Страница 211 из 224
Прежде свобода лошадей никогда не ограничивалась. Сначала Уинни жила с Эйлой в пещере в ее долине, а потом обе лошади привыкли жить в лошадином очаге Львиного стойбища, который пристроили для них к общему длинному жилищу. И сейчас, когда Эйла привела Уинни и Удальца в эту постройку, покормила их там сеном и овсом, поставила для них воду, они, похоже, поняли, что это их дом. По крайней мере, они обычно возвращались туда, пользуясь более короткой дорогой от Реки. Они редко ходили по тропе от Лесной реки мимо многолюдной жилой площадки, разве что их вела там сама Эйла.
Покончив со строительством лошадиного дома, Эйла и Джондалар решили сделать деревянную посудину для воды, квадратный короб наподобие тех, которыми пользовались Шарамудои, и их занятие вызвало большой интерес. Они трудились над ним несколько дней, хотя у них было много помощников — а еще больше зрителей. Для начала нашли подходящее дерево, выбрали высокую и довольно толстую сосну. В густых окрестных лесах деревья обычно тянулись к солнцу и вырастали очень высокими.
Довольно трудно срубить толстое дерево кремневым топором. Рубка продвигалась медленно, поскольку удавалось отделять лишь тонкие щепки и стружки. В результате сваленный ствол выглядел так, будто его обгрыз бобр. Это дерево обрубили потом и с другого конца пред началом нижних ветвей. Верхняя часть ствола не пропадала понапрасну; резчики и оружейники уже не спускали глаз с этой ценной древесины, а все остатки пойдут на костер. Из этого же дерева начали делать кормушку для лошадей. Согласно обычаям Шарамудои, рядом со срубленным деревом посадили семена сосны, в благодарность Великой Матери. Зеландонии с большим почтением отнеслись к этому простому ритуалу.
На следующем этапе Зеландонии узнали, как разделить это бревно на доски с помощью клиньев и кувалды. Деревянные доски, получающиеся более толстыми в середине, можно было использовать не только в качестве полок, но и для изготовления многих предметов домашней обстановки. Прежде никому из Зеландонии не приходило в голову, что можно вырубать подобные короба. Сначала кремневыми резцами или стамесками выравнивали концы длинной доски. Потом эти тупые концы слегка подтесывали и проделывали поперек доски три неглубокие канавки на определенном расстоянии друг от друга. С помощью пара эту заготовку согнули по желобкам так, чтобы их края сошлись вместе, и заготовка приняла почти прямоугольную форму. В подтесанных концах кремневым сверлом проделали несколько отверстий. Потом заготовку отдраили мелкими камнями и гладко отполировали песком.
Для донной части выровняли и отполировали другой кусок доски нужного размера, и осторожно установили его в желобок, прорезанный вдоль всего нижнего края прямоугольной заготовки. Соединив эти две заготовки, закрепили сужающиеся концы четвертого угла, забив колышки в просверленные Отверстия, Поначалу такой короб немного протекал, но постепенно древесина разбухла, впитывая воду, и он становился водонепроницаемым. В такой кухонной посуде можно было держать любые жидкости или топленый жир и нагревать их, как обычно, с помощью раскаленных камней. А кроме того, они могли служить хорошими кормушками для лошадей. Судя по всему, Зеландонии вскоре понаделают много таких удобных коробов.
Мартона смотрела, как Эйла с раскрасневшимися щеками поднимается по тропе, воздух похолодал уже настолько, что изо рта у нее вырывались облачка пара. Она была обута в высокие мокасины на толстых подметках, в которые были заправлены теплые меховые штаны, а сверху ее защищала от холода меховая парка, подаренная матерью Матагана. Ее очевидная беременность подчеркивалась высоко завязанным поясом с подвешенными к нему ножнами и другими полезными вещами. Капюшон был отброшен назад, и ветер играл несколькими прядями, которые ему удалось вырвать из пучка волос, удобно уложенного на голове.
Она по-прежнему пользовалась заплечной сумкой Мамутои и сейчас опять чем-то набила ее. Эйла привыкла пользоваться рюкзаками, которые носили на одном плече, и обычно ходила с ними на прогулки. Зато на втором плече можно было нести охотничьи трофеи. В данном случае на втором плече висели три связанные за лапки куропатки, которые уравновешивались двумя крупными белыми зайцами.
