Сейчас вылетит птичка!

— К большому сожалению, наши вещи заперты до утра, — громко объявил Осип.

Петр повесил на гвоздь пальто — капли застучали по жесткой койке, — стянул ботинки. Он двигался замедленно и неуклюже, придавленный жалостью и недоумением. Как молния, на миг осветившая серые толпы и изрытые шахтами склоны, этот разговор обнажил во всей неприглядной наготе ранимую дрожащую душу его брата. Осип казался Петру хрупкой фигуркой в водовороте, отчаянно цепляющейся за плот компромисса.

Петр опустил глаза на свои дрожащие пальцы.

«Другого пути нет», — сказал Осип. И был прав.

Осип натянул одеяло на голову, загородившись от света. Пытаясь прогнать горькие мысли, Петр погрузился в созерцание окаменелости. Внезапно белая пластина треснула в его сильных пальцах, разломившись на две части. Петр печально рассматривал разлом, гадая, как склеить половинки. Заметив крохотное серое пятно, вероятно, минеральное отложение, он лениво навел на него лупу.

— Осип!

Сонный брат высунулся из-под одеяла.

— Чего тебе, Петр?

— Смотри.

Осип целую минуту молча разглядывал пластину через лупу.

— Не знаю, смеяться, плакать или глаза таращить, — произнес он хрипло.

— Это то, что я думаю? — спросил Петр.

— Да, Петр, да, это книга, — кивнул Осип.

Осип и Петр без конца зевали, ежась в промозглой полутьме горного утра. Но даже после бессонной ночи их покрасневшие глаза горели возбуждением, любопытством, нетерпением. Боргоров, перекатываясь с пятки на мысок на толстых подошвах, бранил солдатика, возившегося с замком.

— Хорошо спали? — заботливо спросил Осипа Боргоров.

— Превосходно. Словно на облаке, — отвечал Осип.

— Я спал как убитый, — громко сказал Петр.

— Неужели? — ухмыльнулся Боргоров. — Это в свинарнике-то? — без улыбки добавил он.

Дверь отворилась, и двое неприметных рабочих-немцев начали выносить из сарая для инструментов ящики с осколками известняка. Петр заметил, что каждый ящик пронумерован и рабочие расставляют их по порядку вдоль линии, которую Боргоров прочертил в грязи подбитой железом пяткой.

— Вот, вся партия, — сказал Боргоров, показывая толстым пальцем. — Один, второй, третий. Первый, самый глубокий пласт — то, что было внутри известняка, остальное — над ним, в порядке возрастания номеров.

Начальник шахты стряхнул пыль с рук и довольно вздохнул, словно сам перетаскал все ящики.

— А теперь, если позволите, не буду мешать вам работать. — Он прищелкнул пальцами, и солдат погнал пленных немцев вниз по склону. Боргоров последовал за ними, подпрыгивая на ходу, чтобы попасть в ногу.

Петр и Осип кинулись к ящику с самыми древними образцами и вывалили их на землю. Выстроив по пирамидке из белых камней, они уселись рядом по-турецки и принялись увлеченно их сортировать. Гнетущий разговор прошлой ночи, политическая опала, в которую угодил Петр, пронизывающая сырость и завтрак из остывшей перловки, которую запивали холодным чаем, — все было забыто, сведено к простейшему знаменателю: их охватило общее для всех ученых чувство — сокрушающее любопытство, слепое и глухое ко всему, кроме того, что могло его утолить.

Неведомая катастрофа выхватила крупного муравья из жизненной рутины, заключив в каменную могилу, откуда спустя миллионы лет его извлекли рабочие Боргорова. Перед ошеломленными Осипом и Петром было свидетельство того, что некогда муравьи жили как свободные личности, чья культура могла соперничать с культурой новых дерзких хозяев Земли, людей.

— Что там? — спросил Петр.

— Я нашел еще несколько этих крупных красавцев, — отвечал Осип. — Кажется, им не слишком нравилось общество своих сородичей. Самая большая группа состоит из трех особей. Ты расколол еще что-нибудь?

— Нет, пока изучаю поверхности.

Петр перекатил камень размером с хороший арбуз и принялся разглядывать в лупу нижнюю часть.

— Постой, кажется, что-то есть.

