Страница 144 из 146
— Как, скажите на милость, вам посчастливилось выбраться наружу? — потребовал сгоравший от нетерпения сэр Джейкоб.
От нахлынувших воспоминаний Френсиса передернуло. Смерть прошла совсем рядом и даже сейчас, когда все было уже позади, ему показалось, как в лицо снова пахнуло огнем и затрещали волосы от обжигающего жара. Взглянув с нежностью на примолкнувших мальчишек, он пробормотал, — За это надо благодарить этих двух не в меру любопытных исследователей.
Конни и Робин горделиво расправили плечи, хотя тень сомнения и омрачила их лицах. Ребята догадывались, что держа в тайне свой последний поход на берег во время шторма, который чуть было не закончился трагически в волнах прилива, они совершили ужасную ошибку. Ведь если бы не это, то Джеку Шелби вряд ли удалось скрыться в пещере и тем самым выбраться из ловушки, которую приготовили Данте и сэр Морган.
— Я уж было решил, что все погибло, — чуть слышно признался Френсис, — Сплошная стена пламени отрезала нас. Мы были заперты в доме, словно мыши в мышеловке. Вдруг Робин с Конни наперебой стали кричать о каком-то потайном коридоре, который вел из домика к берегу моря. Потом они потащили нас к деревянной двери и вдвоем попытались отодвинуть её. Я ничего не понимал, но принялся им помогать. Наконец, мы нашли замок и очутились в коридоре как раз вовремя. Еще бы минута и … — Френсис невольно вздрогнул и замолчал.
Данте задумчиво взглянул на потупившихся мальчишек. — Надо же, я совсем забыл о нем. Этот потайным ходом не пользовались уже не знаю сколько лет. Когда-то во время Гражданской войны один из моих предков приказал выкопать его, чтобы можно было скрыться от преследований людей Кромвеля. Думаю, с тех пор про него просто забыли. А я вообще решил, что со временем его завалило обломками скал. Увы, Джек Шелби оказался умнее. Должно быть, именно по нему он и ускользнул от нас, а потом пробрался в дом и устроил пожар. Много лет назад он служил в Мердрако бейлифом. Тогда-то он и обнаружил его. Уверен, когда он принялся промышлять контрабандой, Джек пользовался им не раз. Интересно, знал ли об этом сэр Майлз или Джек предпочел промолчать о своем открытии? Когда-нибудь мы с вами спустимся вниз посмотреть на этот туннель, — пообещал Данте. А в душе поклялся, что с этого дня глаз не спустит с обоих сорванцов.
— Я все ломаю голову, как бы все кончилось, если бы сэр Майлз не убил Эсму Сэмплс, а Бесс не проболталась о кровоподтеках на теле Летти? — пробурчал Алистер. При мысли о том, от скольких случайностей порой может зависеть человеческая жизнь, по спине его побежали ледяные мурашки.
Сэр Джейкоб опять принялся ерзать в кресле, но Рея готова была поклясться, что в глазах почтенного старца сверкнули веселые искорки, — Думаю, что все кончилось бы так же, разве что сэру Майлзу, может быть, не пришлось бы распроститься с жизнью от рук своего сообщника.
— Вы, похоже, совершенно уверены в этом? — удивился Данте, отметив нотку непоколебимой убежденности в голосе старого друга.
— Думаю, пришло время кое-что объяснить, — кивнул старик, бросив короткий взгляд на сгорбленную фигурку седой женщины, которая сидела так тихо в своем кресле что о ней совсем позабыли. На руках у неё чуть слышно мурлыкал Ямайка. — Эсси? А ты как думаешь? — мягко спросил сэр Джейкоб. Все переглянулись, с удивлением заметив, что старушка, по-видимому, расслышала его вопрос без особых проблем, хотя он и задал его вполголоса. Одним гибким движением поднявшись на ноги, старая женщина быстро шагнула вперед.
Словно лишившись языка, Данте и все остальные молча наблюдали, как старушка повернулась к ним так, что ослепительный утренний свет, заливавший комнату через огромное окно, упал на её лицо. Одно мгновение — и огромный накрахмаленный чепец, закрывавший лоб до самых глаз, полетел в сторону. Руки её, уже больше не дрожавшие от старческой немощи, скользнули в седые букольки парика. К общему изумлению она стащила его одним быстрым движением и отшвырнула прочь. Все онемели, когда хлынул сверкающий водопад золотистых волос, укутавший её почти до колен.
