Смерть и солнце

Можно себе представить, что сказал бы Лэр или Рейхан,узнай они о его колебаниях… Вне всякого сомнения, они нашли бы, что сказать!А общий смысл их речей сводился бы к тому, что Крикс - слюнтяй и полный идиот,жалеющий именно тех, кто совершенно не достоин жалости.

Южанин прикусил губу. Бывают положения, когдапоступить верно просто невозможно. Что бы ты ни сделал, все равно кого-нибудьпредашь. Так - короля, которому ты присягнул на верность, сюзерена, заменившеготебе отца, и всех своих друзей. Иначе - самого себя и все, во что ты верил.

Знать бы только, что из этого страшнее.

Когда-то каждый обладатель синего плаща казался емупочти сверхчеловеком. А уж Ирем… Коадъютор часто доводил его до бешенства, нов воображении "дан-Энрикса" он всегда оставался Идеальным рыцарем.Лучшим из лучших. Мог ли он тогда представить, что лорд Ирем станет с такимхладнокровием ставить на кон чужую жизнь?

А мог ли ты тогда представить, что пойдешь и будешьрезать пленных "Горностаев", как свиней на бойне?.. - шепнул голос вего голове.

Южанин резко сел в постели, пораженный, почему онраньше не рассматривал проблему под таким углом. А между тем, это былопредельно очевидно. Коадъютор взял на себя непосильную ответственность за жизньдругих людей, и сам загнал себя в ловушку, как и Рикс - тогда в Каларии. Ниодин человек, кем бы он ни был, не должен считать, что только от его поступков- или от его бездействия - зависят судьбы окружающих. Или исход войны. Илиблагополучие целого города.

От этого слишком легко сойти с ума.

Крикс пружинисто поднялся на ноги, стянул с себя несвежуюрубашку и вытащил из сундука с одеждой новую. Распахнул ставни, впустив вкрошечную спальню поток ледяного мартовского воздуха. Небо за узким стрельчатымокном светлело медленно и будто нехотя, совсем не так, как летом или хотя бы вмае, но по ощущению "дан-Энрикса", утро уже настало. В это времясуток Крикс обычно чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, даже если накануне неложился спать две ночи - усталость и сонная одурь временно рассеивались, чтобыперестроить свои силы и начать новое наступление ближе к обеду.

Крикс окинул взглядом свою комнату, чтобы прикинуть,что забрать с собой, а что - оставить. Результат слегка обескураживал -выходило, что оставить надо будет почти все. На большинстве вещей, которые онпривык считать своими, стояла эмблема Ордена. Единственная рубашка, на которойне было пресловутой вышивки, давно была ему мала - жала в плечах, а руки изобтрепанных коротких руковов торчали, словно грабли. Да и сукно от старостисделалось мягким, словно шелк. Верхней одежды, на которой не было бы орденскогознака, среди его вещей не нашлось вовсе. Ни дублета, ни даже простой кожанойкуртки вроде тех, какие носят городские стражники.

Придется, видимо, идти на Малую турнирную площадку втом, что есть.

Хотя, пожалуй, это было не так плохо. Завтра он уже небудет ни гвардейцем, ни оруженосцем лорда Ирема. Ну а сегодня он в последнийраз послужит Ордену и его коадъютору, не допустив, чтобы тот совершилнепоправимый и бессмысленный поступок.

Спал Дарнторн из рук вон плохо. Хотя он распорядился,чтобы его разбудили на рассвете, ночью Льюберт поминутно просыпался в страхе,что проспал час поединка. Вместе с тем надо было признать, что за последниемесяцы эта ночь была одной из самых легких. Поминутно просыпаться и ругать себяза мнительность - это, по крайней мере, лучше, чем ворочаться без сна, таращасьв потолок. После ареста лорда Бейнора огромный дом казался Льюбертунеобитаемым. Слуги скользили по просторным комнатам, как тени. Днем Дарнторнстарался находиться где угодно, лишь бы не остаться дома, но ночами деться былонекуда. В долгие, почти что бесконечные часы бессоницы ему казалось, что времяостановилось, а он сам - последний человек во всей вселенной. Сейчас Льюберт срадостью променял бы свою роскошную спальню на самую крошечную комнатушку вАкадемии, где рядом с ним, по крайней мере, были бы живые люди. Но, конечно,это было невозможно, даже если бы его не ненавидели все поголовно обитателиЛакона.

