнюю кухонную полку и достала из жестяной коробки перстень.

— Что это? — удивилась Катя.

— Перстень счастья.

— Ну, правда?

— Старинный бриллиант с великолепной огранкой. Ему нет цены.

— От Людвига?

— Конечно. Я все время собиралась ему позвонить и отдать. Это их фамильный.

— Почему — счастья?

— Длинная история… история рода. У них были перстни смерти и счастья. Один приносил смерть, другой… Я случайно выбрала другой.

— Ну понятно. Тебе-то он, правда, счастья не принес, надо признать, по собственной глупости, поэтому ты хочешь от него избавиться. А если так нельзя?

— Почему?

— Ты слышала про родовые проклятия? С другой стороны, если бы Регина была дочерью Людвига, тогда можно было бы ей подарить, и ей бы повезло в жизни… вместо тебя. Ой, прости, Машка. Я к тебе очень строга.

— Нет-нет, ты права. Мне, правда, не удалось, а потому я считаю, что Регине должно с ним обязательно повезти… Она же из их рода!

— Ты хочешь сказать, что она дочь?..

— Да, она дочь Людвига, не Володи. — Признание вырвалось само по себе.

— Сериал… — присвистнула Катя. — Сто двадцать четвертая серия! «Отец узнает, что он вовсе не отец, потому что у его дочери зеленые глаза». Постой-постой, ведь у твоего Людвига, ты сама говорила, глаза серые, и у тебя не зеленые. А у Регины зеленые.

— У матушки Людвига глаза зеленые-презеленые! И Регина — вылитая фрау фон Штайн в молодости. Длинная, как все женщины их рода, спина прямая, ноги как у цапли. А характер? Разве у русской девушки может быть такой жесткий характер: «Я решила, что я фригидна. Я решила, пусть станут в очередь. Я решила учиться в Оксфорде». Она вместо вздохов на скамейке выбирает учебу!

— Ты радоваться должна!

— Я радуюсь.

— Но все-таки это признаки несущественные: длинные ноги, характер как кремень. Сейчас многие девчонки так себя ведут. Новое поколение. Не мы, раззявы. Скажи теперь кому угодно, что ты уехала от благополучия из богатого дома, потому что любила другого. Не поверят!