Смерть и солнце

- Мы победили?.. - сипло спросил он.

Не отвечая на его вопрос, тот произнес всего дваслова:

- Астер мертв.

Крикс облизнул сухие губы, силясь осознать, о чемтолкует Берес. И только тогда увидел шагах в двадцати от них на смерзшейсяземле нечто похожее на окровавленный комок из белых птичьих перьев.

"Умер. Астер умер" - тупо повторял про себяКрикс, сидя в одной из полутемных спален постоялого двора. Хотелось плакать, нослез не было. Хотелось пойти к пленным "Горностаям" и собственноручноперерезать горло каждому из них. А еще прежде того - выколоть глаза, как онивыкололи Сайму.

Только Астера все это все равно не оживит.

В комнату тенью проскользнула невысокая, рыженькаядевчонка - родственница бывшего хозяина гостиницы. Ее повстанцы нашли впогребе, сжавшуюся в комочек в самом дальнем и темном углу. Платье на ней былоразорвано, через прорехи тут и там виднелись синяки. Сейчас она одела новое. Нов этом чистом платье, с кое-как причесанными волосами, она почему-то выгляделаеще более несчастной, чем тогда. В глазах у девушки застыло странное, затравленноевыражение. А по гостинице она ходила как-то боком, словно боясь отпуститьспасительную стену.

В комнату, где находились Ласка, Сайм, и Пчелоед с"дан-Энриксом", племянница погибшего хозяина вошла с такой опаской,словно ожидала встретить здесь лат-Гира и его людей. "Я их убью. Всех, ктоостался жив после сражения. Собственными руками" - мысленно пообещал себеюжанин. После смерти Астера все мысли у "дан-Энрикса" стали какими-точужими, односложными и блеклыми.

- Вот… - пробормотала девушка, ставя на столнакрытый полотняной салфеткой поднос. И поскорее выскользнула прочь из комнаты.

Укрытый плащом Сайм метался на кровати и скрипелзубами, чтобы сдержать стоны.

- У тебя еще осталась наперстянка?.. - хрипло спросилон, когда к его изголовью подошел Пчелоед. Крикс удивленно встрепенулся - нопотом подумал, что слепой, наверное, узнал его по сладковатому запахувысушенных трав, которым пропиталась вся одежда Пчелоеда.

- Да, - отозвался тот, помедлив.

- Это хорошо… - мучительное напряжение на лице Саймана мгновение смягчилось, но потом седой повстанец снова беспокойно заворочался.- Смешай мне "Черный полдень".

Пчелоед еще немного помолчал, глядя на раненого сверхувниз.

- Сайм… а ты уверен?

Лицо седого исказилось - то ли от страдания, то ли отзлости.

- Ну конечно я уверен, Хегг тебя дери! В чем,по-твоему, тут можно сомневаться? Я ослеп. Ослеп - это ты понимаешь, старыйидиот? Даже если я поправлюсь, я теперь калека, ни на что не годный человек. Ябуду висеть у вас на шее, как каменный жернов. Так что кончай зудеть и простосделай то, что следует. Я попросил бы Ласку ткнуть меня ножом, если бы неиспытывал сейчас такого отвращения к ножам и ко всему, что с ними связано.

Ласка, сидевшая у его постели, взяла Сайма за руку ислегка сжала. Глаза девушки были сухими, но горели диким, сумрачным огнем.

- Хорошо, - сдаваясь, согласился Пчелоед. - Япринесу… то, что ты просишь.

- Только поскорее, - отозвался Сайрем.

Пчелоед направился к дверям - должно быть, собиралсяпойти в кухню и приступить к приготовлению обещанной Сайму отравы. Крикс вышелвслед за ним, нагнал целителя у самой лестницы и стиснул его плечо с такойсилой, что у него самого заныли пальцы.

- Ты что, действительно намерен смешать ему"Черный полдень"? - прошипел "дан-Энрикс" в самое ухолекарю, внезапно обнаружив, что они почти сравнялись в росте.

Пчелоед едва заметно вздрогнул.

- А что делать, Рик?.. Сайм прав: слепой, он ничего несможет сделать и будет обузой для всех остальных. Поверь, в подобной ситуациимногие предпочли бы умереть.

- Многие, но не Сайрем, - процедил южанин. - Емуприходилось пережить и кое-что похуже, но не сдался. Разве я не прав?..

Целитель чуть пожал плечами.

Крикс нахмурился и рывком развернул целителя к себе.

- Ты этого не сделаешь. Слышишь меня?..

- Откуда тебе знать, что чувствует человек, которыйсделался беспомощным калекой? - спросил Пчелоед - не раздраженно, а печально. -И с чего ты взял, что знаешь лучше?

