Страница 36 из 120
Синь Шань с женой и двенадцатилетней дочерью, закинув узлы и котомки за плечи, бежали вместе с другими; словно собаки, оставшиеся без хозяина, словно рыбы, выскользнувшие из сети, метались в растерянности эти люди. Они все шли и шли, страдая от голода и холода, преодолевая мучительную усталость. Но кто из них знал, куда они спешат, где обретут дом и покой? Вопли, призывы к небу, земле, предкам и все мольбы были лишь о том, чтобы не встретить чжурчжэней. И действительно:
Чжурчжэней по пути они не встретили, но столкнулись с разбитым отрядом правительственных солдат. Увидев беженцев с узлами, солдаты устроили вдоль дороги пожар и подняли крик: «Чжурчжэни! Чжурчжэни!» Яркое пламя и страшные крики в наступивших сумерках навели на беженцев такой страх, что, позабыв друг о друге, они в панике бросились бежать кто куда. Пользуясь переполохом, солдаты принялись грабить беженцев, а если кто-нибудь сопротивлялся, убивали на месте. Это было горем в горе, бедою в беде.
Но вернемся к Яоцинь. Она была сбита с ног солдатами-грабителями и, когда поднялась, не могла найти ни отца, ни матери. Кричать она не решалась и, укрывшись в стороне от дороги в старом склепе, переждала ночь. На рассвете она вышла из своего убежища и увидела лишь следы пожара да валявшиеся повсюду трупы. Вокруг не было ни одной живой души.
Думая об отце и матери, Яоцинь горько рыдала. Она не знала, где их искать, не знала дороги и пошла наобум на юг. Плача и останавливаясь чуть ли не на каждом шагу, она прошла около двух *ли, когда увидела высокое здание. Теперь к терзавшему ее горю добавилось и мучительное чувство голода. «Наверно, есть же там люди», — подумала она и направилась к дому, намереваясь попросить хотя бы попить. Но оказалось, что дом пуст, — обитатели его, как видно, тоже бежали. Яоцинь присела возле стены и снова разрыдалась.
Исстари говорят: «Без случайностей нет и рассказа».
Именно в это время мимо проходил человек. Это оказался Бу Цяо, сосед Синь Шаня, бездельник, который не желал утруждать себя каким-нибудь определенным занятием. Он был один из тех молодцов, что привыкли есть даровой харч и тратить легко достававшиеся деньги. Однако величали его все не иначе как «уважаемый Бу». Во время нападения солдат он тоже растерял своих попутчиков и шел теперь один. Услышав плач, он решил посмотреть, в чем дело. Яоцинь знала Бу Цяо с детства и теперь, очутившись в беде одна, обрадовалась соседу, как родному. Она тотчас утерла слезы, встала, поздоровалась с ним и спросила:
— Дядюшка Бу! Вы не видели моих родителей?
Бу Цяо тем временем раздумывал про себя: «Узлы у меня отняли вчера солдаты, денег на дорогу нет, и надо же, кусок сам идет мне в руки. Да и товар-то из редких, стоит попридержать».
— Мать с отцом не нашли тебя, — соврал он, — и так горевали, так горевали... Они пошли дальше, а мне наказали привести тебя к ним, если я тебя встречу. Обещали даже щедро отблагодарить меня за это.
Яоцинь хоть и была девочкой сообразительной, но сейчас, оказавшись в безвыходном положении, даже не заподозрила ничего дурного, да и вообще бесхитростного и порядочного человека легко обмануть, поэтому Яоцинь, нимало не раздумывая, пошла за Бу Цяо. Вот уж действительно:
Бу Цяо дал Яоцинь немного из того, что у него было с собой съестного, и сказал:
— Мать и отец твои еще ночью двинулись дальше. Если мы не нагоним их в пути, то сможем увидеться с ними лишь после того, как переправимся через Янцзы и доберемся до *Цзянькана. В дороге ты зови меня отцом, я же буду выдавать тебя за дочь, иначе могут подумать, что я подбираю потерявшихся детей, а это нехорошо.
Яоцинь согласилась. И вот, «по суше шагая одною тропою и в лодке одной через реки плывя», они добрались до самого Цзянькана. Но еще на пути туда они узнали, что Учжу, четвертый сын повелителя чжурчжэней, переправляется с армией через Янцзы, и поняли: в Цзянькане будет неспокойно. Узнали они также, что на престол вступил император Гао-цзун, что он остановился в *Ханчжоу и переименовал этот город в Линьань. Поэтому, не задерживаясь в Цзянькане, они водным путем направились в *Жуньчжоу, а оттуда через Сучжоу, Чанчжоу, *Цзясин и Хучжоу — в Линьань. Прибыв туда, они на время остановились в гостинице.