Волк следовал за ней. Она обычно брала его с собой на охотничьи прогулки. Он не только вспугивал птиц и мелких животных, но и отыскивал подбитых белых птиц или зайцев, незаметных на снегу.
— Не представляю, как тебе это удается, Эйла, — сказала Мартона, встретив молодую женщину, забравшуюся на террасу. — В конце беременности я обычно чувствовала себя такой толстой и неуклюжей, Что даже подумать не могла о какой-то охоте, а ты все еще ходишь и почти всегда возвращаешься с добычей.
Эйла улыбнулась.
— Я тоже чувствую себя толстой и неуклюжей, но разве так уж трудно бросить палку или камень из пращи, и кроме того, ты даже не представляешь, как здорово помогает мне Волк. Но к сожалению, совсем скоро мне придется безвылазно сидеть дома.
Мартона с улыбкой посмотрела на зверя, идущего между ними. Конечно, она переживала за него, когда на него напали чужие волки, но ей даже нравилось его слегка повисшее ухо. А главное, теперь его было гораздо легче узнать, Дойдя до жилища Эйлы, она подождала, пока Эйла сгрузила добычу на известняковую плиту, которую обычно использовали для разных хозяйственных нужд, а порой и в качестве скамьи.
— Я никогда не умела так ловко охотиться на мелких животных, — сказала Мартона, — не считая, правда, силков или капканов. Но в былые времена мне очень нравилось участвовать в больших охотничьих походах. Это было так давно, что я, наверное, уже забыла, как надо охотиться, хотя раньше у меня был наметанный глаз и в следах я очень хорошо разбиралась. Но сейчас зрение у меня уже слабовато.
— Посмотри-ка, Мартона, что я еще нашла, — сказала Эйла, снимая свою заплечную сумку. — Яблоки! — Ей встретилась яблоня, уже сбросившая листья, но еще украшенная блестящими красными яблочками, ставшими теперь, после заморозков, менее кислыми и жесткими, и она набила ими свою заплечную сумку.
Женщины пошли вместе к лошадиному жилищу. Эйла не ожидала застать там лошадей в середине дня, но проверила, есть ли вода в их кормушке. Зимой, когда долго стояли морозы, она порой топила для них воду из снега, хотя дикие лошади прекрасно сами заботились о своем пропитании. Она положила несколько яблок в их деревянную кормушку.
Потом она прошла к краю террасы и посмотрела вниз на Реку, частично скрытую за прибрежными деревьями и кустами. Лошадей было не видно, но Эйла призывно свистнула, надеясь, что они не могли далеко уйти. Вскоре Уинни, а за ней и Удалец уже взбирались по крутой тропе. Когда лошади вышли на террасу, Волк и Уинни, как обычно, приветливо потерлись носами. Радостное ржание Удальца встретило игривое повизгивание Волка, и они также соприкоснулись носами.
Мартоне все еще с трудом верилось в то, как хорошо слушаются Эйлу эти животные. Она успела привыкнуть к Волку, который постоянно крутился среди людей и откликался на ее призывы. Но лошади выглядели более норовистыми, не такими дружелюбными и, казалось, менее прирученными, не считая их обращения с Эйлой и Джондаларом, они более походили на диких животных, на которых ей приходилось когда-то охотиться.
Поглаживая и почесывая их шкуры, молодая женщина издавала уже знакомые Мартоне слова и звуки. Она называла это про себя лошадиным языком Эйлы. Взяв в руки по яблоку, она угостила их, продолжая беседовать с ними на своем непонятном языке. Мартона попыталась осознать особенности такого общения. Она использует не только слова, но и жесты. Нечто подобное Эйла проделывала, когда демонстрировала им язык плоскоголовых.
— Ты уже отрастила большой живот, Уинни, — говорила Эйла, похлопывая кобылу по округлившемуся брюху. — Так же, как я. Вероятно, к весне надо ждать жеребенка, может быть, в середине весны, когда потеплеет. К тому времени у меня уже будет малыш.
Как бы мне хотелось прокатиться на тебе, но, наверное, уже нельзя. Зеландони говорит, что это может повредить ребенку. Я чувствую себя хорошо, но лучше не рисковать. А с тобой, Удалец, прогуляется Джондалар, когда вернется.