Грабитель

Девушка была убита на самой вершине утеса. До этого она была жива. На тропе, поднимавшейся наверх, не нашли никаких следов крови. Если бы её убили раньше и вынесли из машины, кровь из раны на голове, несомненно, забрызгала бы скалу.

Орудие убийства, которым разбили лицо и проломили череп, было тяжелым и тупым. Девушка, несомненно, бросилась на врага и сорвала с него очки. Потом рухнула вниз с утеса, и очки вылетели из руки.

На первый взгляд похоже было, что стекло в очках разбилось при падении на землю. Но это было не так. Техники не нашли на земле ни одного осколка стекла. Значит, очки были разбиты ещё до того, как слетели вниз с обрыва. И произошло это не поблизости. Ребята из лаборатории впустую прочистили всю округу. Фигура человека, носившего темные очки с разбитым стеклом, казалась неправдоподобной, но все говорило именно об этом.

Разумеется, по очкам ничего установить не удалось. Только то, что они из самых дешевых.

Следы шин вначале выглядели весьма многообещающе, но когда отпечатки исследовали и установили их технические характеристики, выяснилось, что толку от них не больше, чем от очков.

Шины были шириной 17 см, диаметром 45 см. Весили они одиннадцать с половиной килограммов. Изготовлены были из резины с нейлоновым радиальным кордом и рельефным протектором, чтобы избежать скольжения и бокового заноса. Шины продавались по 18 долларов и четыре цента, включая федеральный налог.

Купить её в США мог любой, имевший каталог фирмы “Сирс и Робак”. Марка шины была “Аллстэйт”.

Человек мог заказать хоть одну, хоть сто штук – стоило перевести деньги и заказать номер по каталогу.

В городе было, вероятно, тысяч восемьдесят людей, у которых на машине стояло по четыре таких шины, не учитывая запасную, лежавшую в багажнике.

Шины эти сказали Гроссману только одно: машина, свернувшая на круг, была легковой. Размер и все данные исключали грузовик.

Гроссман чувствовал себя как человек, который нарядился, а идти ему некуда. Разочарованный, он переключился на карман, который Эйлин Барк оторвала от пиджака Клиффорда.

Когда в пятницу днем Роджер Хэвиленд зашел за результатами экспертизы, Гроссман сообщил ему, что обрывок ткани от кармана изготовлен из стопроцентного нейлона и был пришит к костюму, который можно купить в сети магазинов мужской одежды за тридцать два доллара. В сети этой было тридцать четыре магазина, разбросанных по всему городу. Костюмы они получили только одного цвета – синего.

Хэвиленд понял, что ничего нового о костюме, который продается в тридцати четырех магазинах, он не узнает, и задумчиво почесал затылок.

– Нейлон? Кто, черт возьми, осенью носит нейлон?

Мейер был в восторге.

Влетел в комнату, подскочил к Темплу, который что-то разыскивал в картотеке, и хлопнул его по спине.

– Они нашли его! – крикнул.

– Кого? – спросил Темпл. – Господи, ты мне чуть хребет не сломал. О чем ты говоришь?

– Да о тех кошках, – возмутился Мейер, сердито смерив Темпла взглядом.

– О каких кошках?

– Ну, о тех, из тридцать третьего отделения. Ну, тот парень, что крал кошек. Господи, да ведь это был самый интересный случай, который им когда-нибудь доставался. Я разговаривал с Ануччи, ты его знаешь? Он там детектив третьего класса и работал над этим делом от начала до конца. Через его руки прошло большинство материалов. Ну, дружище, они-таки справились!

Мейер внимательно следил за Темплом.

– А в чем, собственно, было дело? – спросил Темпл, у которого проснулся интерес.

– Прошлой ночью они наконец напали на след. Некая женщина сообщила им, что у неё пропала ангорская кошка. Ну, и они нарвались на того типа в одном из переулков, и угадай, что он делал?

– Что? – спросил Темпл.

– Жег кошку!

– Жег кошку? Ты хочешь сказать, он её поджег?

– Вот именно, – крикнул Мейер. – Когда они появились, бросил её и исчез бесследно. Кошку спасли и к тому же получили точное описание подозреваемого. Ну, а потом уже все пошло как по маслу.