Она, словно фокусник, вытащила из кармана обшитый кружевом платок и тщательно стерла с лица толстый слой пудры, от которого её щеки казались старческими и дряблыми. Наконец, дошла очередь и до старомодных очков. Сверкнув стеклами, они отлетели в сторону и «Эсси» повернулась лицом к окаменевшим зрителям. Перед ними стояла женщина с портрета.
— Мама! — прохрипел Данте. Ноги у него подкашивались. Он протянул руки к матери, которую считал погибшей пятнадцать лет назад.
— Данте! Сын мой! Мой ненаглядный! — нежно произнесла она, прижав к груди своего ребенка, который наконец-то вернулся домой.
Им пришлось провести в Севенокс Хаусе почти две недели. И за это время Данте с матерью старались вновь узнать друг друга. Рея, сияя от счастья, украдкой наблюдала за леди Элейн, которая казалось такой же молодой, как изобразил её художник на портрете. Она часто сидела в тени огромного дуба, а её внук весело кувыркался у неё на коленях. Бабушка что-то нежно ему напевала, вспоминая, как когда-то давно она также баюкала собственного сына.
Рея то и дело вспоминала ту минуту, когда они узнали, что леди Элейн, которую все в округе считали погибшей, вдруг воскресла из мертвых. Оказалось, что она нашла приют в Севенокс Хаусе и прожила там последние десять лет.
Сэр Джейкоб виновато объяснил, что дал клятву молчать все эти годы. Об этом умоляла сама Элейн и хотя старику все это было сильно не по душе, но пришлось поклясться. Шли годы, и постепенно он вынужден был признать, что решение Элейн было на редкость разумным. Все, затаив дыхание, выслушали её рассказ и согласились с сэром Джейкобом.
Перед ними вновь встала та ночь, когда отчаяние и жестокость сэра Майлза выгнали её из дома. Несчастная женщина карабкалась в темноте по острому гребню скал. У неё уже не раз мелькала мысль, что достаточно сделать только дин маленький шаг, и она будет недосягаема для издевательств этого зверя. К тому же она уже начинала смутно догадываться о том, что несчастная Летти нашла свою гибель в его руках. Тщеславная девушка и не скрывала от хозяйки, что вступила с ним в связь, а как-то даже похвасталась, что сэр Майлз посулил снять для неё в Лондоне дом. Больше того, после гибели Летти он сам почти признался в этом, проронив несколько слов, когда в очередной раз до полусмерти избил жену. Да и чего ему было бояться?! Она бы не осмелилась и пикнуть, ведь тогда сэр Майлз неминуемо выместил свою злобу на юном Данте. К тому же что стоило её слово против его?! А это самое время Данте уже и сам запутался в сетях, что приготовил для него безжалостный отчим.
Элейн достигла уже вершины утеса, когда неожиданно у неё мелькнула одна мысль. Если её сочтут мертвой, не исключено, что у Данте в конце концов откроются глаза на истинное лицо опекуна. Тогда сын сможет начать новую жизнь. Но если она по-прежнему будет в руках мужа, тогда Данте не сможет оставить её. Он не покинет Мердрако, пока жива мать. Элейн поняла, что её долг — развязать сыну руки.
Элейн осторожно спустилась на берег, намочила в воде шаль и бросила её на скалу, как если бы ту просто выкинуло на берег приливом. Потом она крадучись взобралась обратно и двинулась по тропинке среди скал. Она шла всю ночь, стараясь уйти как можно дальше от Мердрако и сэра Майлза. Теперь, когда она точно знала, что он задушил Летти Шелби, Элейн уже не сомневалась, что её собственная смерть — только вопрос времени. Убийца не настолько глуп, чтобы оставить её в живых.
Тогда-то и обнаружил её сэр Джейкоб. Он как раз возвращался домой, когда заметил её, устало бредущую по дороге. Сэр Джейкоб едва узнал её, так она изменилась за последнее время. К тому же опухшее от побоев лицо несчастной женщины стало неузнаваемым. Ни минуты не колеблясь, он посадил её в карету и отвез в Севенокс Хаус, где она оказалась в безопасности. В конце концов несчастная все ему рассказала.
Они все обсудили. Сэр Джейкоб организовал её похороны, а тем временем Элейн уехала во Францию. Следующие пять лет она провела в монастыре. Но однажды от сэра Джейкоба пришло письмо, где он писал о Данте. После этого она уже не могла больше оставаться вдали от дома и решила вернуться в Девоншир. Сэру Джейкобу пришла в голову отличная идея поселить её в собственном доме под видом глухой, как пробка, престарелой племянницы.