Страница 75 из 138
Встает, дрожа, в ужасе от обвинения.
Ты веришь этому? Со слов Джильолы
Меня ты обвиняешь?
Донна Альдегрина
Тибальдо! Сын! Как этот день печален!
Он — точно черный сон, что душит нас.
Мы все дрожим пред мрачною угрозой.
По всем углам таится подозренье:
И пред тобой и за спиной твоей,
И ты его не можешь отогнать.
Ты сам себя боишься,
Кричишь невозвратимые слова…
Тибальдо
Кричал я?.. Что кричал я, мать?
Нет голоса во мне.
Я в зеркало взглянул и не узнал
В нем своего лица. Тогда ударом
Одним разбил я зеркало. Душа
На тысячу кусков
Разбилась и рассыпалась по полу,
Я в них себя увидел
И не узнал. И так не узнаю,
Где правда, о которой
Меня все спрашивают. Мать, ее
Не узнаю я… Мать, ты душу мне
Дала, так ты мне помоги собрать
И вновь соединить ее куски.
Подумай: день рожденья моего
Утратил ценность. Все же
День настоящий с вечностью сравнится,
Коль ты поможешь мне.
Донна Альдегрина
Как мне помочь тебе?
Мы говорим, чтоб скрыть
Тот трепет, что таится в нашем сердце.
И ты и я — мы оба знать хотим
Лишь то, чего другой не произнес.
И в скорби видим только лик обмана…
Тибальдо
Допрашивай меня, зови к ответу,
В душе моей копайся
И истину схвати, что ускользает
От близоруких глаз.
Они сомкнулись, чтоб не видеть правды.
Что видишь ты в печали,
Которая трепещет пред тобой?
Донна Альдегрина
О, горе! Нет печали
Сильнее той, которой
Страдает мать, бессильная утешить!
Пауза.
Тибальдо
Так значит… веришь ты?
Донна Альдегрина
Чему должна я верить?
Тибальдо
Джильола… говорила…
Донна Альдегрина
Когда? Сейчас?.. Так это, значит, правда?
Нет, нет… Я не хотела
Понять.
Тибальдо
Но как она
Тебе сказала?
Донна Альдегрина
Вышла
Из комнаты больного и сказала,
Что выбросила вон
Лекарства Симонетто.
Тибальдо
Ну?
Донна Альдегрина
И подозренье
Ужасное я угадала в ней,
Но не из слов ее:
Здесь Симонетто был,
В его присутствии она сдержалась.
Но, видя нежность страстную, с которой
Она к груди скорбящей прижимала
Больного Симонетто,
Я угадала все.
Возможно ли? Нет, нет!
Не может быть… О, ужас, о, позор!
Тибальдо
О, о!.. Зачем живу я?
Зачем ты родила меня на свет?
Зачем ты охраняла
Меня с тех пор, как первым криком я
О помощи взывал?
Открой свои глаза,
И на лице моем увидишь ужас.
Отнимает ее руки от лица.
Да, да, конечно. Существует то,
Чего не может быть.
Я был в неведеньи: и ты, не зная,
Сама открыла все.
Да, существует то,
Чего не может быть. Теперь я знаю:
Об этом кости тела говорят,
Об этом шепчет мне
Вся кровь моя, которая клокочет
В моем разбитом сердце.
Зверь ядовитый взялся
За дело смерти и не может он
Насытиться.
Донна Альдегрина
Позор!.. И ты, ты сам
Мне это говоришь? Но что ж тогда?..
Тибальдо
Так выслушай меня:
Спаси меня в душе моей Джильолы,
И я свершу вот этими руками
То, от чего вся низость
На дне моей души
И вся ее порочность отшатнется,
Я совершить готов освобожденье,
Неслыханное дело,
Которого еще никто на свете
Не знал… Ты понимаешь?
Донна Альдегрина
Ах, нет, не понимаю! Тьма вокруг.
Неумолимый бич во мраке держит
Оставшихся в живых.
Как счастлива уснувшая навеки!
Тибальдо
Мать, выслушай меня. Я не хотел
Читать в твоих глазах, боясь ответа
На мой вопрос жестокий.
Та, что почила в гробе… Чья рука
Ее свела нежданно в царство смерти?
Мать снова закрывает себе лицо.
И снова ты скрываешь
Свое сомненье или убежденность!..
Недавно та, кого зовет Джильола
Служанкою, чей голос
Как кнут лицо бичует,
Та женщина из Луко,
Законная жена
Моя, в порыве гнева,
В припадке яростной, безумной злости
Лицом к лицу кричала ей: «Да, да,
Все это — правда. Это я свершила!»
Мать делает попытку подняться, чтобы уйти.
Нет, нет! Останься. Не беги. Не все,
Еще не все тебе твой сын поведал.
То обвиненье в воздухе висело,
Струилося со стен,
Скрывалось в мрачных сводах, рисовалось
В изломах, словно на живых губах.
Крик бешеного зверя
Ответом был на долгое молчанье,
Которое упорно ей твердило:
«Да, это ты». И дочь снесла удар.
Как острый меч, она, казалось, сжала
Своими сильными руками душу…
Мать, мать! И перед этой обнаженной
Душой моей Джильолы…
Лоб, подбородок, очи —
Печать моя, подобие мое
И крови след моей
На облике дочернем —
Открылись мне, как никогда доселе,
В движеньи вековечном
С неведомою силой,
С какой-то глубиной проникновенной,
К груди моей разбитой прижимаясь
Неизгладимою печатью жизни…
О, мать и враг мой указал
Рукою на меня…
Сломленный отчаянием, опускается на колени у ног старухи.
О, мать, молю тебя,
Открой лицо свое, чтоб видел я
Всю скорбь твою! Вот я — перед тобою,
Трепещущий и слабый,
Нуждаюсь больше в помощи твоей,
Чем в день, когда ты родила меня,
Кричащего младенца. Я хочу
Увидеть, есть ли для меня спасенье,
Иль для тебя погиб я.
Мать смотрит на него.
Да, погиб…
Колеблется одно мгновение.
Указывая на меня рукою,
Она сказала: «Что ты можешь сделать?
Защита мне — отец. Мы вместе были
И будем».
Старуха снова пытается встать.
Мать моя,
Не оставляй меня. Простри мне руки!..
Поверила! О, горе!..
В отчаяньи лица увидел я,
Что лжи ты веришь!.. Мать моя, и ты?..
В саду слышится голос Анджиции.
Голос Анджиции
Не знаю я тебя. Уйди, бродяга!
Не знаю, кто ты. Вон! Не то начну
Швырять каменьями иль пса цепного
Спущу я на тебя. Прочь! Вон отсюда!
Иль крикну, что ты вор.
Вон! Я тебя не знаю.
Ты ждешь, чтоб бросила в тебя я камень?
Из-за решетки видно, как женщина нагибается, чтобы поднять камень.
Донна Альдегрина
Идет… Ах, уведи меня отсюда.
Сын, поддержи меня: не в силах я
Держаться на ногах. Я не могу
Подняться с места, не могу идти.
Как быть мне? Поддержи меня, Тибальдо,
Тащи, неси меня
Отсюда к двери… Вот, идет она.
Тибальдо
Мать, то — судьба. Останься!
Приди в себя и будь
Свидетелем моей борьбы смертельной,
На жизнь и смерть. Будь мне судьею ты.