Страница 11 из 64
Я в тайне собираю резиновые браслеты, у меня их уже пять на запястье. Притворяюсь будто рву их постоянно, чтобы собрать коллекцию. Чем их больше, тем больнее, когда я щелкаю ими по внутренней стороне запястья. Мне нужно прийти в себя, потому что моя мать заявилась сегодня вечером и проторчала здесь больше часа, пытаясь договориться с врачами и Дугом, чтобы меня выписали.
Они разговаривали обо мне у двери, словно меня там даже не было. Вообще это больше было похоже на спор, чем на разговор.
— Но мы там все время будем наблюдать за ним. — Моя мать много жестикулирует руками с длиннющими ногтями. Каждый раз, когда она говорит что-то, то начинает размахивать руками, чуть ли не целясь доктору в глаза.
Дуг поглядывает через свой в желтой обложке блокнот и почитывает свои заметки.
— Послушайте, Миссис Оуэнс, знаю, что вам должно быть трудно, но не думаю, что это будет полезно для Кайдена сейчас. На самом деле, я бы не рекомендовал так поступать.
Моя мать постукивает ногой по полу и скрещивает руки, смотря вниз на Дуга, как на мелкий, бесполезный кусок дерьма.
— Я понимаю чего вы хотите, но мне бы не хотелось получать рекомендации от врача, получившего степень в каком–то захудалом колледже.
— Я получил докторскую степень в Беркли, — говорит он, доставая ручку из кармана.
Она пристально разглядывает его и вздергивает брови.
— Неужели? Тогда почему вы здесь?
Дуг остается спокойным, удерживая блокнот в руке и записывая что–то в нем.
— Я мог бы спросить вас о том же.
Думаю, что полюбил Дуга в тот момент, и улыбаюсь сам себе, щелкая резинками с внутренней стороны запястья, позволяя жжению успокаивать меня. Я сижу в углу комнаты, не в той, где сплю, а в большой – с кучей столов и стульев, расставленных вокруг. Стены из кирпича, потрескавшиеся от старости, но эти лучше, чем те белые скудные в комнате. Некоторые здесь обедают, но я забираю еду в комнату, потому что здесь всегда что-нибудь случается: драки, споры, крики.
Мама тычет ногтем Дуга в грудь.
— Не смейте разбрасываться своими сомнительными намеками.
— Я этого и не делаю, — отвечает Дуг, потирая место на груди, куда тыкала моя мать, и морщась от боли. — Просто кажется, что вам ужасно не терпится забраться отсюда Кайдена, хотя очевидно, что он не стабилен.
Я пялюсь на шрамы на руках и повязки на запястьях. Я постоянно тереблю бинты, именно поэтому раны не заживают. Это гребанная привычка, и я не могу избавиться от нее.
— Он в полном порядке, — настаивает мама, ее язык слегка заплетается и мне интересно замечает ли это врач. — И это мое прошение, ведь это я та, кто заключил договор на его прибывание здесь.
Я встаю, пораженный.
— Ты это сделала? Я думал, что больница направила меня сюда?
Она смотрит на меня с раздражением.
— Я привезла тебя сюда для твоего же блага. Тебе нужно было побыть под наблюдением какое–то время, но теперь... ты здесь уже больше недели, но пришло время двигаться дальше и собраться.
Или держаться подальше от отца.
— Тогда я хочу уехать, — отвечаю я, пересекая комнату. — И я хочу вернуться в колледж, а не домой.
— Ты не можешь, — говорит она сухо. — Сейчас Рождественские каникулы.
— Ладно, тогда, наверное, я хотел бы остаться. — Иду обратно и сажусь на стул. Я наклоняю голову вперед и потираю пальцами виски. — Черт.
Не знаю что делать. Не хочу больше находиться в этой Богом проклятой комнате, но отъезд будет означать встречу с миром, самим собой, отцом и Келли.
— Если Кайден хочет остаться, — встревает Дуг. — Тогда пусть остается.
— Я, черт возьми, не заплачу за это, — злобно выдавливает моя мать. Она лезет в сумочку и достает ключи от машины. — Завтра я первым делом подписываю все документы и он возвращаешься домой, то есть, если вы не хотите вложить свои собственные деньги.
