Страница 6 из 11
Уж не в жилище ли отшельника-даоса я попал? Возможно, он ушел в лес собирать травы, а когда вернется, я смогу спросить у него, как добраться до ближайшего населенного пункта.
Тем временем дождь снаружи все усиливался. Но тут послышались звуки настоящего урагана, и кто-то ворвался в пещеру. Я выглянул из внутренней комнаты, и увидел, что в пещере находится огромная обезьяна, густо поросшая белым мехом. Обезьяна стояла на задних лапах, и была чуть ли не трехметрового роста!
Что это – снежный человек? Но здесь, в субтропиках, не совсем подходящий для него климат.
Обезьяна (вернее, обезьян – это был самец) тоже меня заметил, и вдруг заговорил на русском языке:
– Что ты делаешь в моей пещере?
Его слова звучали прямо у меня в голове, из чего сделал вывод, что обезьян пользуется телепатией (а откуда бы такая тварь могла знать русский язык – посещала, что ли, китайскую школу?).
– Я журналист, – ответил я, – хотел исследовать ваши места, но заблудился, и случайно набрел на эту пещеру.
– А я – дух этой горы, – просто ответил обезьян, не подвергая мои слова сомнению. – Ты забрел очень далеко от обитаемых мест, придется тебе пожить у меня некоторое время, пока какие-нибудь лесорубы или собиратели лекарственных трав не покажутся в наших лесах, чтобы я мог вывести тебя к ним. Сам понимаешь, не могу же я в таком виде отвести тебя в город. А пока ты живешь у меня в пещере, поможешь мне с изготовлением «киноварной пилюли».
Я знал, что «киноварной пилюлей» даосы называют средство для достижения бессмертия. Но зачем она понадобилась горному духу?
– Хоть я и могу жить сотни, и даже тысячи лет, – ответил дух на мой мысленный вопрос, – но, тем не менее, я не бессмертен, и мне когда-нибудь придет свой срок. Конечно, если до этого времени я не изготовлю пилюли бессмертия.
С тех пор каждый день по утрам горный дух улетал, чтобы обследовать леса и горные луга, с которых он приносил нужные ему травы. По вечерам дух возвращался с целыми охапками этих трав, которые мы перебирали, отваривали, процеживали, толкли в ступках… Часто бывало, что от целого снопа травы или вороха листьев оставалось не больше горсти препарата. Обработкой трав в основном занимался я, в то время, когда обезьян рыскал по лесам и полям.
Питались мы только плодами и кореньями, которые приносил дух, а пили чистую воду. Больше всего меня поразило, что духу тоже надо было кушать!
Пока мы ели, или когда я уставал от перетирания трав, горный дух рассказывал мне о пути Дао, о других духах, которые населяют этот мир… Одну пилюлю он обещал дать мне, чтобы я тоже мог присоединиться к синклиту Бессмертных.
Однажды дух сказал:
– Наше средство почти готово. Мне осталось найти еще одну его часть, чтобы мы закончили великую работу. Но эту часть найти труднее всего.
С этими словами обезьян покинул пещеру, и появился только через два дня, волоча с собой мешок, в котором что-то трепыхалось. Каков же был мой ужас, когда дух открыл мешок, и вытряс оттуда опутанную веревками Яо!
– Я нашел эту девушку в лесу, где она что-то искала, – сказал мне дух. – Это последнее средство, которого нам недоставало. Выпусти из нее кровь, процеди, а затем перемешай с той мазью, которая стоит у стены в желтой стеклянной банке. Женская кровь символизирует Инь – пассивное начало природы… Да смотри, не вздумай с ней блудить, а то «киноварная пилюля» станет для тебя бесполезной!
Сказав это, обезьян кинулся на свою лежанку и захрапел.
Так значит, Яо пыталась меня разыскать!
Я достал нож, разрезал путы на китаянке и незаметно вывел ее из пещеры, сказав:
– Беги в лес! Мне же придется остаться, иначе горный дух сразу же кинется за нами в погоню.
Когда Яо скрылась в лесу, я поймал двух горных голубей, зарезал их, а кровь сцедил в то снадобье, которое указал мне горный дух.
Проснулся он только к вечеру, и сразу же спросил:
– Готово?
