Страница 90 из 138
Вирджинио. Друг мой, ты очень добр.
Наступило молчание. Каждый из друзей поглощен своими думами. Надвигаются сумерки. В комнате темнеет.
Марко. Я встретил Коррадо Брандо, он шел отсюда?
Вирджинио. Да.
Марко. Он не заметил меня, он весь был погружен в свои мысли. Он шел быстрыми, большими шагами. Я даже не пытался остановить его, только подумал: «Кто же его остановит?» Потом мне пришли вдруг в голову слова, которые могли бы быть его ответом: «Куда бегу? Я бегу за богом, тенью которого я являюсь».
Вирджинио. Он страдает религиозной манией.
Марко. Затем я увидел паром, который перевозил через Тибр доктора из госпиталя св. Михаила в убежище на противоположный берег. Признаюсь, что эти две встречи заставили меня позабыть об римской гладкой кладке в храме Цереры. Твой Харон, дорогой Джиованни, не знает символического значения монеты в десять сантимов, которую ты каждый вечер даешь ему за переправу.
Джиованни. Странный человек этот старый Патрика.
Марко. Его зовут Патрика?
Джиованни. Так все зовут его по ту сторону Тибра, но может быть, у него и нет имени, как нет возраста. Он говорит, что родился в Лунгарстаге, но, с тех пор как я себя помню, я не помню того времени, когда бы на мой зов он не катил с противоположного берега точно сорвавшаяся глыба земли. Ты его хорошо разглядел? Лица у него нет: вместо лица у него полусгнившая от сырости маска. Глаза его выцвели, они, вероятно, видели, как воздвигался мост Эмилио и сооружался Большой канал. Сколько он перевез жалких человеческих тел теми же движениями, за ту же плату! Меня он сегодня перевез в обитель, а одного моего коллегу в тюрьму.
Марко. Кого?
Джиованни. Хирурга Симоне Сутри. Он тоже стал клиентом Харона.
Марко. Каким образом?
Джиованни. Его арестовали сегодня после полудня.
Марко. За что?
Джиованни. Его обвиняют в том, что он убил своего дядю, того деревенского торгаша, ростовщика и картежника Сутри, который на днях был найден мертвым дома на улице Грегориана…
Вирджинио, сидевший до этого времени задумчивым, вздрагивает и поднимает голову.
Марко. Во время оно я знавал его тоже — увы! — слишком хорошо.
Джиованни. Так как у него была болезнь сердца, сначала предположили, что он умер внезапно естественной смертью. Но при дальнейшем расследовании некоторые знаки насилия на теле покойного и обнаруженная у него кража привели к заключению об убийстве, исполненном весьма ловко.
Вирджинио, бледный, делает несколько шагов по направлению к окошку, потом поворачивается.
Вирджинио. Как было совершено убийство?
Джиованни. Путем сжатия сонной артерии железными пальцами.
Наступило молчание. В голосе Вирджинио чувствуется внутреннее волнение.
Вирджинио. Ты знал его, Марко?
Марко. Немного.
Вирджинио. Кажется и я… вспоминаю его… Я, вероятно, видел его… Лысый, с большой отвисшей губой…
Марко. Да, отталкивающий рот, который не забудешь никогда.
Вирджинио старается побороть свое волнение.
Вирджинио. А Симоне Сутри…
Джиованни. Он рыжий, веснушчатый, с жесткими усами, торчащими как щетка, высокий, костлявый, в прошлый четверг он возле Сан-Галликанской часовни разговаривал со мной… Не помнишь?
Вирджинио. Да. Помню… И ты думаешь…
Джиованни. Он таил смертельную ненависть к дядюшке. Это я знаю. Ростовщик не только никогда не хотел помочь ему, не только поставил в необходимость зарабатывать себе пропитание трудом, но даже, по его рассказам, надул его при помощи какого-то подвоха в завещании…
Марко. Ну, оставим в покое этого пассажира Патрика. Пойдем. Сегодня что-то спокойный приют лишен мира и тишины. Вирджинио, может быть, желает остаться один.
Вирджинио несколько еще взволнован, но понемногу приходит в себя.
Вирджинио. Нет. Почему?
Джиованни. Сестрица обещала вернуться… Подождем ее еще немного.
Вирджинио. Я позову ее.
Он быстрыми шагами направляется к двери налево.
Джиованни. А если ей нездоровится…
Марко. Оставь ей книжку и пойдем.
Вирджинио. Она сейчас придет.
Пока он выходит, остававшиеся вдвоем приятели переглядываются. Доктор вынул из кармана маленькую книжку, переплетенную в кожу бурого цвета. Марко Далио заговорил, понизив голос.
Марко. Джиованни, что случилось? Что это за книга?
Джиованни. Письма Фео Белкари дочери-монашке: «Духовное поле» и «Благовещение Пресвятой Девы» — книги религиозного содержания.
Марко. Позволь взглянуть.
Джиованни. Я принес сочинение, которое ей понравится. Я взял его у сестры.
Марко раскрыл книжку и читает надпись на первой странице.
Марко. «Эта книга принадлежит сестре Цецилии из Костасоле. Кто возьмет ее для чтения, должен вернуть».
Джиованни. Там есть и рецепт для исцеления души.
Марко. Увы, я боюсь, что все это ни к чему… Джиованни! Разве ты не чувствуешь, что что-то для нас приходит к концу? Мы можем уже с грустью сказать: «Помнишь? Покойная, тихая комната, Сабина приносит зеленую лампу, с улицы не доносится ни малейшего шума, только временами с Авентина слышится пение соловья, а иногда шум проходящего по Тибру пароходика, плечи играющей временами вздрагивают, молчание вокруг, когда раздается Бетховен…»
В дверях появляется молодая девушка в длинном капоте, делающем ее еще выше и стройнее. На лице — болезненная улыбка, веки часто поднимаются и опускаются, в глазах горит скорбь.
Мария. Вот и я. Разве я не скоро пришла? А вы уже уходите?
Джиованни. Да. Поздно, но хотели дождаться вас, чтобы проститься.
Она говорит голосом, полным теплой нежности. Оба приятеля глядят на нее с выражением робкого обожания.
Мария. Что говорил Далио о Бетховене?
Марко. Я вспоминал чудные вечера минувшей весны.
Мария. Я вам опять предоставлю возможность послушать музыку, но не ту, что тогда. А где книга?
Джиованни. Вот она.
Мария берет ее почти с детской поспешностью и сжимает в руках.
Мария. Какие живые слова! Увядшие, но живые. Сестра Цецилия всегда носит ее с собой?
Джиованни. Есть помеченная страница.
Он указывает страницу.
Мария. Это? (Она читает, уже не улыбаясь, а с выражением серьезности.) «…так как за много лет до смерти она все плакала, ее спросили, почему она плачет, она отвечала: „Плачу потому, что не оценила любви и перестала любить ее“».
Марко. Глубокие слова для неба и для земли.
Вирджинио во время чтения снова вошел в комнату.
Мария. Вы мне ее на один вечер оставляете?
Джиованни. Да. Завтра я возьму ее у вас.