Пальцы ощупывали куполообразную выпуклость, отличавшуюся по цвету от остального камня. Петр принялся кропотливо отбивать щебень вокруг. Наконец из камня возник дом, размером больше его кулака, чистый и светлый. Дом с окнами, дверями, камином и всем остальным.

— Осип… — Петр с трудом закончил фразу, ему изменял голос: — Осип, они жили в домах.

Петр стоял, в бессознательном акте почтения прижимая камень к груди.

Осип смотрел из-за плеча Петра, дыша ему в затылок.

— Красивый.

— Куда до него нашим, — сказал Петр.

— Петр, снова ты за свое! — воскликнул Осип, затравленно озираясь.

Омерзительное настоящее снова взяло верх. Ладони Петра вспотели от страха и отвращения. Камень вырвался из рук. Куполообразный дом со всем содержимым разлетелся на дюжины плоских осколков.

И снова братьев охватило непреодолимое любопытство. Стоя на коленях, они лихорадочно перебирали осколки. Более прочные предметы домашнего обихода пролежали, вмурованные в камень, целые эпохи и теперь снова оказались на свету. Отпечатки хрупкой мебели стерлись.

— Книги, десятки книг. — Петр вертел в руках осколок, пытаясь сосчитать уже знакомые квадратные пятнышки.

— А вот картины, могу поклясться! — воскликнул Осип.

— Они изобрели колесо! Посмотри на эту тележку, Осип! — От избытка чувств Петр рассмеялся.

— Осип, — задыхаясь, выдохнул он, — сознаешь ли ты, что мы совершили величайшее открытие в истории? Их культура нисколько не уступала нашей! Музыка! Живопись! Литература! Только вообрази!

— А еще они жили в домах на поверхности земли, с множеством комнат, светлых и просторных, — восторженно подхватил Осип. — Умели пользоваться огнем, готовили пищу. Что это, если не печь?

— За миллионы лет до первой гориллы, шимпанзе или орангутанга, да что там, до первой обезьяны, у муравьев было все!

Петр с восторгом всматривался в прошлое, сжавшееся в его фантазиях до размера фаланги пальца, — прошлое, когда жизнь текла достойно и красиво в просторном доме под куполом.

Далеко за полдень они завершили беглый осмотр камней в первом ящике. Ученые обнаружили пятьдесят три непохожих друг на друга дома: большие и маленькие, купола и кубы, и каждый нес отпечаток оригинальности и художественного вкуса. Дома находились на приличном расстоянии друг от друга, и редко в них жили больше трех муравьев — отца, матери и ребенка.

Осип улыбался глупой растерянной улыбкой.

— Петр, мы или пьяны, или спятили.

Он молча курил, время от времени качая головой.

— Ты заметил, как пролетело время? Мне казалось, прошло минут десять. Проголодался?

Петр нетерпеливо замотал головой и принялся за второй ящик, где лежали окаменелости, обнаруженные слоем выше. Его мучил вопрос: как великая цивилизация муравьев скатилась к нынешнему безрадостному и примитивному прозябанию?

— Кажется, мне везет, Осип, сразу десять особей, я могу разом накрыть их большим пальцем.

Перебирая камни, Петр снова и снова находил не меньше шести муравьев там, где раньше обнаруживал одного.

— Кажется, они начинают сбиваться в группы.

— А физические изменения есть?

Петр нахмурился в лупу.

— Нет, все как прежде, хотя постой, есть разница — челюсти увеличились, увеличились значительно. Теперь они стали похожи на современных муравьев-рабочих и муравьев-воинов.

Петр протянул камень брату.

— Э-ээ, и никаких книг, — заметил Осип. — Ты нашел книги?

Петр покачал головой, отсутствие книг его задевало, и он с удвоенным пылом перебирал камни.

— Муравьи по-прежнему живут в домах, но теперь они ломятся от людей. — Петр поперхнулся. — Ну, то есть муравьев.

Неожиданно он радостно вскрикнул:

— Смотри, Осип! Вот один без массивной челюсти, как те, что встречаются ниже уровнем!

Он вертел находку так и эдак, подставляя ее под свет.

— Сам по себе, Осип. В своем доме, со своей семьей, книгами и всем остальным! Часть муравьев разделилась на рабочих и воинов, часть осталась собою!

Осип разглядывал скопления муравьев в лупу.