Убийство в доме викария (др. изд.)

– Я... Я не знаю, – призналась Гризельда. – Прямо не знаю, что и подумать. Нет никакой причины, чтобы Лоуренс вел себя как полный идиот.

– Если бы ты видела его лицо прошлым вечером... – начал я.

– Расскажите мне, – попросила мисс Марпл.

Я рассказал о своем вчерашнем возвращении домой, и она выслушала меня с глубоким вниманием. Когда я кончил рассказ, она заговорила сама:

– Признаюсь, я частенько по глупости воспринимаю все не так, как следовало бы, но на этот раз я вас совсем не поняла. Мне кажется, что если уж молодой человек задумал такое черное дело – отнять жизнь у своего ближнего, то после этого он не станет приходить в безумное отчаяние. Это было бы заранее обдуманное, хладнокровное преступление. Убийца мог бы нервничать и совершить какой-нибудь мелкий промах, но не думаю, что он пришел бы в такое неистовство, как вы описали. Нелегко вообразить себя на месте другого человека, но я не представляю, что могла бы настолько потерять власть над собой.

– Мы не знаем всех обстоятельств, – возразил я. – Если они поссорились и Лоуренс выстрелил под влиянием приступа ненависти, то после он мог прийти в ужас от того, что натворил. Признаюсь, мне хотелось бы так думать.

– Знаю, дорогой мистер Клемент. Мы хотели бы все видеть в определенном свете. Но ведь приходится соглашаться с фактами, каковы бы они ни были, правда? А мне кажется, что факты никак нельзя подогнать под ваше объяснение. Прислуга ясно показала, что мистер Реддинг пробыл в доме минуту-две, а этого, конечно, недостаточно для такой ссоры, какую вы себе представили. Кроме того, как я поняла, полковнику выстрелили в голову, когда он писал записку – по крайней мере, так говорит моя служанка.

– Совершенно верно, – сказала Гризельда. – Очевидно, он писал записку, чтобы сообщить, что он больше не может ждать. Записка была помечена временем «18.20», а часы упали и остановились в двадцать две минуты седьмого, это ужасно странно, мы с Леном ничего не можем понять!

Она пояснила, что часы у нас всегда поставлены на четверть часа вперед.

– Интересно, – заметила мисс Марпл. – Очень, очень интересно. Но записка, на мой взгляд, куда интереснее. Я бы сказала...

Она замолчала и оглянулась. За окном стояла Летиция Протеро. Она вошла, слегка кивнув и пробормотав себе под нос: «Доброе утро».

Потом она упала в кресло и сказала несколько более оживленно, чем это было у нее в обычае:

– Говорят, они арестовали Лоуренса.

– Да, – сказала Гризельда. – Мы все в полном шоке.

– Вот уж не ожидала, что кто-то убьет отца, – сказала Летиция. Она явно гордилась тем, что не проявляет ни горя, ни вообще намека на какие-то человеческие чувства. – Конечно, руки чесались у многих. Иногда я сама была готова его прикончить.

– Хочешь чего-нибудь выпить или поесть, Летиция? – спросила Гризельда.

– Нет, спасибо. Я забрела просто так – поискать свой беретик, такой смешной, маленький, желтенький. Мне казалось, я забыла его вчера в кабинете.

– Значит, там он и лежит, – сказала Гризельда. – Мэри никогда и ничего не убирает.

– Пойду поищу, – сказала Летиция, пытаясь подняться. – Простите, что причиняю лишнее беспокойство, но мне совершенно нечего надеть на голову – все растеряла.

– Боюсь, что сейчас вам туда не попасть, – сказал я. – Инспектор Слак запер кабинет на ключ.

– Вот зануда! А через окно туда пролезть нельзя?

– Нет, к сожалению. Заперто изнутри. Однако, Летиция, мне кажется, при сложившихся обстоятельствах вам желтый берет не так уж и нужен.

– Вы имеете в виду траур и прочую ерунду? И не подумаю надевать траур. По-моему, жутко допотопный обычай. Какая досада, что Лоуренсу так не повезло. Ужасно досадно.

Она встала, но не двигалась с места, рассеянно хмурясь.

– Наверно, это из-за меня и купального костюма. Такая глупость, сил нет.

Гризельда открыла было рот, чтобы что-то сказать, но по какой-то необъяснимой причине промолчала.

Странная улыбка тронула губы Летиции.