- Да потому, что я, в отличие от Сайма, сейчас несхожу с ума от боли! Ты же знаешь Сайрема. Он очень сильный человек. Если бы онсейчас не страдал так сильно… и не изводился мыслями о том, что большеникогда не сможет видеть… он бы ни за что не пожелал так просто сдаться!

Пчелоед немного помолчал.

- Разумно, - признал он в конце концов. - Что же мне,по твоему, следует сделать?..

Пока Крикс собирался любыми путями помешать целителюисполнить просьбу Сайрема, он чувствовал себя гораздо более уверенно. Но сейчасПчелоед смотрел на него так, как будто ожидал от него… не предложений, дажене совета, а чего-то бОльшего: распоряжения, как именно следует поступить.

Крикс вдруг почувствовал, что он вмешался в непростоедело. Пчелоед не зря спросил его, готов ли он решать за Сайма, потому чтопредстояло сделать как раз это.

- Смешай ему болеутоляющее и снотворное, - сказалКрикс первое, что пришло ему в голову. - Пусть проспит как минимум до завтра, апотом… там будет видно.

- Хорошо, - кивнул целитель.

Крикс пропустил его вперед, а сам спускался медленно,морщась при каждом шаге. Странно - когда он выскочил из комнаты вслед зацелителем, он совершенно позабыл об ожогах, мешавших ему ходить. Зато теперь,как будто мстя за это, они разболелись вчетверо сильнее.

Пленные, - напомнил себе Крикс. Когда-то он считал,что убивать беспомощного человека - это низость, даже если этот человек твойвраг. Когда-то он сидел в Книгохранилище, листая Старый кодекс, и читал, чточеловек, однажды взявший на себя обязанности палача, тем самым раз и навсегдалишает себя прав на рыцарское звание. В то время он не сомневался в том, чтоэто правильно. В действительности, он не сомневался в этом даже и теперь. Тому,кто убивал связанных пленников, действительно не место среди рыцарей.

Ну, значит, фэйры с ней - с его детской мечтой оборденском плаще.

- Эй, ты куда с таким лицом?.. - окликнул его Мэлтин,появившийся из кухни.

- К "Горностаям", - коротко ответил Рикс.

- Правильно. Я с тобой, - сейчас же отозвался Мэлтин.

Крикс хотел сказать - "не надо", новгляделся в лицо Мэлтина и коротко кивнул:

- Пошли.

Следующие два дня оставшиеся члены Братства провели взахваченном Лосином роге. Опасаться больше было некого, но, несмотря на это,настроение у Детей Леса было траурное.

Снятые с лат-Гира сапоги не протекали, и имели толькоодин веский недостаток - они были, по крайней мере, на четыре пальца больше,чем нога "дан-Энрикса". Но это оказалось кстати. Пчелоед советовалему перебинтовать волдыри от ожогов чистой сухой тканью, сказав, что никакиемази от его ожогов не помогут. Но мечтать о куске чистой ткани было так жебесполезно, как о ванне с розовыми лепестками; все повстанцы, как один, былиобросшими и грязными, как самые последние бродяги из столичной Алой гавани. Такчто Криксу пришлось обмотать ноги обрывками старой рубашки. Ходить было больно.Рикс скрипел зубами, но терпел - по правде говоря, в сравнении со свалившимисяна них бедами боль от ожогов представлялась мелкой и неважной. Ласка посленеудачной казни на костре даже до нужника должна была ходить, буквальноповиснув на своем сопровождающем, которым чаще всего бывал тот же Пчелоед.Сайрем не вставал вообще - но, к счастью, и о наперстянке он больше ни разу незаговорил, как будто позабыв о том, что собирался умереть. Крикс не ходилсмотреть на то, как Пчелоед делает Сайму перевязки. Он не признавался самомусебе, что ему было просто страшно оказаться там и еще раз воочию увидеть, что сседым антарцем сотворили "Горностаи". Потому что гвардии Эзара большене существовало, и мстить тоже было некому.

За время, пока поправлялся Сайм, старая неприязнь Данарак Риксу накалилась и достигла пика. Энониец кожей чувствовал, что несегодня-завтра накопившееся напряжение должно прорваться в прямом столкновении- и хорошо еще, если все кончится обычной дракой, без мечей и поножовщины. Кобычной ненависти Даррека к "имперцу" прибавилась безысходная злостьна "Горностаев", а поскольку нагорийцев рядом не было, то вылитьсяона могла только на самого же Рикса. Крикс часто думал, что неплохо было бызагодя подготовиться к тому моменту, когда Дара "понесет". Но стычкас Дарреком случилась даже раньше, чем он думал.