Зелимхан

— Уо, селям алейкум!

— Уо, алейкум селям!

Студенчествуя, адвокат мечтал о культурной работе в Чечне. Об обществе просвещения чеченцев. О двух стипендиях такого общества в университетах, пяти стипендиях в средних… Но Зелимхан расстроил все адвокатские планы, из-за него начальство не разрешило никаких обществ.

И адвокат обрадовался встрече. Он расскажет Зелимхану о деле. Он еще скажет Зелимхану, как много зла сделал Зелимхан Чечне.

Чтобы не слышал извозчик, ушел с Зелимханом в лес и выговорился.

Зелимхан умел слушать. И выслушал. И сказал:

— Два года назад мне такие слова Шабадиев-офицер говорил. Теперь я целый год ничего не делаю. А они позволили тебе твое общество открыть? Я еще год ничего не буду делать, и ты увидишь.

Расстался с адвокатом Зелимхан. Адвокат в город уехал — Зелимхан в Чечню уехал. И в Чечне заболел опять. С 1908 года, с тех пор, как отца и брата убили, Зелимхан плохо жил. Он так жил, как волк, которого травят. Который знает, что его травят. Он спал, как все равно не спал. Все слышал. Четыре года так жил Зелимхан и один год еще хуже жил. Когда в Чермой Ламе Бийсултана убили. И теперь он болен был такой болезнью, что ходить не. хотел, ездить не хотел, есть не хотел.

Весной об этом Бойщиковы услышали. Зелимхан из ихней фамилии одного убил. Когда Добровольского убивал. Один Бойщиков офицер был, другой Бойщиков подрядчик был; еще один Бойщиков старший был. Над всем домом.

Бойщиковский шейх в Аксае жил.

Когда Бойщиковы о Зелимхане услышали, они в Аксай поехали. Потом во Владикавказ поехали и сказали начальнику области, что Зелимхана найти могут, если он им 20 000 заплатит.

Начальник области ответил, что не может 20 000 заплатить, что может только 18000 дать. 8000, которые царь дал. 10 000, которые он сам от чеченцев взял.

Бойщиковы сказали, что мало. Сказали, что они из этих денег другим еще платить должны. И уехали.

Тогда начальник области Кибирову-офицеру написал, чтобы не отставал от Бойщиковых, чтобы разговаривал он с Бойщиковыми, чтобы дешевле уступили Зелимхана.

— Все равно больной, он и сам умереть может. Тогда ни вам, ни нам ничего не достанется.

Когда пошли дожди и надо было дома сидеть, Бойщиковы решились:

— Отдадим за 18000. Все равно. Не то умереть может, не то другой предать может.

И пошли к Кибирову-офицеру.

— Хорошо. Согласны мы.

— Теперь нам надо так сделать, чтобы он в наших руках был.

В это время Зелимхана из Бачи-юрта в Цацан-юрт привезли. Чтобы еще лучше доктор лечил его. И гонец в Цацан-юрт приехал.

— Уо, селям алейкум, Зелимхан! Зелимхан, тебя Бойщиковы к себе просят. Говорят, что в Шали русский доктор есть, который хорошо лечить может. Будет лечить тебя, как будто родственника ихнего, и не будет никто знать, что ты — ты.

Зелимхан на гонца посмотрел и:

— Хорошо, — сказал.

Но не знал он, что гонец тоже не знал, чего Бойщиковы на самом деле хотят.

Когда Зелимхана гонец взял, сказал ему хозяин:

— Скажи Абдул Муслиму, что за Зелимхана он передо мной отвечать будет. Скажи ему, что еще перед Гаккай Моллой и Ассаем он отвечать будет.

Одну ночь пролежал Зелимхан у Бойщиковых, а утром они Дока позвали.

— Заметили, что Зелимхан у нас. Надо на хутор увезти его. Свези его к Юмурзе на хутор и приезжай назад. Вечером совет будет.

У Муссы Алдимова в лавке совет был. Мусса заднюю комнату на две части красной занавеской разделил. За занавеской Кибиров-офицер и другие офицеры были. Один Бойщиков еще был. А с этой стороны два Бойщикова были. Сначала они на свою часть Дока ввели, и офицеры спросили его, видел ли он Зелимхана сегодня.

Дока сказал, что видел. Только Бойщиков не позволил ему сказать, куда он Зелимхана отвез.

Потом Бойщиков Доку вывел и Абу-Езида привел. И офицеры опять из-за занавески спросили его, когда он Зелимхана видел. Абу-Езид сказал, когда видел. И вышло так, как Бойщиковы офицерам рассказывали.