Надо сказать, что Бу Цяо таскал свою жертву за собой целых три тысячи ли, пока в конце концов все-таки не добрался с ней до самого города Линьань. В пути он израсходовал то немногое, что имел при себе, пришлось расстаться даже с халатом, чтобы уплатить за гостиницу. Оставался у него теперь только живой товар — Яоцинь, которую надо было как можно скорее сбыть.
Разузнав о том, что некая *Ван Девятая, владелица одного из веселых домов на озере *Сиху, собирается взять к себе на содержание еще одну «приемную дочь», Бу Цяо привел матушку Ван в гостиницу, чтобы показать ей свой товар и договориться о цене.
Яоцинь была недурна собой, и Ван Девятая согласилась дать за нее пятьдесят *ланов серебром. Получив деньги сполна, Бу Цяо доставил девочку к ней.
Бу Цяо был человек смышленый — хозяйке заведения он сказал:
— Яоцинь — моя родная дочь. Лишь нужда заставляет меня отдать ее в ваш дом. Обращайтесь с ней мягко, наставляйте, убеждайте, и она будет во всем послушной. Только не торопитесь, не проявляйте нетерпения.
Яоцинь же он говорил:
— Матушка Ван Девятая — моя близкая родственница, тебя я временно оставляю у нее и приеду за тобой, как только разыщу твоих родителей.
Таким образом, ничего не подозревая, Яоцинь охотно отправилась к матушке Ван.
Когда Яоцинь очутилась в руках Ван, та сразу же с ног до головы одела ее во все новое, поселила в одной из дальних комнат, стала вкусно кормить, поить прекрасным чаем и подбадривать теплыми, ласковыми словами.
Так Яоцинь провела несколько дней, не проявляя ни нетерпения, ни тревоги. Но при этом она не переставала тосковать по родителям и, обеспокоенная тем, что Бу Цяо все не возвращается за ней, как-то, в слезах, спросила Ван Девятую:
— Почему дядюшка Бу не приходит проведать меня?
— Какой дядюшка Бу? — удивилась Ван.
— Тот самый, что привел меня К вам.
— Он сказал, что он твой родной отец, — недоумевала Ван.
— Да ведь его фамилия Бу, а моя — Синь.
И тут Яоцинь подробно рассказала о том, как они всей семьей бежали из Бяньляна, как она потеряла родителей, как встретила Бу Цяо, который привез ее в Линьань, как он обещал ей разыскать ее родителей и сказал, что здесь он ее оставляет временно, у родственницы.
— Вот как... — протянула изумленная Ван. — Так, значит, ты одинокая, беспомощная девушка, настоящий краб безногий. Ну что ж, расскажу-ка я тебе тогда все, как есть. Этот Бу Цяо продал тебя мне за пятьдесят ланов серебром — и все. А у нас тут «дом открытых дверей» — здесь обитают пудреные головки, торгующие своим телом, и этим мы кормимся. У меня несколько девушек, но ни одна из них не отличается особой красотой. Ты же понравилась мне, потому что хороша собой. Я решила взять тебя и буду относиться к тебе, как к родной дочери. Можешь не сомневаться, когда вырастешь, будешь ходить разодетой в шелка, есть лучшие блюда и до конца дней своих проживешь припеваючи.
Только теперь Яоцинь поняла, что ее обманули. Она так разрыдалась, что Ван пришлось долго ее успокаивать. После этого разговора матушка Ван дала девочке *новое имя — Мэй, так что теперь Яоцинь стали называть *Ван Мэй, а свои в доме называли ее просто *Мэйнян. Ее обучали игре на музыкальных инструментах, пению, танцам, и все это она постигла в совершенстве. В четырнадцать лет она была необычайно красива, и чуть ли не все сыновья линьаньских богачей, плененные ее красотой, приходили с богатыми подарками добиваться знакомства с ней и просить о встрече. Среди почитателей Мэйнян было немало и достойных мужей, ценителей красоты и таланта. Один за другим они приходили, чтобы получить в дар от Мэйнян сочиненный ею стих или пару иероглифов, выведенных ее рукой, и славу о ней вознесли до небес. Теперь ее уже не называли Мэйнян, а величали Царицей цветов. Молодые повесы сочинили даже песенку, восхвалявшую ее достоинства: