Страница 22 из 62
Конь пылает в погребальном костре благородного германца. Впоследствии, когда на смену кремации (трупосожжению) приходит предание тела земле, конь опускается в могилу германского короля вместе с мертвым телом того, кто при жизни был его хозяином и господином). Если нет коня, его заменяет сбруя либо изображение, например наплечная застежка-фибула, очень похожая на ожерелья, распространенные в так называемой культуре Великой Степи.
Как и во времена Корнелия Тацита, владеть конем у германцев означало принадлежать к более высокому социальному рангу. Количество религиозных смыслов, связанных с конем, возрастало.
Изучение предметов, использовавшихся в погребальном обряде германцев, убеждает нас в том, что постепенно они немало заимствовали у народов Степи, главным образом путем ассимилирования погребального ритуала, например у скифо-сарматов. Затем сходство постепенно ослабевает, хотя, как представляется, не без сопротивления и не без сохранения некоторых элементов подражания, не исчезнувших даже с наступлением христианской эпохи.
До утверждения готской гегемонии в культуре германский погребальный обряд был достаточно прост. Главное заключалось в том, чтобы избежать умаления ранга покойного. Захоронения представителей благородного сословия (кремация применяется все реже), как правило, устраивают в каком-нибудь уединенном месте. Снаряжение покойника не так уж и богато. Чаще всего это конская упряжь, иногда вместе с оружием. Появление готов с середины III в. п. Р. X. в корне изменяет ситуацию. Могильники германских вождей все более напоминают гробницы героев гомеровского времени либо захоронения скифских царей, которые описал Геродот. Коню в погребальных обрядах отводится все более почетное место.
После принятия готами и другими германцами христианства животные в захоронения попадают реже. Но в погребальных обрядах с большей терпимостью относятся на протяжении весьма продолжительного времени к конскому снаряжению и оружию воина-всадника. Вероятно, конская упряжь — знак, заменяющий самое животное. Аналогичную роль играют, по-видимому, изображения лошади, в основном фибулы (застежки для скрепления плаща-накидки, надеваемого поверх доспехов, или другой верхней одежды на плече). Так или иначе, они в ходу у всех германцев: у готов, лангобардов, аламаннов, франков. На щитах франков обычно встречается изображение коня.
Разумеется, находки более или менее полного снаряжения конного воина в германских захоронениях VII в., то есть когда завершается первый цикл христианизации первой миграционной волны, ставят перед исследователями ряд вопросов. Изучая богатое погребальное снаряжение, например, аламаннов или баваров, нельзя не задуматься, являются ли конные аксессуары знаками благородного происхождения умершего (в случае положительного ответа лошадь соотносима со своим исконным значением, указывая на божественное происхождение аристократии германцев), или же они просто доказывают более широкое использование конных воинов у западных германцев, где прежде предпочитали сражаться с неприятелем не в конном, а в пешем строю (в этом случае речь идет о сугубо военно-технической эволюции).
Что касается Северной Германии, то некоторые археологи считают захоронениями военно-дружинной знати могильники, относящиеся к VIII в., где были обнаружены предметы, указывающие на наличие в обиходе лошади. В Нижней Саксонии того же периода найдены захоронения людей вместе с лошадьми. Возникает вполне закономерный вопрос — а как интерпретировать все эти находки? Вполне доказательного объяснения до сих пор нет. Правда, некоторые археологи считают, что подобные факты свидетельствуют не столько о социальном расслоении, сколько о характере представлений, относящихся к культу мертвых и загробному миру. Данная гипотеза подтверждается расположением предметов снаряжения и коня по отношению к захороненным.
Церковь выступала против похоронного снаряжения вообще, но, судя по всему, была вынуждена корректировать свои протесты, сообразуясь с условиями места и времени. Эффективность борьбы церковных кругов с пережитками дохристианских обычаев была в разные периоды и на различных территориях неодинаковой. При рассмотрении захоронений древних германцев периода перехода от язычества к христианству трудно с достаточной уверенностью сказать, является тот или иной персонаж язычником или христианином. Сама постановка вопроса представляется весьма относительной.
Достаточно вспомнить, какими потрясениями и «недоразумениями» сопровождалось «обращение» в христианство этих народов, сколь прочно держались в их повседневной жизни собственные обычаи и ритуалы и после того, как утратили свое первоначальное значение. А трудности понимания ценностного смысла тех или иных предметов снаряжения? Как узнать, является ли положенная в могилу золотая или серебряная монета платой за перевоз в царство мертвых (аналогичной монете-оболу, которую древние греки вкладывали в рот или в руку своим умершим, чтобы те заплатили перевозчику Харону) или просто военной добычей? О трудностях оценки многозначных религиозных символов, того же креста, например, мы умолчим.
Впрочем, подтверждением того, что конь оставался другом воина и за гробом, связанным не только и не исключительно с социальным рангом умершего, но со всем комплексом религиозных представлений, служит факт длительного сохранения обряда погребения боевых коней вместе с воинами в областях Европы, на протяжении многих веков остававшихся недосягаемыми для христианства, и даже после христианизации воспринявших новые ценности весьма осторожно. Речь идет о Северной Европе.
Богатые захоронения вождей, относящиеся к VII–VIII вв., дают возможность ознакомиться с прекрасным вооружением тамошней аристократии. В захоронениях иногда встречается и конская упряжь. Следовательно, внутри этой аристократической группы имелись не только пешие, но и конные воины. Иконографические источники — в основном каменные стелы со шведского острова Готланд — изображают отлично вооруженных воинов и коней.
На одной из этих каменных стел — Упландской, датируемой серединой V в., — изображен древнегерманский скандинавский воин, сидящий верхом на боевом коне. Очень важно понять, относятся ли эти изображения к пантеону богов, сонму обожествленных героев, к героизированным предкам, или же мы имеем дело с отображением воинских обычаев того времени. Трудно ответить определенно. Вспомним, что на каменных стелах с острова Готланд (предполагаемой прародине готов), относящихся даже к VIII в., изображения всадников, вооруженных копьями, сосуществуют с изображениями пеших воинов, главное оружие которых — не копье, а меч. В самом деле, викинги еще очень долго предпочитали вести бой не конными, а пешими (что, впрочем, представляется вполне логичным, учитывая их морские странствия). Правда, при необходимости викинги путешествовали и верхом, а их вожди особенно любили покрасоваться на коне. Наверное, в свое время викинги пытались перевозить боевых коней кораблями. Но это предприятие было весьма сложно осуществимым. Пожалуй, только осевшим во Франции норманнам — нормандцам удалось блестяще осуществить операцию по перевозке боевых коней морем при завоевании герцогом Нормандии Вильгельмом Незаконнорожденным (Завоевателем) Англии в 1066 г. Впоследствии, в эпоху Крестовых походов, нормандцы построили даже специальные транспортные суда для перевозки лошадей. Однако лошадиные скелеты, которые находят в погребальных ладьях эпохи викингов, как представляется, всего лишь элемент древнего погребального обряда, связанного с культом Одина.
Итак, воин Северной Европы обычно не воевал верхом. Лошадь была не боевым, а транспортным и парадным животным. Много позже в Дании вождям все-таки пришлось обзавестись необходимым снаряжением и сесть на коня. Но по-настоящему популярным конь так и не стал. Слишком дорого стоило конское снаряжение. Викинги, вероятно, тоже придерживались традиционного обычая саксов и прочих германцев: к месту сражения они прибывали верхом на коне, затем спешивались и сражались в пешем строю (выступая в качестве своеобразной «ездящей пехоты»).