Смерть и солнце

- Совсем рехнулся, да?.. - растерянно спросилДарнторн, шокированный такой святотатственной идеей. Кольцо Дарнторнов, старыйкоролевский перстень, который в их семье носили еще до того, как Аркас Дарнторнприсягнул дан-Энриксу, был самой главной ценностью их рода. Когда-то, много летназад, это кольцо носил его отец. Потом лорд Бейнор. И всего лишь нескольконедель назад оно досталось Льюберту. Воперки всем традициям ему пришлось носитьего на указательном, а не на безымянном пальце, чтобы не соскальзывало.

Кроме всего прочего, старинное кольцо было последнейсвязью с его прошлым. Льюберт помнил, как оно тускло поблескивало на руке отца,когда он одним движением взлетал в седло или мерил широкими шагами комнатыТорнхэлла. Но Рикс, конечно, не мог знать об этом. Он сказал:

- Нет, Льюберт, это ты рехнулся, если веришь, чтокусок металла может быть дороже жизни и свободы.

Льюберт опустил глаза. Пастух был прав - если смотретьна дело непредвзято. Тем не менее… можно было себе представить, как отецотреагирует на то, что Льюберт продал их семейную реликвию.

- Я думаю, твое кольцо следует предложить мэтру АрноДиведу, - продолжал "дан-Энрикс", словно Льюберт уже дал своесогласие. - Полную цену он не даст, но от покупки точно не откажется - слишкомуж жаден. И всегда прекрасно знает, на чем можно нагреть руки.

- Что-то я никак не разберусь, с чего ты так хлопочешьо моих делах, - желчно сказал Дарнторн. - Забавно получается - твой сюзеренделает все, чтобы упрятать меня в Адельстан, а ты из кожи лезешь вон, чтобыпомочь мне там не оказаться.

Настала очередь Рикса отводить глаза.

- Сэр Ирем думает, что, взяв тебя в заложники, можнозаставить твоего отца сложить оружие. А я уверен в том, что это ни к чему неприведет. Зато, если тебя действительно казнят, то твой отец в отместкуперебьет пол-города. Если, конечно, к тому времени в Бейн-Арилле еще останетсякто-то живой.

Льюберт напрягся.

- Это мой отец, Пастух. Чтобы он ни делал, я непозволю говорить о нем дурно.

- Ну и глупо, - сообщил южанин. - Это то же самое, какесли я сказал бы, что сэр Ирем всегда прав - только потому, что он мой сюзерен.

Льюберт намеревался едко возразить, что Риксу, каквассалу каларийца, следовало бы считать именно так, а всякая иная точка зренияобычно называется изменой, но тут разговор пришлось прервать в связи с приходомлекаря - юркого, невзрачного человечка с бегающими глазами. "Где толькотрактирщик откопал этого слизня?" - с раздражением спросил себя Дарнторн.Впрочем, края раны "слизень" сшил умело и довольно быстро, протеревкривую тонкую иглу какой-то остро пахнущей бесцветной жидкостью. А главное, всеэто он проделал молча и бесстрастно, даже не пытаясь выяснить, с кем он имеетдело и где энониец получил удар ножом.

Получив обещанную плату и прописав своему пациентунеподвижность и покой, лекарь убрался так же незаметно, как и появился.

- Ну и что мы станем делать дальше? - хмуро спросилЛьюберт. И сам рассердился на себя за это "мы", сорвавшееся с языка.Как будто Рикс и впрямь обязан ему помогать…

Но энониец его оговорки даже не заметил.

- Из гостиницы мы сможем выйти только вечером, когдастемнеет. А сейчас, если не возражаешь, я чуть-чуть посплю.

