Страница 7 из 31
Магазином и всем торгом заведует Дмитрий Иванович Орлов. В правлении Российско-американской компании в Петербурге, а также в Аяне, где находится важная фактория и склад для пушнины, прибывающей из Аляски, считают, что в Петровском главное — магазин, а не экспедиция. А экспедиция только для охраны торга. Но Невельской подчинил магазин экспедиции, отстранил Орлова от управления торговыми делами и занимается ими сам, требует от приказчиков полного и беспрекословного подчинения. Цены он меняет и твердит, что всю ответственность берет на себя.
— Когда приехали? — спросил капитан у гиляков.
— Вчера, — испуганно ответил добродушный, толстый Момзгун.
— Вчера на магазин ходили, — сказал, как бы оправдываясь, другой гиляк, Хурх.
Он тоже невысок ростом, лохматый, черный, как жук, с редкими усиками и с пристальными глазами, черными как угли.
— Как раз магазин закрывали, — добавил он, кивая на Боурова, — наша не попали!
— Ночевали деревня! — пояснил Момзгун.
— Имя в охотку! Сами рады поглядеть и у нас пожить, — сказал черноусый молодцеватый Боуров.
Невельской покосился на приказчика.
— Дивные меха привезли, вашескородие!
— А ты опасался, что товар зря транжирили. Вот теперь напиши в Аян, что не даром хлеб едим.
— Завсегда напрасно укоряете, Геннадий Иванович. Я ведь человек подневольный.
Боуров, несмотря на все распоряжения Невельского, оставался верен своему долгу и пытался, сколь возможно, отстоять то, что требовалось данными ему от компанейских служащих инструкциями.
— Глядите, Геннадий Иванович! — воскликнул Березин, растягивая перед огнем черную шкурку. — Глядите, какой мерный! Тигр, а не соболь! Вот зверина! Черный… А посмотрите, какая ость. — Березин дунул в мех, который открывался воронкой под струей воздуха, обнаруживая густой волос. — Какая-то мамзель, купчиха ли напялит на себя! Как полагаете, Геннадий Иванович? Куда этого соболя вывезут? Этот сорт называется у нас «баргузинский». В верховьях Амгуни, говорят, высокие горы со снегом! Там в холоде родятся такие, в хребтах.
Невельской присел на табуретку, угостил гиляков табаком и сам закурил трубку.
— Твоя лавка? — спросил свирепый Хурх.
— Моя.
— Богатый! — похлопал Момзгун по плечу капитана. — Хозяин?
— Хозяин.
— И он тоже хозяин? — кивнул гиляк на Боурова.
— Тоже хозяин!
У гиляков был такой вид, словно им чего-то надо от Невельского. Он догадывался, дело обычное.
— А как ты нерпу зимой бьешь? — спросил капитан Хурха.
— Копьем!
— И стрелой. Или такой штука тоже есть, такой маленький, потом есть еще большой… — сказал Момзгун.
Видя, что капитан на этот раз угощать их не собирается, гиляки стали поглядывать на полки.
— Покажи вон тот красненький, — сказал Момзгун.
— Боуров, снимите для них сукно.
— Они надоели мне, Геннадий Иванович! Сами не понимают, чего хотят, — ответил приказчик. — Красное сукно ему брать не на что, это товар не по нему-с. А что я ему предлагаю — он не берет. Чуть ли не весь магазин для него перерой, а мне некогда, сами видите, — добавил он с раздражением.
Невельской поднялся, и не успел Боуров опомниться, как уж он достал с верхней полки кусок сукна и кинул его ловко, так, что оно частью развернулось по прилавку. Гиляки поднялись и с серьезным видом стали трогать сукно.
— Только зря замарают! — как бы оправдываясь, пробурчал приказчик. — У тебя не на что это покупать, — вразумляюще сказал он гиляку. — Вот миткаль, это по тебе!
Боурову казалось, что Невельской зря хвастается и упрекает его, выказывая себя заправским торгашом.
Березин мотнул головой, подмигнул товарищу, как бы предостерегая его. Но Боурова трудно остановить.
Капитан стал кидать драдедам[9], а потом плис, ситец. Волны материи бушевали на прилавке.
— Позвольте уж я, — засуетился Боуров.
Гиляки достали двух лисиц из мешка, и торг состоялся.
— Запишите все, Боуров!
