Страница 21 из 62
Готы вобрали в себя скифо-сарматскую культуру. Они сумели ассимилировать многое из содержательной стороны этой культуры, усвоили ее технические приемы, прежде всего ведение боя верхом на коне. Элементы шаманства, мистерии, хтонических культов, присущие древней германской культуре и сгруппированные в мифокультурный комплекс бога Вотана, как нам представляется, имеют не только рунический источник, но понтийско-германское, или «аланоготское» («гото-аланское»), как предпочитают выражаться иные историки, происхождение. Научившись верховой езде и коневодству благодаря контактам со степными культурами, восточные германцы усвоили также наиболее подходящий для такого рода занятий костюм. Одежда их состояла из штанов для мирных поездок и охоты и доспехов, покрытых железной чешуей (чешуйчатой брони, кольчуги?), на случай войны. Одежда имела культовое значение, неотделимое, впрочем, от функционального: так одевались шаманы.
Но мы еще вернемся к этому вопросу, как вернемся и к религиозному значению коня и металлургии, которые тоже были заимствованы у народов Великой Степи.
Чрезвычано интересным в данной связи представляется образ Вотана-Вуотана-Водана-Водена-Одина[30], Повелителя мертвых. Религиозно-магический мир представлений германцев известен нам прежде всего благодаря скандинавским источникам, относящимся, правда, к более позднему времени. Тем не менее даже поздние и сомнительные подчас свидетельства ясно показывают азийское влияние (которое многими, однако, отрицается, и не только по историческим соображениям) на германские верования и культы. В следующих главах мы еще раз убедимся в том, сколь многим все без исключения германцы обязаны готам, сколь многим сами готы обязаны народам, жившим в понтийском регионе между Дунаем и Кавказом. Странно было бы предполагать, что готы, заимствовав оружие и коня у скифо-сарматов, смешавшись затем с гуннами, не переняли хотя бы отчасти их духовные ценности, содержательную сторону их культуры. Их влияние прослеживается в самой ткани готского языка и прежде всего в заимствованиях, относящихся к области военного искусства вообще и коневодству и оружию, в частности, тем более оно распространяется на сферу мифологии и концептуальной религиозности. Источники, из которых можно почерпнуть основные сведения о происхождении Вотана-Одина, — это «Деяния данов» Саксона Грамматика и «Младшая Эдда»[31] Снорри Стурлуссона — сходятся на двух фактах: Один обитает в той части света, которая находится на Юге, откуда он и совершил завоевание Севера, употребив все свое магическое искусство. Его совершенство в умении сочинять песнопения, превращаться в животных, предсказывать будущее, насылать смерть, несчастья и т. д. сегодня мы могли бы определить как нечто сродни шаманскому искусству.
Волшебник и повелитель Вотан-Вуотан, по мнению Кардини, весьма в малой степени может вызвать аналогию с «богом-олимпийцем» в общепринятом понимании этого термина. Об этом свидетельствует само его имя. Корень имени «Вотан» («Вуотан») тот же, что и у слова «вут» (wut), которое означает «неистовство, бешенство, ярость, исступление, одержимость, обуянность». Оно наводит на мысль о шаманском экстазе, о том самом «зверином» трансе, в который, если верить древнегреческому историку Геродоту, прозванному эддинами «Отцом истории», впадали представители индоиранского племени (а точнее — племен) скифов, накурившиеся конопли (аналогия с берсерками, опьяненными мухоморами, очевидна).
Средневековый христианский хронист Адам Бременский подчеркивал: «Вотан сиречь бешенство».
Коль скоро религия германцев благодаря контакту со Степью претерпевает эволюцию и становится тем, что она есть, нас не может не заинтересовать одна ее определяющая особенность: сакрализация лошади, значение которой возрастает по мере возвеличения культа Одина. Конь становится неразлучным товарищем этого бога и непременным участником его свиты. В самом эпизоде инициации Одина устанавливается четкая корреляция: испытание — Космическое древо — лошадь (конь). Космическое древо — это виселица Одина. Это Мировой Ясень (Иггдрассиль, что буквально означает «Конь Игга»[32]). К Иггдрассилю Один и привязывает своего коня, прежде чем самому повесить (распять) себя на Мировом древе («в жертву самому себе»), пригвоздив себя к стволу Игтдрассиля собственным копьем Гугниром (совершая тем самым магически-воинский инициационный обряд, необходимый для самопознания «обретения истинной мудрости»). Вера в то, что боги привязывают коней к Мировому древу (на котором бог-шаман Один провисел, «принесенный в жертву самому себе» девять дней и девять ночей), была широко распространена у племен и народов Средней и Северной Азии. Итак, у Одина имелся волшебный конь Слейпнир, шаманский скакун о восьми ногах. С помощью этого колдовского коня бог-шаман общался с царством мертвых (первые четыре ноги Слейпнира предназначены для передвижения в этом, другие четыре ноги — для передвижения в ином, потустороннем, мире). Все вышесказанное о роли лошади в шаманском «путешествии», ее значении как провожатого усопшего, должно быть, проливает достаточно яркий свет на общность религиозных представлений, в центре которых находится бог-шаман Вотан-Вуотан-Водан-Воден-Один. У бурят существует легенда, в которой тщательно проводится различие между обычным четырехногим и волшебным восьминогим конем, являющимся плодом любви девушки с шаманским прародительским духом. Снова перед нами восьминогий конь как средство общения с иным, потусторонним миром (царством мертвых). Восьминогие кони встречаются не только в германских и бурятских, но также и в японских мифах и ритуалах. Здесь они выполняют погребальную и эстетическую функцию. Известный исследователь Я. Пропп справедливо сближает образ многоногого коня с образом многоголового и многокрылого коня (хотя попытка Я. Проппа рационализировать данную символику — которая означает, по его мнению, чрезвычайно высокую скорость передвижения — и представляется нам необоснованной).