Подтверждая слова делом, Пастух тут же растянулся накровати. Несколько минут ворочался, пытаясь найти положение, в котором ранапричиняла бы ему как можно меньше неудобств, но в конце концов затих и,кажется, действительно заснул. Льюберт смотрел на старого врага со смесью раздраженияи зависти. После почти бессонной ночи Дарнторн с удовольствием воспользовалсябы возможностью поспать хотя бы несколько часов, но кровать в комнате былавсего одна, и, хотя по ширине на ней спокойно уместились бы три человека,делить ее с Риксом все равно казалось неудобным. Потянулись долгие часывынужденного безделья. Единственным развлечением было разглядывание ближайшейулицы через окно. Льюберт довольно скоро убедился, что Пастух был прав.Пытаться выйти из гостиницы прямо сейчас было, по меньшей мере, неразумно.Сквозь окно Льюс то и дело видел синие плащи орденских рыцарей, и в животечто-то сжималось, как перед прыжком с огромной высоты. Пока он разговаривал с"дан-Энриксом", Льюберт держался нарочито спокойно, да ему и самомуказалось, что слова южанина его ничуть не испугали. В глубине души Дарнторндаже испытывал тайную гордость - многие ли смогут сохранить такую женевозмутимость, если им сказать, что их собираются заточить в Адельстан, и,может быть, даже казнить?.. Смакуя эту мысль, Льюс повторял себе, что вчераночью и потом, во время поединка с Риксом, он вполне готов был умереть, азначит - терять ему нечего. А уж на коадъютора ему тем более плевать сЛаконской колокольни.

Но теперь, когда по улице туда-сюда сновали доминантыи "коричневые куртки", слова Пастуха приобрели пугающую осязаемость,и Дарнторн понял, что боится, и боится сильно - до сосущей пустоты подложечкой, противной слабости в ногах и чувства тошноты. Ощущение было такиммучительным, что у Дарнторна не осталось сил даже на то, чтобы стыдитьсясобственного страха. Он спросил себя, испытывал ли что-нибудь подобное Пастух,когда решился вывести его из города. В конце концов, оруженосец коадъютора немог не понимать, что, если его роль во всей этой истории раскроется, емупридется ненамного лучше, чем Дарнторну.

Примерно к трем часам после полудня энониец, наконец,проснулся. И тотчас же показал, что выполнять полученный от лекаря совет исохранять покой и неподвижность он отнюдь не собирается. Прежде всего энониецпопросил у содержателя гостиницы чернила и бумагу, сел к столу и набросалзаписку Арно Диведу, в которой от лица Дарнторна приглашал его в "Веселуювдову" "по делу на пять тысяч ассов". Льюберт попыталсявозразить, что их фамильный перстень стоит по меньшей мере семь, но энониецтолько отмахнулся.

- Нам сейчас не до торгов, самое главное, чтобы онклюнул… Хм-м… пожалуй, допишу, что дело срочное и деликатное. Пусть думает,что ты заложил семейную реликвию или играл в пинтар и проигрался в пух и прах.За срочную ссуду можно взять проценты вдвое против установленных Торговойгильдией. Если я хоть немного знаю Диведа, то он такого шанса не упустит ипритащит деньги сразу. Теперь приложи свое кольцо, - распорядился Рикс, капнувна сгиб записки густо-красным воском. Бумага была желтоватой, а воск - слишкомтемным, но это все равно напомнило Дарнторну брызги крови на снегу, и егопередернуло. Дарнторн нагнулся и оставил на печати четкий оттиск своего кольца.Льюберт не очень понимал, в чем состоит план Рикса и как именно продажа старогокольца поможет ему выбраться из города, но колебаться или спорить было ужепоздно. Нужно было либо сразу посылать Пастуха к фэйрам, либо делать, что онтребует. В том, чтобы переложить всю ответственность на кого-то другого, былочто-то на редкость успокоительное.

Рикс, похоже, знал, что делает. Дивед действительноявился во "Вдову" со всей возможной спешкой. Увидев ростовщика,Дарнторн припомнил, что он пару раз встречал Арно в доме у дяди, и тогда тотпроизвел на него самое отталкиваеющее впечатление. Но сейчас было не до старыхантипатий, и Льюберт сухо пояснил Диведу, зачем он его пригласил. Выслушавпредложение купить кольцо Дарнторнов, ювелир едва не подскочил отнеожиданности. Потом попросил позволение взглянуть на перстень. Дарнторн стянулс руки кольцо и молча передал его ростовщику. Пока тот вертел перстень в своихжирных пальцах, Льюберт пережил все муки человека, на глазах которогокто-нибудь оскверняет дорогую для него реликвию. Потом Арно достал из кошелькана поясе несколько выпуклых увеличительных линз и переместился вместе со своейдобычей поближе к окну.

- Золото высокой пробы, но довольно тусклое. Навнешней стороне кольца царапины. Камень, конечно, крупный, но, по-моему, неочень чистый. Разрешите вынуть его из оправы и взглянуть на свет? - спросилАрно, уже вытаскивая из своего кошелька миниатюрные щипцы.