Капитан повел гиляков к себе. Момзгун и Хурх после обеда укатили домой.
— Как же можно этак обращаться с покупателями! — говорил Невельской, явившись к приказчикам. — Да вы в своем уме? Маньчжур при торге непременно угощает их, одаривает мелочами и всячески ухаживает. Вы-то, Алексей Петрович, знаете это отлично.
Алексей Петрович Березин молчал, показывая, что тут дело не его и он вмешиваться не собирается. Он — разъездной торгаш. Лавка — дело не его.
— Так мы отгоняем от себя покупателей!
— Я не могу разорваться. Какой прок в их лисах, пока вон сколько товару надо убрать. Да и лисы их не так уж хороши! — возразил Боуров.
— Да разве дело в лисах! Умейте взять хорошие меха, но умейте и на риск идти. Ему нужно — дайте, он отплатит в другой раз. Но не оскорбляйте! Как мне вам в голову вбить, что экспедиция не может ограничить свою деятельность извлечением прибылей для Компании. Поймите раз и навсегда: каждый, кто приходит к нам, должен уйти нашим другом. В этом смысл.
— Я этот смысл не могу послать вместо отчета в Аянскую факторию! — раздраженно ответил Боуров. — Товары все на мне в этой лавке, и я ими распоряжаюсь!
— Я здесь капитан, как на судне среди океана, и распоряжаюсь всем я и могу отстранить вас и судить военным судом! И отвечаю за все я! Извольте подчиняться! Извольте не портить мне отношений с туземцами, не знакомить их с вашим отвратительным компанейским бюрократизмом!
— А если, может быть, являются те, кому не на что купить?
— А вам-то какое дело? И в этом случае извольте шевелиться, все показать добросовестно. И я буду следить и взыскивать с вас, если мое распоряжение не выполните. Извольте угощать их, на это средства вам указаны, и я представил вам мое письменное распоряжение! Каюрская изба к вашим услугам, и не посылайте их ночевать в деревню, они наши гости. Это их обычай, мы должны его придерживаться. За нами такая сила, как наш товар, не сравнимый ни с чем для них! Так умейте воспользоваться выгодой, отбросьте раз и навсегда эту надутую важность, гиляк такой же человек, как вы! И как я! Верно, Алексей Петрович?
— Это как вам будет угодно, Геннадий Иванович, — отвечал Березин.
— Вот так-то, господа! Поймите, что мы и Компанию вашу не оберем, так как соболя тут слишком дешевы и мехов много. Но дайте народу избавление от маньчжурских купцов и не уступайте им, а то на этом сыграют, и нам может прийтись плохо.
— Поначалу малая была торговля, — говорил Невельской, придя к себе домой, — а теперь все больше, и мы весной отошлем с первым судном большую партию отличных соболей. Подло это, как подумаешь, что трудимся для акционеров Компании, да что поделаешь… Гиляки очень довольные уехали, а Боуров — бюрократ, вчера даже разговаривать с ними не стал и не пустил в магазин! Проклятые нравы! Гиляка надо понять, для него торговля — отрада. Но ему хочется иметь свободу выбора, он то к одному купцу пойдет, то к другому и тоже ищет выгод. Поэтому они боятся сговора купцов, то есть монополии, которая им ненавистна, и они хоть и дикари, но отлично понимают, что это такое. Они у меня всегда спрашивают, кто у нас хозяин, кто работник, почему, мол, ты говоришь, что вы друг другу чужие, а товар у вас лежит вместе. Видишь, до чего они додумались! Они знают, что в верховьях реки маньчжурские купцы составили компании, поделили речки между собой и закабаляют гольдов, так что тем и некуда уйти, если бы и захотели. На них из Китая движется опасность, и они это понимают и боятся, не с тем ли и мы приехали. Они уже говорили мне, что маньчжуры устанавливают цены общие и между ними, видно, здесь готовится тайный сговор, но гиляки им не хотят поддаваться, грозят ножами и стращают, что перестанут маньчжуров пускать в свою землю! Не хотят монополии, которой боятся, как огня, хотя и не читали газет. Только бы мы с умом действовали и торговля налаживалась бы у нас и с ними, и с маньчжурами.
Невельской рассказывал жене, как в сорок девятом году впервые сошелся с маньчжурскими купцами и еще в то лето наблюдал их торговлю.
9
Драдедам — сорт легкого сукна, полусукно. Плис — бумажный бархат.