Смерть и солнце

- Да так же, как у всех… Тебе, наверное, известно,что мы с Рэнси и Димаром бросили Лакон в одно и то же время и отправилисьсражаться за Акулий мыс под предводительством Аттала Аггертейла. Там я иостался без руки. Аварцы смазывают свои стрелы такой дрянью, что обычнораненных не успевают доносить до лазарета. То, что от меня просто отрезаликусок, еще можно считать удачей. Но, естественно, тогда я так не думал, - сусмешкой признался Кэлрин. - Когда они отказались взять меня обратно накорабль, я пошел к Атталу и сказал ему, что, если наш "Бурерожденный"уйдет в море без меня, я прыгну в море со скалы Рассвета. Такая глупость -сейчас даже стыдно вспомнить. Аггертейл спросил: зачем тебе теперь место накорабле? Я сказал - чтобы закончить начатое. Тогда он посмотрел на меня, как накакую-то мокрицу, и сказал: если это самое лучшее, до чего ты сумел додуматься,то я тебя мешать не буду. Как я его тогда на месте не убил - не знаю… Я ведьдумал, что терять мне уже нечего. Зато все слышали наш разговор, и капитанбольше не запрещал мне присоединиться к экипажу.

Отт стоял в проходе и говорил, не особо понижая голос,но никто из посетителей Книгохранилища не пытался призвать его к порядку.Воспоминание о схватке за Акулий мыс было еще слишком свежо, а пустой рукавКэлринна подействовал бы отрезвляюще даже на самых раздражительных людей.Некоторые из посетителей библиотеки уткнулись в свои книги, а другие, какзаметил Крикс, забросили свои занятия и украдкой слушали их разговор.

- Ты ведь, конечно, слышал о сражении у Чаячьегоострова? - осведомился Отт.

- Кто же о нем не слышал! Менестрели называют егоновой Битвой у Ревущего.

- Это они хватили через край… Готов поспорить, битвау Ревущего стоила трех таких, как эта. Но у Чаячьего тоже было на чтопосмотреть. Это был мой первый выход в море после лазарета, а высланный намнаперез аварский флот был почти вдвое больше нашего. Мои товарищи, по-моему,уже чувствовали себя покойниками, и мне захотелось как-нибудь их подбодрить… Досих пор толку от меня было не много, так как ни грести, ни драться я не мог,поэтому теперь я решил сделать то, что я был еще способен - спеть.

- Значит, это был ты?! - воскликнул Рикс. - Всеменестрели в один голос говорят о заколдованном певце, который стоял на носу ираспевал "Холмы Равейна", пока его крогг не протаранил"Луноликого".

- Сказать по правде, я не сомневался, что меняподстрелят еще до начала общей схватки. Но вышло наоборот.

Южанин рассмеялся.

- В песнях трубадуров утверждается, что вражескиестрелы отлетали от тебя…

- Скорее, в меня было трудно целиться. Я ведь держалсяпрямо за фигуру на носу, так что попасть в меня было не так уж просто.

- Только не пытайся повторить это в каком-нибудьтрактире, а то тебя поколотят. Ирем говорит, что людям нужно верить в чудеса.Кстати сказать, все пленники, которых привезли в Адель, тоже уверены, что этобыло магией. Они клялись, что твою песню было слышно на всех кораблях.

- Да, помнится, я пел довольно громко… В любомслучае, после того сражения мне как-то расхотелось умирать.

- И чем ты теперь думаешь заняться? - спросил Крикс.Он с некоторым удивлением отметил, что лаконский бард и правда не особеннонуждается в его сочувствии.

Вместо ответа Кэлринн указал на лежавший на его столекусок пергамента. Крикс взял его и обнаружил на листе какие-то каракули, большевсего напоминающие первые попытки новичка из Академии овладеть грамотой.

- Я пробую писать левой рукой, - пояснил Отт. - Покачто получается не очень, но со временем, я думаю, дело пойдет на лад. Теперь яуже не так жалею, что остался без руки. Если бы я стал менестрелем, каккогда-то собирался, я бы навсегда остался только бледной копией своего прадеда,- произнося последние слова, Кэлринн понизил голос. Ему явно не хотелось, чтобыэту часть беседы слышал кто-нибудь из посторонних. Энониец с удивлением смотрелна собседника.

- Но почему?! Ты ведь всегда писал хорошие стихи.

