Ому

— Довольно тяжелый был дядя, правда, Питер? — произнес янки, подходя к доктору. — Но они зря упираются; будь я проклят, если им не придется так или иначе всем вылезти. Ура! А ну-ка беремся за следующий!

— Смилуйтесь, — воскликнул доктор, медленно поднимаясь и оборачиваясь ко мне. — Он уморит нас!

Снова взявшись за мотыги, мы работали то поочередно, то вместе, в зависимости от обстоятельств, пока не настало «время полуденного отдыха».

Этот период, называемый так плантаторами, охватывал около трех часов в середине дня, когда в тихой нагретой долине, защищенной от пассата и открытой только в подветренную сторону острова, было невыносимо жарко и о работе на солнцепеке не могло быть и речи. Пользуясь гиперболой Коротышки, «жара была такая, что у медной обезьяны того и гляди нос расплавится».

Возвратясь домой, Коротышка с помощью старого Тонои сварил обед, и когда все мы отдали ему должное, лондонец и Зик завалились в один из гамаков, а нам предложили занять второй. Решив, что мысль неплоха, мы так и поступили, и после небольшой стычки с москитами нам удалось задремать. Что касается плантаторов, то более привычные к «полуденному отдыху», они сразу же повернулись друг к другу спинами и вскоре захрапели во все носовые завертки. Тонои дремал в углу на циновке.

Наконец, нас разбудил крик Зика:

— Вставать, ребята, вставать! Подъем; пора снова за дело!

Взглянув на доктора, я тотчас же понял, что он решился на какую-то уловку.

Томным голосом он сказал Зику, что чувствует себя не совсем хорошо; он уже некоторое время сам не свой, хотя небольшой отдых, без сомнения, поставит его на ноги. Янки, испугавшись, как бы, насев на нас с самого начала, он вовсе не лишился нашей ценной помощи, сразу же стал говорить, что мы не должны насиловать себя и перетруждаться, если мы пока не склонны работать. Затем, пропустив мимо ушей заявление моего товарища о том, что ему в самом деле нездоровится, Зик просто посоветовал ему, коль скоро он так устал, полежать весь остаток дня в гамаке. А я, если это доставит мне удовольствие, могу пойти вместе с ним на небольшую прогулку к соседним холмам, чтобы поохотиться на быков. Я с готовностью согласился на такое предложение, хотя у Питера, бывшего заядлым охотником, вытянулось лицо. Немедленно сверху достали ружья и огнестрельные припасы; как только все было готово, Зик крикнул:

— Тонои! Пошли; арамаи! (вставай) ты нам нужен в качестве лоцмана. Коротышка, дружище, присмотри здесь за всем, ты знаешь; и если ты не прочь, то там на поле остались еще эти корни.

Уладив домашние дела к собственному удовольствию, но, как мне подумалось, не к слишком большой радости Коротышки, он повесил через плечо пороховницу, и мы отправились в путь. Тонои немедленно послали вперед; миновав плантацию, он зашагал по тропинке, которая вела к горам.

Некоторое время мы быстро пробирались сквозь заросли, а затем вышли на залитую солнцем поляну у самого подножия холмов. Там Зик указал наверх в сторону далекой нависшей скалы, где стоял, точно изваяние, бык с закинутыми назад рогами.

Глава 54

Некоторые сведения о диких быках в Полинезии

Прежде чем продолжать наше повествование, следует вкратце рассказать об этих диких быках и о том, каким образом они попали на Эймео.

Лет пятьдесят назад Ванкувер оставил в различных местах на островах Товарищества по нескольку голов крупного и мелкого рогатого скота. Он наказал туземцам тщательно заботиться о животных и ни в коем случае не убивать их, пока не наберется большое стадо.

Овцы, должно быть, скоро вымерли, так как нигде в Полинезии я не видел ни одной овчины. Возможно, оставленная пара была плохо подобрана; питая друг к другу отвращение, самец и самка расстались и умерли, не оставив потомства.

Козы иногда попадаются — черные, меланхолично щиплющие где-нибудь в горах, недоступных для человека, скудную траву, которую они предпочитают сочной траве долин. Коз не очень много.

