Страница 105 из 138
— Недурно построено: и быстроходно и устойчиво.
— Весла с двойными уключинами, лопасть длинная, почти в двадцать римских локтей.
— Это Фаледра. Смотри, смотри!
Голос Орсо. Базилиола!
Сторонники Гратиков.
— Столкните в море эту византиянку!
— Долой гречанку!
Матросы.
— Как она прекрасна! Как прекрасна! И движения ее быстры, как ее судно.
— Скользит по палубе.
— Стала еще прекраснее.
— Она в диадеме.
— Нет, это алеет лента из золотистого пурпура.
— Ее волосы словно пламя.
— Сирена! Сирена!
— Лоцман, на острове сирена. Смотри!
Органный мастер. Вы снова стали язычниками?
Голос Орсо. Базилиола!
Матросы.
— Смотри, сколько корзин!
— Рабы несут ящики и ларцы.
— Жирная добыча из салунского лагеря!
Начальник пристани. Судно Гратиков со всей флотилией барок вошло в канал Фаннио; плывет сюда.
Мастера.
— Слушайте, слушайте звуки букцин!
— Слушайте, слушайте гимны!
Среди шума причаливающего судна слышно победное пение хора.
Хор Наумахов.
Мастера.
— Помогите же, помогите! Нужно нести алтарь!
— Сейчас придут со святыми мощами, а куда нам положить их?
— Слушайте, слушайте победный гимн!
— Э-э-эх! Ну, и тяжелая гробница. Помогите же, помогите!
— Где же диакониса?
— Акколиты, зажгите лампады и свечи!
— Где святая вдова?
— Она вернулась в епископию к умирающему епископу.
— Заклинатель Зосима, неужели он в агонии?
Заклинатель. Наш Господь не пошлет ему смерти до тех пор, пока он не примет реликвий и не освятит нового алтаря. Клирики облачают его и несут на носилках. Laus trino Domino semper et uno.
Мастера.
— Заклинатель, готов ли у тебя цемент со святой водой, чтобы закрепить плиту?
— Придверник, открой также и другую половинку дверей, чтобы могла пройти гробница.
— Мастер Изопо, закончил ли ты свою работу? Можешь ли извлекать из органа звуки?
— Эй! Ну-ка, понесем мехи! Сделай так, чтобы и без отделки из них можно было извлекать звуки.
Органный мастер. И во веки веков, славься Тебе, Христе.
Сторонники Гратиков.
— Акколиты, зажгите тысячи свечей!
— А вы, Фаледры, освободите кресло, ведь это не обломки, за которые цепляются потерпевшие кораблекрушение.
— Что вы, окаменели? Не превратились ли вы в надгробные статуи? Ступайте отсюда вон!
Слышен крик Базилиолы. Четыре брата, закрывшие себе лица, содрогаются и в отчаянии сжимают руки. Шум прекращается. В раскаленном воздухе все ближе и ближе слышится хвалебная песнь.
Хор Наумахов.
Голос Базилиолы. Марино! Теодато! Где вы?.. Димитрий! Витторе! Братья мои!..
Из-за угла базилики, между стеной портика и палисадом, появляется молодая женщина, ведя за руку своего отца. Озирается вокруг с тревожной нерешительностью. Выпускает руку отца. Смертельно бледнеет от ужаса. Зловещая тишина, после которой сила ее воли перевешивает ужас.
Базилиола. Люди, отвечайте мне… Я вернулась из-за моря… Люди, строящие дом Божий, отвечайте мне! Кто те, печальные, с закрытыми лицами? Кто эти тени без взгляда и голоса возле того места, где восседает морской трибун, чтобы чинить суд?.. Отвечайте мне. Это сыновья Орсо Фаледро, мои братья?..
Каменотес. Это сыновья подвергшегося каре, твои братья, и ты знаешь это.
Женщина быстро поворачивается.
