Девушка моего шефа

Доктор поднялся ей навстречу и обнял за талию.

— Ненавижу, — сказала она и всхлипнула. — Он сделал из меня настоящую шлюху.

Доктор шепнул ей что-то на ухо.

— Нет, это он во всем виноват! Я была такой наивной дурочкой!

Она выскользнула из рук доктора и приблизилась ко мне. Я сделал попытку встать, но доктор вовремя положил мне на плечо руку.

— Спокойно, — шепнул он мне. — У девочки нервный срыв. Не обращай внимания.

Я изобразил на своем лице, как мне казалось, всепрощающую улыбку.

— Свинья! — воскликнула Полина. — С каким бы удовольствием я расцарапала тебе рожу.

— Давай, моя девочка, царапай. — Я громко икнул и зажал рот ладонью. — Мы скажем Бэртоломью, что я заблудился в кактусовой аллее.

— Даже сейчас ты не можешь быть серьезным! — У Полины сорвался голос, и она в бессилии топнула ногой. — Фил, скажи ему, что он… последняя сволочь и падла вонючая.

Доктор ни слова не понял из нашего содержательного разговора, но по выражению лица Полины наверняка догадался, что это было не любовное объяснение.

— Тебе пора собираться. Да, совсем забыл. — Он полез в задний карман своих шорт и достал маленькую коробочку. — Алэн просил передать тебе вот это.

Она бросила равнодушный взгляд на кольцо.

— Настоящие бриллианты. Тысячи полторы долларов, не меньше.

Мне показалось на какое-то мгновение, будто она швырнет коробочку доктору в физиономию. Но она вдруг схватила кольцо и быстро надела на средний палец левой руки.

— Смотри! Тебе и за месяц столько не заработать! А я… я это заработала за каких-то три дня.

Она упала на диван и разрыдалась. Доктор поспешил ее увести. Он вернулся через пять минут и налил нам по полстакана сухого мартини.

— Все в порядке. Я предупреждал ее, что нельзя так много жариться на солнце.

— Док, почему Бэртоломью подарил ей такое дорогое кольцо? — спросил я, прихлебывая мартини. — Она что, спит с ним?

— Боже сохрани. — Доктор смотрел на меня широко раскрытыми удивленными глазами. — Он голубой, этот наш красавчик Бэртоломью.

— Я тоже голубой. Голубой и к тому же метис.

Доктор рассмеялся.

— Вовсе не смешно, док. Почему вы постоянно спаиваете меня?

Доктор поставил свой стакан на стол.

— Я с утра до вечера твержу вам, что пить в больших количествах очень вредно. — Он взял у меня из рук стакан и выплеснул остатки мартини на пол. — Поражаюсь, какое количество спиртного вы способны выпить и остаться трезвым как стеклышко. Это что, национальная черта?

Я хмыкнул и почувствовал, что засыпаю.

Мы куда-то ехали по серпантину горных дорог, а слева поблескивал океан. Мы с Полиной сидели в разных углах докторского джипа. Потом она очутилась на переднем сиденье — очевидно, перелезла туда, когда я заснул. Так мы и въехали в «Клубничный пирог», поместье этого Кальдерони, автогонщика. Хотя нет, то была вилла Голдмана, картежного шулера и владельца нескольких казино. Впрочем, не вижу разницы. Благодаря Полине я вращался в высших сферах общества. Точнее, качался на волнах и нырял время от времени в алкогольную пучину. Как вишенка в стакане с коктейлем… Черт побери, забыл его название. Очень утешительный коктейль. После него чувствуешь себя так, словно Бог поработал над тобой штучно и с любовью.

Иногда мне кажется, что мы все сошли с конвейера с массой недоделок, причем главным образом физического характера — напряженка с мозговыми извилинами, серым веществом и тому подобное. На том чертовом острове мне казалось (другой раз даже по нескольку раз на дню), будто я парю над этой жизнью, воспринимая ее не в мелочах, а в целом, то есть философски и со снисхождением. И никаких сожалений и угрызений совести.

— Она напоминает мне первую жену, — сказал как-то доктор. Мы полулежали в качалках под навесом из пальмовых листьев возле самой кромки бирюзовой воды. Было тихо и безоблачно. Полина загорала на надувном матраце неподалеку от берега.