Незадолго до рассвета Льюберт все-таки не вытерпел -сказал себе, что перед поединком следует закончить еще массу дел, и, беспощадноразбудив заспанных слуг, распорядился, чтобы ему подали умыться. Он чуть неприбил стюарда за медлительность, с которой тот соскабливал щетину с его скул иподбородка, и успел раз двадцать позавидовать "дан-Энриксу". УПастуха усы и борода пока что не росли, хотя южанин вытянулся так, что мог, незадирая голову, смотреть даже на долговязого Нетопыря.

После бритья Дарнторн достал и осмотрел свой меч,надеясь обнаружить какие-нибудь изъяны, исправление которых могло бы егоотвлечь. Увы, меч был в прекрасном состоянии. Льюберт несколько минутраздумывал, не следует ли взять кинжал, но потом рассудил, что кто-то изсвидетелей - скорее всего, князь Рейхан - не преминет раздуть из этого историю.Потребует отдать Декарру лишнее оружие, не предусмотренное по условиям ихпоединка, да еще воспользуется поводом сказать, что Льюс пытался сжульничать.Нет уж. Не стоит лишний раз дразнить гусей, в особенности, если нужного эффектаможно достичь и без этого. Льюберт отыскал в своей комнате короткий прямой нож,которым раньше часто пользовался на охоте, и засунул его в голенище сапога.

Дрожа то ли от ноябрьского холода, то ли отлихорадочного возбуждения, Дарнторн вышел из дома - несмотря на все старания,как минимум на полчаса раньше положенного срока - и направился к темнеющимнеподалеку башням Академии. Так называемая Малая турнирная площадка находиласьмежду парком Академии и садом, примыкавшем ко дворцу. Проще всего было попастьтуда через Лакон. Друзья "дан-Энрикса" сдержали свое обещание,оставив незапертой калитку для прислуги. И на том спасибо.

Льюберт шел через запорошенный выпавшим ночью снегом парк,когда услышал за спиной чьи-то шаги. Он успел испугаться, что это какой-нибудьнаставник, который захочет выяснить, с чего Дарнторну вздумалось бродить здесьдо общего подъема, но, увидев узкую фигуру в сером, успокоился и даже испыталтайное чувство удовольствия. Так-так. Выходит, Риксу тоже не спалось в ночьперед поединком.

Пастух между тем догнал противника и зашагал с нимвровень. Это было бы еще терпимо, если бы пару шагов спустя южанин не сказал:

- Подожди минуту, Льюберт. Нам нужно поговорить.

"Только не это!.." - мысленно взвылДарнторн. Ему хотелось, чтобы все это побыстрее кончилось, и мысль, чтопридется выдержать еще одно сражение с ослиным упрямством Рикса, показалась емусовершенно нестерпимой. Льюберт резко, зло мотнул обросшей головой, отчеговолосы упали на глаза.

- Хватит, наговорились! Я не для того вставал в такуюрань, чтобы тратить время на пустую трепотню.

Но Рикс загородил ему дорогу и остановился,непреклонно скрестив руки на груди.

- И все-таки тебе придется меня выслушать.

Нет, это уже даже не осел. Бревно. Поленосучковатое…

Дарнторн рванул из ножен меч.

К счастью, заставить человека драться куда проще, чемзаставить его слушать. То, что он может убить "дан-Энрикса" на месте,Льюса не пугало - он не сомневался, что тот уклонится от удара. И былсовершенно прав. Не зря наставник Хлорд нахваливал проклятого южанина, какбарыга - свой товар на летней ярмарке. Крикс отшатнулся от сверкнувшего возлеего лица клинка и выхватил свое оружие.

Ну вот и все, - подумал Льюс. Теперь хочешь не хочешь,а сражаться тебе все-таки придется. А что в неудобном месте и без обязательныхв подобных случаях свидетелей - ну извини, сам виноват. Впрочем, Пастуху и таки так пришлось бы плохо. Сейчас война, в такое время миротворцы долго не живут.

Все эти сумбурные, обрывочные мысли вихрем проносилисьв его голове, пока Дарнторн теснил своего врага к группе старых яблонь.

Радость Льюса отравляло четкое сознание, что Криксдерется в четверть силы - даже не пытается достать противника, а только отступает,отражая самые опасные удары. И при этом продолжает нести какую-то околесицу.