Быки, полные жизни потомки плодовитой пары, носятся по острову Эймео большими стадами, но на Таити они встречаются редко. На Эймео первая пара, вероятно, удрала в глубь страны, так как ее потомство в настоящее время густо заселило весь остров. Стада составляют личную собственность королевы Помаре: наши плантаторы получили от нее разрешение убивать животных для собственных нужд столько, сколько им заблагорассудится.

Туземцы очень боятся быков и поэтому крайне неохотно пересекают остров, предпочитая добираться на пирогах до деревни, расположенной на противоположном берегу.

Тонои знал бесчисленные истории о быках, носившие большей частью сказочный характер. Приведу одну из них.

Однажды он вместе со своим братом — теперь покойным — шел через холмы, как вдруг большой бык с громким мычанием выбежал из лесу и заставил их пуститься наутек. Старый вождь вскочил на дерево; бык помчался за его спутником, который побежал в противоположную сторону, и, догнав его, когда тот ухватился уже за сук, стал топтать ногами. Потом животное вонзило в свою жертву рога, подняло ее на воздух и унесло прочь. Тонои, ни жив ни мертв, выждал, пока все не кончилось, а затем помчался опрометью домой. Соседи, вооружившись несколькими ружьями, немедленно пустились в путь, чтобы отыскать, если удастся, останки его несчастного брата. К ночи они вернулись, не обнаружив никаких следов его; однако на следующее утро Тонои сам увидел быка; тот шел по крутому склону горы, держа на рогах какой-то длинный темный предмет.

Упомянув о попытке Ванкувера заселить острова Товарищества полезными четвероногими, мы можем в дополнение рассказать об успехе, достигнутом им на Гавайи, одном из самых больших островов во всей Полинезии, от которого произошло туземное название хорошо известного архипелага, названного Куком в честь лорда Сандвича.

Гавайи имеет в окружности около ста лиг, а площадь его составляет свыше четырех тысяч квадратных миль. До недавнего времени внутренняя часть острова оставалась почти неизвестной даже для местных жителей, на протяжении столетий избегавших заходить туда из-за каких-то странных суеверий. По их представлениям, Пеле, страшная богиня вулканов Мауна-Роа и Мауна-Кеа, [102]охраняет все ущелья, ведущие к обширным долинам, расположенным вокруг. Из уст в уста передают легенды о том, как богиня потоками огня прогнала нечестивых смельчаков. Вблизи от Хило показывают черную как смоль скалу: по ее склону словно изливается в море поток стекловидной массы — в том самом виде, в каком он застыл после одного из чудовищных извержений.

В эти внутренние долины и на примыкающие к ним склоны предгорий, покрытые самой роскошной растительностью, вскоре и перебрались высаженные Ванкувером коровы и быки; там, долгое время никем не тревожимые, они расплодились, и их потомки составили большие стада.

Лет двенадцать-пятнадцать назад туземцы, забыв о своих предрассудках и узнав, что бычьи шкуры — ценный предмет торговли, принялись охотиться на их обладателей, но, будучи очень трусливыми и не обладая сноровкой в новом для них деле, больших успехов не достигли. Только после прибытия группы испанских охотников, людей, постоянно практиковавшихся в своей профессии на равнинах Калифорнии, началось настоящее избиение.

Испанцы были щеголеватые ребята, в причудливых ярких плащах, с крагами, отделанными иглами дикобраза, со звенящими шпорами на ногах. Верхом на выезженных индейских лошадях эти герои преследовали добычу до самого подножия огнедышащих гор, нарушая своим громким криком глубокую тишину уединенных долин и бросая лассо перед самым носом злой богини Пеле. Хило, прибрежная деревня, служила им местом отдыха, и туда стекались белые бродяги со всех островов архипелага. Переняв повадки лихих испанцев, многие из этих беспутных парней, осушив слишком большое количество прощальных кубков, скакали сломя голову за стадами, нетвердо держась в седле, падали с лошадей и убивались насмерть.