Кибиров-офицер приказал тогда коней седлать и ехать.

И Шагай Войщикой сам впереди поехал. На сером коне.

…Зелимхан у Юмурзы на хуторе лежал. Хутор маленький. Два дома на речке Шали-Ахк. Поляна там в лесу, и поэтому хутор там. На поляне кукуруза посеяна.

Зелимхан в комнате лежал. Один. Лампа жестяная горела, и он одетый лежал. В бешмете суконном, в шароварах сатиновых. Босиком только был. Намаз перед этим делал.

Зелимхан больной лежал. И слушал. Слушал, что на дворе делается. Он всегда слушал и винтовку в руках держал. На дворе дождь был, и он услышал, что снаружи кто-то на чердак ползет. Это Шагап на чердак полез. И Зелимхан патронташ схватил.

Когда Зелимхан мокрый двор перебежал и около другой сакли в дверях задержался, Шагап в него из чеченского ружья выстрелил. И в плечо ранил.

Пришел твой час, харачоевский Зелимхан!

Тогда Зелимхан опять через двор побежал. Туда, где кукурузная копна стояла. Дальше не мог бежать Зелимхан. На копну облокотился и Кибирова-офицера увидел. И выстрелил в него. И в руку ранил.

Кибиров крикнул, чтобы легли все, и сам тоже лег. Кибиров крикнул, чтобы со всех сторон легли. Так, чтобы не мог бежать Зелимхан. Не знал он, что не может бежать Зелимхан, что ранен Зелимхан.

И команду дал. Кибиров-офицер, чтобы стреляли.

Тогда Зелимхан ясын[11] запел.

— Ясын вель кран иль хаким ин нага ля минал мирсалим. Аля сир' а' ати мыштаким. Танзи ляль ази зир рахим.

Так Зелимхан пел. Пел и стрелял.

— Ли тун зира каумен ма ин зира са баа ыгым.

Так Зелимхан пел. Он долго пел. Сколько часов бой был, столько часов Зелимхан пел.

Бой в 9 часов вечера начался.

— Фсгим ги филь люш.

Уже небо бледное стало. Уже дождь перестал идти. И только деревья тряслись слезами. Последними каплями.

— Ли кад хаккал кау ле. А ла ек сер игим фегим. Ла е минуй.

Уже бледное небо стало. И трава серая от дождевых капель была.

— Ин на джаал на фи агна кигим. А глалал фег-ня ил' лял азы ко' оны.

Уже видел шапки врагов в траве Зелимхан. И тогда он встал на ноги. Винтовку уже не мог поднять Зелимхан. Браунинг поднял. И в последний раз еще двух ранил.

— Фегым. Мок мехуи. Ва джаал па.

Письма Зелимхана

Зелимхан писал много. Безграмотный Зелимхан писал. Он вовсе не был грамотен по-русски. Немного по-арабски. Прежде убийства Зелимхан старался отыскать возможность предупредить. Отвратить.

Добровольскому писал Зелимхан и приходил к нему сам. Галаеву писал. Данагуеву тоже писал. Вербицкому, Моргания, Дудникову, Каралову тоже. Писал почти сам: диктовал своим «письмоводителям» Бетыр-Султану и Бачи-юртовскому Гаккай-мулле.

Письма, хранившиеся у Бетыр-Султана, отобраны во время обыска начальником особого отдела какой-то дивизии. Письма Вербицкому, Каралову, Дудникову исчезли так же, как и Михееву. В нашем распоряжении два письма к полковнику Галаеву, отрывок из письма к Данагуеву и короткая записка «любимому моему гостю Мусса Куни». Письмо председателю Государственной думы в свое время было опубликовано в октябрьском «Голосе Правды».

Автором думского письма был чеченский интеллигент и нефтепромышленник. Как интеллигенту и промышленнику, националистически конкурировавшему с великодержавным капитализмом, ему необходимо было индивидуализировать Зелимхана: дать его в качестве единичной жертвы сатрапствующей администрации.

Бисмилла, аррахман, аррахим!

Начинаю от всемогущего аллаха после должной части полковнику!

Я думаю, что из головы твоей утекло масло, раз ты думаешь, что царский закон может делать все, что угодно.

Не стыдно тебе обвинять совершенно невинных? На каком основании наказываешь ты этих детей? Ведь народу известно, что сделанное в Ведено сделал я.

11

Ясын (араб.) — отходная мусульманская молитва, которая читается на смертном одре и на могиле покойника для «успокоения душ умерших»