Я кивнул головой. Дух бросился в ту комнату, которая служила нам лабораторией, зачерпнул гигантской лапой пригоршню мази и отправил ее себе прямо в рот!
Как только он проглотил мазь, его стало корежить (я пулей выскочил из комнаты), он упал на пол, завертелся волчком, и наконец, взорвался, осыпав все вокруг дождем огненных брызг! Меня контузило, и я потерял сознание…
А когда очнулся, увидел, что все так же стою перед зеркалом в лавке на окраине Пекина и поправляю прическу.
– Я бы вам не советовал ехать в те края, – сурово сказал даос. – Вы не верите в силу старинных рецептов. Запомните – никогда ничего нельзя менять!
Ошарашенный, я двинулся к двери. Меня шатало, как будто я действительно несколько недель провел в лесу. Сунлин, казалось, смотрел на меня совершенно безучастно, но только когда я запнулся о порог, бросил вслед несколько слов.
– Он просит задержаться, – перевела мне Яо.
Я обернулся и увидел, что старик подходит ко мне с зеркалом в руках.
– Великий даос Гэ Хун говорил, что зеркала необходимы для борьбы с демонами. Зеркало заставляет злые силы показать свой истинный лик, – сказал он (естественно, в переводе Яо).
– Что ему надо заплатить? – спросил я севшим голосом, сунув руку в карман за деньгами. Старик, поняв мой жест, сделал отрицательный знак рукой и очень резво для своих двухсот лет удалился в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.
Всю дорогу до гостиницы я не проронил не слова. Происшествие с зеркалом настолько меня потрясло… чувства, боль и страх, которые я испытал, были так естественны…
Яо бросала на меня косые взгляды, но ничего не говорила, и только, когда мы уже подъезжали к гостинице, склонилась к моему уху и произнесла:
– Не надо чересчур доверять этим даосам. В большинстве своем они просто фокусники и гипнотизеры.
Когда мы возвратились, был уже поздний вечер. Постепенно приходя в себя, я заметил, что жизнь на улицах Пекина не утихает с наступлением темноты, как это бывает в городах победившего социализма… Похоже, Великая Стена китайского коммунизма дает трещины.
Яо проводила меня в мой номер, при этом строго сказала:
– Завтра утром мы выезжаем!
Я не стал рассказывать ей о видении, посетившем меня в лавчонке старого даоса. Хотя, может, и зря – рассказ бы успокоил меня, помог расставить все по полочкам… В конце концов, у меня же есть уже одна тема для материала в газету! И если скептичный Давид, редактор нашего «Периода», откажется принять это за документальный очерк – я вполне смогу напечатать его как фантастику.
Хотя от усталости ломило все тело, заснуть я не мог. Сейчас бы баночку пива, да сигаретку выкурить… В конце концов, должны же быть здесь ночные лавки!
Оглядев жалкую обстановку гостиничного номера, я вышел в коридор, спустился по бетонной лестнице и оказался на улице. Прямо напротив гостиницы призывно переливался огнями киоск – вроде фонаря, на свет которого должны лететь подгулявшие мотыльки. Решительно перейдя улицу, я сказал киоскеру (китайцу средних лет и достаточно потрепанной внешности):
– Пи-цзи!
Как я уяснил себе из романов Сорокина, это означает «пиво». Продавец обрадовался, залопотал чего-то по-китайски, но я решительно перешел на более знакомый мне английский:
– Энд смоук!
И сделал жест, как будто курю сигарету. Китаец поставил передо мною большую пол-литровую банку, изукрашенную иероглифами, и положил пачку сигарет. Я бросил на прилавок несколько юаневых купюр (никогда не расплачивайтесь в Китае долларами – могут быть неприятности), и, пока мне отсчитывали сдачу, открыл банку, чтобы убедиться, правильно ли понял меня продавец… В банке оказалось самое обычное пиво – ничуть не хуже и не лучше, чем израильское «Маккаби». И стоило за этим лететь на край света?
Я пересек пустынную улицу в обратном направлении, с банкой пива в руке, и только тут заметил, что возле двери нашей гостиницы стоит «газик». Я уже было собирался войти в вестибюль, как из «газика» выскочили несколько людей в серых костюмах и быстро подбежали ко мне, перегораживая вход в гостиницу.