- Вот именно, "хорошие". Этого было бывполне достаточно, если бы я хотел всего лишь стать приличным трубадуром, ноя-то всю жизнь мечтал, что превзойду Алейна Отта! А на это у меня никогда нехватило бы таланта. А теперь у меня появился шанс пойти своим путем.

- И что это за путь?

На сей раз голос Кэлринна упал до заговорщицкогошепота.

- Я понял, что хочу написать книгу. Что-то вроде"Повести о Бальдриане", но совсем не так, как эти сочинения писалисьраньше. В старых книгах всегда говорится "он пошел туда-то, сделал то-то,а потом сказал такие-то слова". Немного смахивает на судебный протокол, неправда ли?.. А я хотел бы, чтобы все герои говорили сами за себя. Как мы стобой, когда беседуем друг с другом.

Крикс попробовал представить, что могло бы изменитьсяот такого стиля изложения, и подумал, что Кэлринна Отта посетила удивительноудачная идея.

- Я бы с удовольствием прочел нечто подобное, -признался Рикс. - А про кого ты собираешься писать?

- Сказать по правде, я еще не знаю, - беззаботноотозвался Отт. - Пока что я просто хожу по городу и слушаю, как говорят другиелюди, а потом стараюсь вспомнить их слова и записать их так, если бы они былигероями моей будущей книги. Когда я опять смогу писать настолько бегло, чтобызаписать любой понравившийся диалог прямо на месте, заниматься этим деломстанет проще, так что я теперь часто бываю у Саккрониса и набиваю руку. Думаю,теперь мы будем видеться гораздо чаще - ты же ведь всегда любил бывать вКнигохранилище.

- Любил, пока меня не стали пичкать всякой ерундой.Таможенные пошлины, тарнийские спряжения, эдикты императора Гвидарикса… нохуже всего бредни Эйта из Гоэдды, чтобы он в гробу перевернулся, - сумрачнозаметил Крикс.

Он уже с полминуты слышал за своей спиной негромкоепокашливание, но до сих пор не придавал ему особого значения, решив, что кто-тоиз гостей библиотеки был простужен. Но сейчас это начало его раздражать, иэнониец резко обернулся, чтобы посмотреть, кто именно ему мешает. Он увиделпозади себя Саккрониса, державшего на вытянутых руках стопку книг. Должно быть,старый архивариус хотел расставить их по полкам, а стоявшие в проходе Кэлрин сРиксом загораживали ему путь. Зная Саккрониса, было легко предположить, что онстоит здесь уже очень долго - пожилой библиотекарь был из тех людей, комугораздо проще потерпеть какое-нибудь неудобство, чем кому-то помешать.

Южанину сделалось дурно. Если архивариус слышал егопоследние слова, то нетрудно представить, что он теперь думает о Риксе.

- Простите, мэтр, - выдавил оруженосец коадъютора, самдо конца не понимая, за что именно он извиняется - за то, что помешалбиблиотекарю работать, или же за то, как он только что отозвался о работах Эйтаиз Гоэдды, которого так любил Саккронис.

- Ничего, - вежливо сказал тот. - Может быть, тыпоможешь мне расставить книги?..

- С удовольствием, - пробормотал"дан-Энрикс", хотя именно сейчас он предпочел бы оказаться как можнодальше от Книгохранилища и его архивариуса. Кэлринн Отт вздохнул и нехотявернулся к своему столу - было понятно, что от его помощи в подобном деле толкубудет мало.

"Дан-Энрикс" быстро рассовал по стеллажамте книги, которые архиварус держал в руках, и вместе с ним вернулся в Белый залза новой партией. Вид этой круглой комнаты напомнил юноше о том, как он однаждыповздорил с коадъютором из-за того, что тот велел ему больше не трогатьсочинения о магии или Галарре. Само по себе это воспоминание было не слишком-топриятным, но сейчас оно немного подбодрило Рикса. Его сюзерен, скорее всего, напрочьпозабыл про этот давний случай, значит, и Саккронис тоже рано или поздноперестанет вспоминать о том, как энониец отозвался о его уроках.

Пока Крикс, взобравшись на довольно шаткую стремянку,снимал с полки перечисленные архивариусом сочинения, Саккронис показал на стенумежду стеллажей.

- Можешь предположить, что означает этот символ? -спросил он.

Криксу все еще было неловко смотреть старику в глаза,поэтому он обрадовался возможности перенести свое внимание на высеченный накамнях узор.