Базилиола. Ты, произнесший эти слова, — Гауро, каменотес. Я знаю, кто ты. Я помню тебя. Ты говоришь побледневшими губами. Жизнь как будто убегает от тебя, когда я смотрю на тебя. Почему, люди, меня всю пожирают ваши дикие взоры? Всю, от головы до пят… Ваши дыхания обжигают меня… Не готовитесь ли вы к бою?.. Но руки не сжимают эфесов. У вас нет мечей. Не собираетесь ли вы сражаться топорами? Что за страшная сила вдруг вселилась в вас?
Нет, не говорите так тихо, что я не слышу бранных слов… Кричите свою брань… Изрыгайте хулу… Я согнусь под тяжестью унижений… Сделайте меня рабыней… Дайте мне буковую лейку, чтобы я целые дни выливала воду из стоков ваших кораблей. Дайте мне дрок, чтобы взять тетиву для кривых луков. Женщины, принесите прялку, чтобы вить веревки, иглу, чтобы сшивать полотнища — дайте все это мне, Фаледре.
Орсо Фаледро. Дочь моя, где витает твоя душа? Каким голосом ты говоришь? Его не узнает твой отец.
Швеи.
— Она безумна.
— Помешалась.
— Заговаривается.
— Говорит, словно в бреду.
Орсо Фаледро. Базилиола!
Базилиола. Не бойся, отец, если услышишь, как бушуют огненные вихри. Из-за моря я принесла с собой безумие, еще невиданное на водах.
Органный мастер. Женщины, сжальтесь над нею, уведите ее куда-нибудь отсюда.
Базилиола. Сжальтесь?.. Вы хотите плакать над той, которая не плачет?.. Скажи, отец, этой черни, что источник слез высох навеки в нашей мощи. То отверстие, где проходит якорная цепь, менее сухо, чем мои глаза… И я буду смотреть на потухшие лица, не моргнув глазом, своими обнаженными руками я подниму края одежд, скрывающие это немое мясо. Я увижу, как четыре раза отразится в этом ужасе мое собственное лицо.
Орсо Фаледро. Ах, нет, Базилиола!
Четыре брата выходят из немой неподвижности, каждый из них с выражением стыда и печали еще ниже надвигает край одежды и крепче прижимает его к лицу. Базилиола внезапно утрачивает свое лихорадочное возбуждение. Порыв ее гнева падает, с внезапной нежностью она обращается к братьям. Кажется, будто лицо ее смягчается, голос становится робким и тихим.
Базилиола. Ах, не дрожите так, не бойтесь!.. Это я, это ваша Базилиола. Не отступайте от меня в таком ужасе… Я не прикоснусь к вам, если вы не хотите, чтобы я дотронулась до вас. Как бледны ваши руки, дорогие братья! Раньше я мало смотрела на них, ведь я не знала, что они могут так говорить со мною на расстоянии. Крик отчаяния не так пронзает сердце, как молчание хотя бы одной жилки этих рук, куда перешла разбитая душа, над которой веки оказались сомкнутыми, но не сном, смягчающим горе, и не исцеляющей смертью.
Один из несчастных, подобно человеку, лишающемуся чувств, опускает руки и склоняет покрытую голову.
Марино!
Бросается к нему и сжимает его в своих объятиях.
Да, это ты, это ты… Я ощущаю тебя по твоей нежней душе, которая сгибается под тяжестью слез. Это ты, Марино, ты, младший брат, наша любовь, самый прекрасный, самый прямой, который был окрещен именем могучего моря и вместо кормилицы имел владычицу всех событий — Фортуну, пришедшую наградить твоего отца. Безжизненный, как твоя одежда, слабее былинки, — иди ко мне, в мои объятья! Ах, дай мне взглянуть на тебя… Нет, нет, не так!.. Нет, не скрежещи зубами… Ах, не умирай!..
Колени юноши подгибаются, он почти припадает к земле, запрокинув голову. Сестра судорожным движением руки открывает его бледное изуродованное лицо. Наклонившись над истерзанным, она несколько мгновений пристально смотрит на него.