– Когда его взяли?

– Сегодня днем. Его взяли дома, и о такой мерзости я никогда даже не слышал. Этот тип сжигал всех кошек, сжигал их дотла.

– Не верю, – сказал Темпл.

– Ну и не верь. Крал кошек и сжигал их дотла. В комнате у него повсюду были полки и все заставлены стаканчиками с кошачьим пеплом.

– Но зачем это ему? – спросил Темпл. – Он что, псих?

– Ничего подобного, милостивый государь, – заявил ему Мейер. – Но можешь быть уверен, что и ребята из тридцать третьего отделения спросили его именно об этом.

– И чего они добились?

– Они спросили его об этом, Джордж. Спросили именно об этом. Ануччи отвел его в сторону и спросил: “Слушай, Мак, ты псих или как? Почему ты сжигал кошек и собирал пепел в стаканчики?” Вот именно так он его спросил.

– Ну и что этот тип сказал?

Мейер терпеливо продолжал:

– Ну и чего бы ты ожидал? Он им объяснил, что совсем не псих и что у него есть веская причина собирать в стаканчики кошачий пепел.

– Какая? – не выдержал Темпл. – Какая, черт возьми?

– Он делал из них быстрорастворимых кошек, – мягко пояснил Мейер. – Причем без кофеина, – и захохотал.

Заключение по пачке сигарет “Пэлл-Мэлл” и коробку спичек пришло вскоре пополудни. Но в нем не было ничего, кроме того, что оба предмета долго были в употреблении. Единственное, что отдел дактилоскопии добыл с обоих предметов, – это бесполезные тени смазанных отпечатков.

Коробок спичек с аляповатой рекламой бара “Три туза” отослали в Центральное следственное управление, и детективы криминального отдела Северного округа и 87 участка тяжело вздохнули, ибо коробок спичек означал новые километры на ногах.

Клинг заботливо наряжался на свидание.

Сам не знал почему, но чувствовал, что нужно уделить особое внимание тому, как ухаживать и вести себя с Клер Таунсенд. Ему казалось, что никогда – ну, редко когда, – он не терял так голову из-за девушки, что он наверняка будет разочарован и сломлен навсегда – ну, скажем, надолго, если её потеряет. Он точно ещё не знал, что предпринять, но инстинктивно чувствовал, что нужно действовать весьма осторожно. Недаром она столько раз его предупреждала. Повесила себе на шею табличку “Не приближаться!”, прочитала её вслух и перевела на шесть языков, но все-таки приняла его предложение.

“Что несомненно доказывает, – подумал он, – что девушка влюбилась в меня по уши”.

Этот вывод был на том самом высшем уровне детективного искусства, о котором он мечтал.

Безрезультатные попытки выяснить хоть что-то по делу об убийстве Дженни Пейдж приводили его в отчаяние. Он страстно желал заслужить повышение на детектива третьего класса, но теперь сильно сомневался, годится ли он для этого. Прошло уже почти две недели, как к нему явился Питер Белл со своей просьбой. Почти две недели назад Белл нацарапал ему свой адрес на клочке бумаги, который он все ещё носил в нагрудном кармане. За последние две недели столько всего произошло, и все эти случаи заставили Клинга заново взглянуть на себя.

Он уже решил, что оставит этот случай людям, которые знают, что с такими вещами делать. Результаты его дилетантских действий, его неуверенных вопросов равнялись нулю, – по крайней мере, это он так думал. Единственное важное его открытие – Клер Таунсенд. Он был уверен, что Клер важна для него теперь и со временем будет становиться все важнее.

“Ну, так почисти же ты ботинки. Не хочешь же выглядеть как пугало”. Достав ботинки из коробки, он обул их на носки, которые, скорее всего, заделает кремом и вынужден будет переодеть, и принялся за работу. Как раз когда он плюнул на правый ботинок, кто-то постучал в двери.

– Кто там? – спросил он.

– Откройте! Полиция!

– Кто?

– Полиция!

Клинг встал, с высоко подвернутыми штанинами, руки в черном креме.

– Это что, шутка? – спросил он, не открывая дверей.

– Пошевеливайся, Клинг, – сказал голос, – и мы посмотрим, кто шутит.