– Пожалуй, – сказала она как бы себе самой, очень тихо, – пойду домой и скажу Анне, что Лоуренса арестовали.

И она вышла. Гризельда обернулась к мисс Марпл.

– Почему вы наступили мне на ногу?

Старая дама улыбнулась.

– Мне показалось, что вы собираетесь что-то сказать, душечка. Знаете, подчас гораздо лучше наблюдать, как все будет развиваться само собой. Можете мне поверить, это дитя совсем не так уж витает в облаках, как старается показать. У нее в голове есть четкий замысел, и она знает, что делает.

Мэри громко постучала в дверь и тут же влетела в столовую.

– Что такое? – спросила Гризельда. – И, Мэри, запомните, пожалуйста, что стучать не надо. Я вам сто раз говорила.

– Мало ли, может, вы заняты, – отпарировала Мэри. – Полковник Мельчетт. Хочет видеть хозяина.

Полковник Мельчетт – начальник полиции в нашем графстве. Я встал не мешкая.

– Я думала, не годится оставлять его в холле, и пустила его в гостиную, – сообщила Мэри. – Со стола убрать?

– Нет еще, – сказала Гризельда. – Я позвоню.

Она снова обернулась к мисс Марпл, а я вышел из комнаты.

Глава 7

Полковник Мельчетт – живой маленький человек, и у него странная привычка внезапно и неожиданно фыркать носом. У него рыжие волосы и пытливые ярко-голубые глаза.

– Доброе утро, викарий, – сказал он. – Пренеприятное дело, а? Бедняга Протеро. Не подумайте, что он мне нравился. Вовсе нет. По правде говоря, никто его не любил. Да и для вас куча неприятностей, верно? Надеюсь, ваша хозяюшка держится молодцом?

Я сказал, что Гризельда восприняла все как подобает.

– Вот и ладно. Когда такое случается в твоем кабинете, радости мало. Реддинг меня удивил, доложу я вам, – позволить себе такое в чужом доме! Совершенно не подумал о чувствах других людей!

Меня вдруг охватило непреодолимое желание расхохотаться, но полковник Мельчетт, как видно, не находил ничего смешного в том, что убийца обязан щадить чувства окружающих, и я сдержался.

– Честно скажу, меня порядком удивило известие, что этот малый просто взял да и явился с повинной, – продолжал полковник Мельчетт, плюхаясь в кресло.

– А как это было? Когда?

– Вчера вечером. Часов около десяти. Влетает, бросает на стол пистолет и заявляет: «Это я убил». Без околичностей.

– А как он объясняет содеянное?

– Да никак. Конечно, мы его предупредили, чем чревата дача ложных показаний. А он смеется, и все тут. Говорит, зашел сюда повидаться с вами. Видит полковника. Они повздорили, и он его пристрелил. О чем был спор, не говорит. Слушайте, Клемент, – это останется между нами, – вы об этом хоть что-нибудь знаете? До меня доходили слухи, что его выставили из дома, и прочее в этом роде. Что у них там – дочку он соблазнил или еще что? Мы не хотим втягивать в это дело девушку, пока возможно, ради ее и общего блага. Весь сыр-бор из-за этого загорелся?

– Нет, – сказал я. – Можете поверить мне на слово, дело отнюдь не в этом, но в настоящее время я больше ничего сказать не могу.

Он кивнул и вскочил.

– Рад это слышать. А то люди бог весть что болтают. Слишком много бабья в наших местах. Ну, мне пора. Надо повидать Хэйдока. Его куда-то вызвали, но он должен вернуться. Признаюсь по чести, жалко мне этого Реддинга. Всегда считал его славным малым. Может, они придумают ему какие-то оправдания. Последствия войны, контузия, что-нибудь в этом роде. Особенно если не откопают какой-нибудь подходящий мотив для преступления. Ну, я пошел. Хотите со мной?

Я сказал, что пойду с удовольствием, и мы вышли вдвоем.

Хэйдок живет в соседнем доме. Слуга сказал, что доктор только сейчас вернулся, и провел нас в столовую. Хэйдок сидел за столом, а перед ним аппетитно пускала парок яичница с беконом. Он приветливо кивнул нам.

– Простите, но пришлось ехать. Роды принимал. Почти всю ночь провозился с вашим делом. Достал для вас пулю.

Он толкнул по столу в нашу сторону маленькую коробочку. Мельчетт рассмотрел пулю.