Главный источник, обнажающий связь «Вотан-Один — конь — нисхождение в преисподнюю», — это сага о Хадинге, содержащаяся во второй части первой книги «Деяния данов» Саксона Грамматика.
Хадинг, древний датский король, терпит поражение в битве. Его спасает Один, являющийся в виде кривого (одноглазого) старика, и увозит на волшебном коне. Один дает королю отведать зелья, выпив которое тот, ведомый женщиной, посещает царство мертвых, где присутствует при непрекращающихся сражениях, в которых участвуют герои, павшие на поле брани. Согласно другим вариантам сказания, Один сам, оседлав коня, спускается в Гель (Хель)[33]. Там он заставляет прорицательницу предсказать будущее Бальдра[34].
Ритуальная отчетливость всей этой сцены некромантии — искусства оживления мертвых — доселе производит сильное впечатление. Оракул начинает вещать под действием песнопений Одина, как «отца волшебных чар». Мифы, выстроенные вокруг темы загробного путешествия и волшебного коня, имеют характерный азиатский (преимущественно — индоиранский) привкус. Можно предположить, что среди северных германцев эти мивы получили распространение, а затем дошли до нас в момент наибольшего и широкого проникновения культа Одина и рунического искусства в Скандинавию (согласно «Младшей Эдде» Снорри Стурлуссона сам Один и члены его «дружины» — асы — пришли на Север Европы из «страны асов» — Асаланда, Асии, то есть — Азии). Руны ведь не только (и не столько) письмена. Руны — магическое заклинание, «песнопения» (лат.: carmina). Руны обладают волшебной силой. Религия Одина, руническая мудрость, древняя магическая поэзия — вот три ипостаси одной и той же культуры. Конь неразрывно связан с ней. Он самый дорогой друг и верный товарищ во время охоты, войны. Он — верный товарищ и в царстве мертвых. Так от лошадей, содержавшихся в священных рощах, которые неприкосновенны и «белоснежны», по ржанию которых германцы совершали свои гадания — ауспиции, перебрасывается мостик тоже к белым лошадям, на которых валькирии переносят павших в бою героев в Вальхаллу, «пристанище избранных», павших в бою воинов. Княжеский конь, следуя за своим хозяином, становится его товарищем. С ним он делит радость вечного сражения и вечного пиршества. Тех, кто умер не в бою, с мечом в руке, призывая имя Одина, а «содоменной смертью», «как корова в хлеву на подстилке», от болезней или от старости, вместо Вальяскьяльвы ждал тоскливый, мрачный, безысходный Гельгейм (Хельхейм), где не слышно звуков веселых песен, не пенится хмельное пиво, не звенят струны арф и оружие.
30
Вотан-Вуотан-Водан-Воде-Воден-Один — верховный бог германского пантеона (носящий у разных германских племен и народов очень похожие, хотя и несколько отличающиеся друг от друга имена, о чем еще пойдет речь далее.
31
«Младшая Эдда» — уже упоминавшийся выше трактат о древней скандинавской языческой мифологии и поэзии скальдов, написанный исландским скальдом и политическим деятелем Снорри Стурлуссоном в XIII в. и названный «Младшей» в отличие от «Старшей Эдды» — анонимного древнеисландского сборника мифологических и героических песен скандинавских северогерманских народов.
32
Игг — один из многочисленных эпитетов бога-шамана Одина.
33
Гель (Гелль, Хель, Хелль) — в древнегерманской, скандинавской мифологии подземный мир, царство мертвых, ад, в противоположность небесному чертогу — Вальхалле-Вальяскьяльве. Имя Гель (Гела) или Хель (Хела) носит и повелительница преисподней — грозная богиня, наполовину — прекрасная женщина, наполовину — скелет. Иногда, в целях проведения более четкого различия между самой преисподней и ее повелительницей, преисподняя называлась «Гель-гейм» («Хельхейм»), то есть «Обитель Гель», или «Обитель Хель». От слова «гель» («хель») происходит название ада как местопребывания грешников, в некоторых современных германских языках (Hoelle — в немецком, hell — в английском и т. д.), а также имя владыки ада — черта, или дьявола (например, helvete — в современном норвежском).
34
Бальдр (Бальдур, Бальдер) — в германской и скандинавской мифологии юный, светлый, прекрасный бог, олицетворение «умирающей» зимой и «воскресающей» весной к новой жизни природы (наподобие древнеегипетского Осириса, финикийского Адониса, шумерского Думузи, аккадского Таммуза и др.). Согласно «Младшей Эдде» Снории Стурлуссона Бальдр погибает от рук слепого бога Хеда, сраженный дротиком, изготовленным злокозненным богом Огня Локи (Логе) из ветви священного растения омелы (почитавшейся древними кельтами и германцами).