Страница 45 из 120
— Кто вы такой и почему оказались здесь вчера ночью? Прошу вас, скажите мне откровенно, — добавила она.
— Раз вы удостоили меня этим вопросом, то я не посмею солгать. Я — Цинь Чжун, тот самый продавец, который обычно приходил к вам сюда с маслом.
И тут Цинь Чжун подробно поведал ей о том, как увидел ее в первый раз, когда она провожала гостей, как видел ее вторично, когда она садилась в паланкин, как его душой завладело неодолимое влечение к ней, и, наконец, о том, как стал копить деньги на свидание с нею.
Подробно рассказав обо всем, он добавил:
— Мне довелось в милой близости с вами провести эту ночь, я почитаю это счастьем всей моей жизни и вполне этим удовлетворен.
Мэйнян была тронута его рассказом.
— Вчера я была пьяна и не оказала вам должного приема, — сказала она, — и вы, конечно, сожалеете о том, что зря потратили столько денег.
— Вы небесная фея, и беспокоит меня лишь одно: быть может, я не проявил должного внимания, ухаживая за вами. И если только вы не станете осуждать меня — это уже беспредельное счастье, ни на что большее я даже надеяться не смею.
— Но вы ведь простой торговец. Почему бы не приберечь для семьи то, что вам удается скопить? Ведь такому, как вы, здесь бывать вовсе не следует.
— Я одинокий человек, у меня нет ни жены, ни детей, — ответил Цинь Чжун.
Мэйнян на минуту задумалась, затем спросила:
— Сегодня вы уйдете, а в другой раз придете еще?
— Милая близость прошедшей ночи утешила меня на всю жизнь, и я не смею лелеять в себе безумные мечты.
«Редкий человек, — подумала Мэйнян. — Честен, скромен и еще так обходителен, скрывает чужие недостатки и восхваляет чужие достоинства. Из ста, из тысячи не встретишь одного такого! Как жаль, что он человек рынка и лотков. Будь он из тех, что постоянно ходят в халатах и шапках, я согласна была бы вверить ему свою судьбу и служила бы ему всю свою жизнь».
Тем временем служанка принесла воды для умывания, а немного погодя — две чашки имбирного отвара. Цинь Чжун умылся. Причесываться он не стал, так как ночью даже не снимал с себя шапки. Отпив несколько глотков имбирного отвара, он стал прощаться.
— Погодите, не торопитесь! — остановила его Мэйнян. — Я хочу еще кое о чем с вами поговорить.
— Я полон чувства почтения к вам, Царица цветов, и мне приятен будет каждый лишний миг, который я проведу возле вас. Но человеку следует во всем знать меру. Дерзостью было уже то, что я провел здесь целую ночь. Ведь достаточно узнать об этом кому-нибудь, чтобы на ваше доброе имя сразу легло пятно. Разумнее будет уйти пораньше.
Мэйнян кивком головы выслала из комнаты служанку и, как только за ней затворилась дверь, вынула из шкатулки двадцать ланов серебра.
— Вчера я была виновата перед вами, — сказала Мэйнян, протягивая молодому человеку серебро. — Так возьмите эти деньги и вложите их в ваше дело. Только никому об этом не говорите.
Цинь Чжун, разумеется, отказался принять деньги.
— Послушайте, деньги мне достаются легко. Этой ничтожной суммой я хочу хоть как-то отблагодарить вас за ваше внимание ко мне. Не отказывайтесь, прошу вас. И если вам не хватит на дело, я смогу потом еще вам помочь. А ваше платье я прикажу служанке выстирать и вернуть вам.
— О каком-то дрянном платье незачем вам беспокоиться. Я и сам его постираю, а принять ваш щедрый дар не осмелюсь.
— Ну что вы! — воскликнула Мэйнян, засовывая серебро ему в рукав и подталкивая к выходу.
Цинь Чжун, видя, что ему так не уйти, принял серебро, низко поклонился Мэйнян и, захватив с собой свое грязное платье, вышел из комнаты. Когда он проходил по коридору, служанка заметила его.
— Матушка! — крикнула она. — Господин Цинь уходит.