— Очень любопытно. — Я неопределенно хмыкнул. — Ну и что дальше?

— Дальше ничего. Все в прошлом. Правда, наша жизнь напоминает мне движение по кругу. Хотя это уже тема для другого разговора.

Я сложил руки на груди и закрыл глаза, приготовившись слушать. Дело в том, что мне нравилось дремать под болтовню доктора. Она меня успокаивала и даже убаюкивала. Тишина мне действовала на нервы.

— Она была итальянка. Мы встретились на карнавале в Венеции, — рассказывал доктор. — Помню, она познакомила меня со своим братом, и я поразился их сходству, хотя впоследствии выяснилось, что это комедия, и Эрнани был ей таким же братом, каким приходится вам наш дорогой и любимый мистер Голдман.

— У него кривые ноги, а у меня прямые.

— Ну да, к тому же он миллионер, а вы… — Доктор стал насвистывать эту отвратительную мелодию ламбады, на которую давно прошла мода. В докторе меня больше всего раздражала его старомодность. — Этот Эрнани был богатым человеком. Но Маргарита влюбилась в меня, хоть я и был голым, как ощипанный индюк. Эта гнуснейшая ложь про брата и сестру была их совместным трюкачеством. Пять лет они морочили мне мозги. Пока однажды я не застукал их на месте преступления. Со мной случилась истерика, симптомы которой я потом самым подробным образом описал в своем учебнике по психиатрии, хотя это никому не нужно. Я убежден: сколько людей, столько и симптомов.

— И вы расстались со своей женой, док?

— Нет, — ответил доктор после довольно продолжительной паузы. — Дело в том, что порок в отличие от добродетели очень притягателен. После разоблачения меня стало тянуть к Маргарите как никогда. И не только в физиологическом плане. Я называю это феноменом отрицания законов цивилизации. Ну да, последние несколько столетий нас убеждают в том, что женщина должна быть моногамна. Вы согласны со мной?

— У меня на этот счет никакого мнения.

— Завидую. — Доктор снова засвистел эту мелодию. Его свист напоминал мне скрежет железки по стеклу. Вдруг он резко оборвал свист и сказал: — Я боролся с собой. До полного изнеможения. Мой вам совет: никогда не боритесь с тем, что в вас сильней всего. Разумеется, если не хотите быть сломанным духовно.

Я открыл глаза и посмотрел в сторону океана. Полина уже успела перевернуться на спину. Она была совершенно нагая. Ее груди были такого же цвета, как и все тело. Когда мы в последний раз занимались любовью, они были белые. Я вдруг подумал о том, что никогда в жизни не обладал женщиной с грудями цвета молочного шоколада.

— В итоге я одержал победу над собой и своим телом. Я был очень горд этой победой. Потому что, потеряв меня, Маргарита рассталась с Эрнани.

— Она ушла в монастырь?

— Что-то в этом роде, — пробормотал доктор и отвернулся. — Но это уже не имеет никакого значения.

Алекс Голдман, наш хозяин, шел по берегу, приложив к глазам ладонь. Увидев загоравшую на матраце Полину, он остановился, повернувшись к нам спиной.

Я спустил ноги и встал.

— Куда? — всполошился доктор.

— У этой девочки очень красивые волосы. В монастырях, кажется, нет парикмахеров.

Я сломя голову бросился в воду. Доктор схватил меня за лодыжку, когда я уже протянул руку, чтоб уцепиться за надувной матрац.

Мы оба очутились под водой. Когда я вынырнул, Алекс Голдман не спеша снимал шорты. Под ними была отвратительно белая задница.

— Не будем усложнять себе жизнь. — Мы стояли по грудь в воде, и доктор держал меня обеими руками за пояс. — Этот тип стопроцентный импотент. К тому же сегодня вечером он улетает в Штаты. Девочка так старалась. Вы рискуете перечеркнуть все ее усилия.

Я позволил доктору увести себя в тень пальмовых листьев, где бармен приготовил нам освежающие коктейли. Я видел, как подошел моторный катер и Голдман помог Полине взобраться на корму. Кажется, она раза два оглянулась.

Катер стремительно рванул с места и взял курс в открытое море.

Доктор вдруг стиснул мое плечо.

— У меня есть идея. Странно, почему она не пришла мне в голову раньше. Вы когда-нибудь занимались любовью с чернокожей проституткой?