Она сжимает ключи в руках и несется к двери, унося мои надежды с собой. Интересно, почему она поступает так. Почему затолкала меня сюда, а потом вдруг захотела забрать. Скорее все там что–то происходит.
В любом случае я не хочу домой. Если я вернусь, то есть большая вероятность того, что отец закончит, то, что начал.
Дуг вздыхает, кладя ручку обратно в карман и поворачиваясь ко мне.
— Ладно, все прошло не очень хорошо.
— С ней так всегда. — Оттягиваю рукава рубашки и кладу руки на колени. — Бесполезно пытаться спорить с ней о чем–либо. Она всегда выигрывает.
Он берет стул из угла и ставит его перед моим. Он не утруждается снять свой пиджак, а значит, что он, скорее всего, не пробудет здесь долго.
— Она держала вверх в спорах с твоим отцом? — спрашивает он, садясь на стул.
Предупреждающие флажки всплывают в моем сознании. Я знаю что надо делать. Лгать. Лгать. Лгать.
— Что вы имеет в виду? Какие споры?
Дуг кладет одну ногу на другу, и его штанина слегка задирается. Он носит с улыбающимися мордашками.
— У твоих родителей никогда не было разногласий?
Я качаю головой, потому что так оно и есть. Они действительно не делают этого, потому что моя мать пожалуй "такой милый человек".
— Нет, не совсем.
Он хмурится, и я чувству, что возможно, сказал что–то не то.
— Кайден, что на счет твоего отца?
Мои пальцы автоматически сжимаются, и ногти впиваются в кожу.
— Он... он отец. Нормальный отец.
— У вас нормальные отношения? — интересуется он. — Потому что это кажется странный, что он ни разу не навестил тебя.
— Наши отношения в порядке. — Мое горло словно наполняется смолой. — Он просто много работает.
Его рука скользит по бумаге, пока он пишет что–то в своем блокноте, а потом продолжает беседу с предостережением.
— Он когда-нибудь бил кого-нибудь в вашей семье?
Это прекрасная возможность рассказать ему все: о своей жизни, боли и подлости. Но это словно предательство, и я понимаю, что являюсь марионеткой отца. Это как ужасные и запутывающие струны, привязывающие меня к нему.
— Я–я не знаю.
— Ты не знаешь? — В голосе звучит сомнение. — Уверен?
Я киваю и смотрю на пол перед собой. На нем розовое пятно и много трещин.
— Я правда не знаю.
Он изучает меня, а затем вынимает визитку из переднего кармана и протягивает ее мне, зажатую между пальцами.
— Хочу встретиться с тобой в понедельник. Адрес моего офиса на обороте. — Он переворачивает визитку и показывает, где написан его адрес. — Еще тут мой номер телефона. Если тебе когда-нибудь захочется поговорить о чем-нибудь – можешь позвонить мне в любое время.
Я беру карточку, понимая, что согласие на встречу будет означать куда больше, чем обычный визит. Это означает открыть двери, которые я заколотил гвоздями давным-давно с кучей демонов внутри. Означает рассказать ему обо всем, даже об отце. И что тогда? Что если я на самом деле сделаю это? Что случится с моей семьей? С матерью? С отцом? Со мной? Я не знаю. Я ничего не знаю. Думаю, что я самый чертовки разочарованный и запутавшийся человек когда–либо живший в этом мире.
Дуг убирает стул в угол, а после прячет свой блокнот под подмышку, направляясь к двери.
— Хочу встретиться с тобой несколько раз до Рождественских каникул, а потом мы найдем для тебя врача в Ларами, когда ты вернешься в колледж.
Неторопливый вздох срывается с моих губ, когда я сжимаю его визитку в руке и сгибаю ее пополам. Бумага режет кожу и это на мгновение успокаивает меня.
— Что если я не хочу?
Он уверенно улыбается мне.
— Ты хочешь, иначе просто сказал бы: "нет".
Я не отвечаю, что означает – молчаливое согласие. Я встречусь с психотерапевтом в Ларами. То есть, если, конечно, вернусь в колледж.
Дерьмо. Я вдруг взглянул на картину в целом. У меня намного больше проблем, чем просто разборки с отцом. Как, черт возьми, я собираюсь выбраться из этой заварушки? Позволить отцу откупиться от Калеба? А что потом? Быть обязанным ему до конца своих дней? И скрывать его тайны, тайны нашей семья вечно.