Ван, которая в это время была занята туалетом, не выходя из комнаты, окликнула его.
— Что же это вы так рано уходите, господин Цинь?
— Есть кое-какие дела, — ответил Цинь Чжун. — Как-нибудь в следующий раз приду поблагодарить вас.
Но оставим пока Цинь Чжуна.
Что до Мэйнян, то, хотя между ней и Цинь Чжуном в эту ночь ничего не было, искренность его чувств тронула ее. Ей стало жаль, что он ушел. После вчерашнего опьянения ей было нехорошо, и в этот день она осталась отдыхать дома, отказав всем. Ни о ком из своих знакомых она не вспоминала и думала лишь об одном Цинь Чжуне. Есть песенка, которую можно привести здесь в подтверждение:
А теперь вернемся к Син Цюаню. Живя в доме Чжу Шилао, он близко сошелся с Ланьхуа, а когда увидел, что болезнь приковала Чжу Шилао к постели, совсем перестал считаться с чем бы то ни было. Чжу Шилао не раз выходил из себя и скандалил с Син Цюанем. Кончилось все это тем, что однажды ночью, сговорившись, Син Цюань и Ланьхуа очистили шкаф, забрали деньги и сбежали.
Чжу Шилао узнал об этом только на следующий день. Он попросил соседей помочь ему в беде. Вывесили объявление о краже, несколько дней подряд искали беглецов, но поиски ни к чему не привели.
Чжу Шилао теперь глубоко раскаивался, что в свое время, введенный в заблуждение Син Цюанем, прогнал Цинь Чжуна.
От людей он слышал, что Цинь Чжун снимает комнатку возле моста Чжунъаньцяо и занимается торговлей маслом вразнос. «Хорошо бы вернуть его назад: по крайней мере была бы опора в старости и было бы кому позаботиться обо мне после смерти», — подумал Чжу Шилао. Боясь, однако, что Цинь Чжун не забыл прежней обиды, он решил попросить соседей, чтобы те уговорили Цинь Чжуна вернуться и сказали ему, что следует помнить добро, а не зло.
Как только Цинь Чжун узнал об этом, он сразу же собрал свои вещи и перебрался к Чжу Шилао. При встрече оба разрыдались. Чжу Шилао передал Цинь Чжуну все, что у него осталось из его сбережений, к этому Цинь Чжун добавил свои двадцать с чем-то ланов и, как смог, наладил торговлю маслом в лавке. Теперь он снова носил фамилию Чжу, а не Цинь.
Не прошло и месяца, как Чжу Шилао стало совсем плохо. Лечение не помогало, и вскоре он скончался, к великому горю Цинь Чжуна, который бил себя в грудь и плакал так, словно потерял родного отца.
Последовали обряды *уложения в гроб, установления гроба, и через сорок девять дней, как подобает, Цинь Чжун похоронил Чжу Шилао на родовом кладбище семьи Чжу, которое находилось за воротами Цинбо. И не было человека, который не говорил бы о добродетели Цинь Чжуна.
Когда с похоронами было покончено, Цинь Чжун снова открыл лавку.
Надо сказать, что лавка эта существовала очень давно и дела ее всегда шли хорошо. Только при Син Цюане покупателей стало совсем мало, потому что он их обсчитывал и обвешивал. Теперь же, увидев, что в лавке опять торгует молодой Цинь Чжун, все охотно стали покупать у него, и торговля пошла лучше прежнего. Цинь Чжуну одному было уже не справиться, и пришлось искать помощника.
Однажды некий Цзинь Чжун, занимавшийся делами посредничества, привел к Цинь Чжуну человека лет пятидесяти. Это был тот самый Синь Шань, который в свое время жил в деревне Аньлоцунь, около Бяньляна, затем в годы нашествия бежал оттуда на юг и потерял дочь при нападении солдат. Несколько лет подряд он вместе с женой скитался по стране, и они кое-как перебивались. Когда он узнал, что Линьань — цветущий город и многие беженцы устроились именно там, он поехал в Линьань в надежде разыскать дочь. Но тщетно. Все дорожные деньги он издержал и задолжал в гостинице, откуда его уже стали выгонять. Положение было безвыходное.