Страница 22 из 48
Кстати говоря, у простого народа это прозвище сохранялось довольно долго, даже до появления хиппи. Вот когда хиппи первые появились, простой народ советский, который читал “Правду” и верил в каждое слово, что там написано – жлобье так называемое, – продолжал называть хиппарей “стилягами”: “Ну ты, стиляга!” Это был парадокс: волосатых людей в джинсах называли стилягами. Потому что это уже было общее презрительное название “отщепенцев”. “Отщепенец” и “стиляга” – одно и то же. Это было отвращение к людям, которые не хотели быть как все.
Борис Алексеев:
Такого названия не было: “я стиляга”, “ты стиляга”. Просто каждый вел себя, как хотел. Никто не размахивал руками – я вот то, я вот се. Просто выделялась молодежь. Не поведением – я бы не сказал, а своей одеждой, своей манерой говорить – ну, и прочим.
Олег Яцкевич:
Стильный человек – это комплимент; а вот “стиляга” – позорный ярлык.
Георгий Ковенчук:
Стиляги – оскорбительное название. А я просто любил хорошо одеться. Когда мы смотрели заграничные фильмы, то в первую очередь следили не за сюжетом, а смотрели, кто как одет из артистов. Сейчас мы не обращаем внимания, у кого какая рубашка, на какой подошве ботинки, а тогда очень много уделяли внимания этим деталям. Тогда это был протест против того, что тебя учат, как выглядеть, что надевать.
Валерий Сафонов:
Слово “стиляга” появилось из журнала “Крокодил”. Мы себя, конечно, стилягами не называли. Просто наше поведение не нравилось властям, идеологам, воспитателям молодежи, и они сформулировали таким образом: стиляга. Звучит неприятно, согласитесь? Разница большая: “человек стильный” и “стиляга”. Это уже клеймо какое-то. Вообще, я не помню, что мы друг друга хоть как-то называли.
Борис Дышленко:
Про стиляг я услышал, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать. Вернее, не услышал, а прочел фельетон “Плесень” (см. раздел “Герои фельетонов и карикатур”. – Г. Л.). Я жил тогда в Кисловодске, учился в школе. Мое отношение к этому было тогда негативное, как у всех. А позже, когда мне было уже лет шестнадцать, отношение изменилось совершенно. Я уже жил в Риге, и я сам стал стилягой. Мы себя называли “чуваками”, а девушек, соответственно, “чувихами”. И нас было довольно много. Я учился в русской школе, и половина нашего класса или была стилягами, или тяготела к ним.
Валерий Попов:
Наверное, слово “стиляга” придумали все-таки власти. Это было знаковое, как знак почета… Хотя, смотря где. В школе, если стиляга, то это – все. Тебя замучают. Начнут обсуждать, трепать, нарисуют карикатуру в газете.
По броду до коктейль-холла
Стиляжная субкультура строилась на интересе молодежи к западному миру, а прежде всего – к Америке. Вектор отношений с этой страной успел поменяться в сороковых годах несколько раз: из воплощения буржуазного империализма США сначала превратились в союзника в войне с нацистской Германией, а потом – в противника в новой войне, холодной. Будущие стиляги выживали в голодное военное время благодаря американской тушенке и американскому яичному порошку, а встреча советских войск с союзническими на Эльбе стала одним из ярких эпизодов войны.
Представления советской молодежи об Америке строились на голливудских фильмах и на скудной официальной информации, которая с началом холодной войны приобрела откровенно негативный тон (впрочем, соответствовавший антисоветскому тону американской пропаганды): подчеркивались экономические проблемы, безработица, расизм, высокий уровень преступности в США и тому подобные вещи. Но верить в это не хотелось, потому что благодаря джазу и немногим дошедшим до СССР американским фильмам у части молодых людей в СССР создалась своя картина жизни в Америке, и даже то, что официальная пропаганда объявляла негативным, видеть таким они не хотели. Не зря сочинялись полусерьезные, полушутливые стишки вроде этого:
“Если проанализировать сейчас, почему в 50-е годы в СССР возникло движение „штатников“, то все становится яснее, если учесть, что это явление было характерным не только для социалистического общества, жившего за железным занавесом, – вспоминал Алексей Козлов. – Поклонение определенной части молодежи какой-либо страны элементам культуры другой страны – явление довольно распространенное. В послевоенные годы многие европейские страны оказались в плачевном экономическом состоянии. Разрушенные пути сообщения, предприятия и жилые дома, безработица, нехватка продуктов и многое другое – вот основные приметы жизни тех лет. И на этом фоне контрастом выглядело все, что относилось к заокеанской преуспевающей стране, начавшей довольно мощную экспансию в послевоенной Европе. “Студебеккеры”, тушенка, яичный порошок, одежда, ботинки, чуингам, кока-кола, джаз, кинофильмы, блестящие голливудские звезды – все это настолько поражало воображение европейцев, что Америка казалась просто раем. Так что наши бродвейские стиляги и айвеликовые штатники были частью общего процесса, представляя отнюдь не худшую часть общества”.
Стиляги не были ни скрытой сектой, ни тайным обществом. Наоборот, своим видом они старались подчеркнуть свою непохожесть на других, выделиться из серой толпы “нормальных” советских граждан. Поэтому они старались появляться в самых людных местах, в центре города. В результате в каждом крупном городе появился стиляжный “променад”, по которому модные парни и девушки прогуливались, показывая себя друг другу и вызывая отвращение и удивление у обычной публики. Этот променад назывался Бродом – сокращенно от “Бродвей”, названия знаменитой нью-йоркской улицы.
Конечно, в “хилянии по Броду” был и элемент хвастовства и тщеславия: продемонстрировать новую, раздобытую где-то шмотку всем, кто “врубается”. Существовали даже специальные приемы как бы случайной демонстрации одежды: например, сунуть руку в карман пиджака, чтобы приоткрыть подкладку плаща – фирменный плащ нередко опознавался по подкладке. Но в то же время Бродвеи становились своего рода клубами, где наиболее продвинутая молодежь встречалась, общалась, делилась новостями и информацией. А где еще в то время можно было этим заниматься? Клубов и вечеринок в современном понимании тогда просто не было.
В Ленинграде Бродом стал кусок Невского проспекта, в Москве – улица Горького (сейчас – Тверская). Интересно, что эти улицы и шире и “масштабнее”, чем “настоящий” Бродвей, на котором никто из стиляг тогда не был.
Московским Бродвеем была часть левой стороны улицы Горького – от памятника Пушкину до самого низа. По ней вечерами двигались навстречу друг другу два потока людей, при этом еще и рассматривавших друг друга. Дойдя до крайней точки, поток разворачивался и шел в обратном направлении, и так по нескольку раз за вечер.
Кроме Бродов, стиляжным местом был, например, танцзал “Шестигранник” в парке Горького в Москве, а в Ленинграде – Мраморный зал Дома культуры имени Кирова. Облюбовали стиляги и один из немногих – если не единственный – островков “буржуазной культуры” в столице Советского государства: “Коктейль-холл” (или “Кок”, как они его называли между собой), открывшийся в 1954 году в одном из домов на улице Горького, почти напротив здания центрального телеграфа, рядом с популярным парфюмерным магазином “ТЭЖЭ” и магазином “СЫРЫ”. Это был единственный по нынешним понятиям “ночной клуб” в Москве – открытый с восьми вечера и до пяти утра. У входа постоянно стояла очередь – причем не только из стиляг, потому что публика, посещавшая “Коктейль-холл”, была самой разнообразной.