Страница 107 из 110
Так или иначе, но первую неделю сентября я прожила довольно спокойно и надеялась, что это спокойствие продлится долго. Но однажды со мной связался Франсуа Шевалье и попросил вернуть ещё одну отлетевшую душу. Я тут же согласилась и, ориентируясь на него, переместилась в какое-то подвальное помещение. Судя по направлению прыжка, оно находилось где-то в пригороде Парижа.
— Кто умер на это раз? — спросила я, пока мы шли по довольно грязному коридору, с серыми оштукатуренными стенами и растрескавшимся линолеумом на полу. — Опять Светлые на кого-то напали?
— Не совсем, — отозвался Франсуа. — Это тот Светлый, что был взят в плен.
— А что с ним стряслось?
— Неудачно допросили.
Я не успела осознать, что это значит — передо мной открылась тяжёлая металлическая дверь, ведшая в небольшую комнату, и я увидела Симона и того шведа-брюнета Бенгта Лилиеншерну, стоявших над трупом. Подойдя, я осмотрела тело, лежавшее на чём-то вроде кушетки. Черты худого, осунувшегося лица были искажены — не было сомнений, что этот человек умер в мучениях.
— Кто его допрашивал? — спросила я.
— Я, — отозвался Лилиеншерна. — Перестарался немного…
Я подняла на него глаза, и должно быть, мой взгляд был весьма выразителен, потому что Лилиеншерна отступил на шаг. Во мне поднялся гнев, порождённый его тоном — в нём чувствовалось лёгкое смущение, но ни грана раскаяния от того, что он запытал человека до смерти!
— Как его звали? — спросила я, снова взглянув на мёртвого.
— Джамель, — отозвался Симон.
Я наклонилась и коснулась кончиками пальцев плеча трупа. Почему-то у меня сформировалась привычка касаться того, кого я воскрешала, хотя физический контакт для этого совсем не нужен. Правда, личное присутствие рядом с телом всё же требовалось.
Теперь вся процедура занимала у меня считанные секунды — ровно столько, сколько нужно было, чтобы трижды назвать мёртвого по имени и перевести его через реку. Несмотря на нехорошую смерть, противиться возвращению этот человек не стал. Я вновь очутилась в подвале как раз вовремя, чтобы увидеть, как пленник дёрнулся, вздохнул и открыл глаза. Я выпрямилась, избегая встречаться с ним взглядом.
— Вы всегда так… допрашиваете? — спросила я.
— Нет, — ответил Симон. — Обычно мы стараемся избегать крайностей.
— Обычностараетесь? Что же заставило вас изменить обыкновению?
Лилиеншерна развёл руками:
— Понимаете, Повелительница, он отказывался говорить, а его сознание было очень хорошо защищено. Но боль может расшатать защиту…
— Хватит, — оборвала я. — Убирайтесь.
Он непонимающе посмотрел на меня.
— Убирайтесь, — повторила я. — Я освобождаю вас от присяги.
Глаза Лилиеншерны расширились, и в них мелькнул страх:
— Повелительница…
— Такой вассал мне не нужен!
Он бухнулся на колени, протягивая руки, и я отступила.
— Умоляю вас…
— Вон!
Кажется, Лилиеншерна был готов ползти за мной, не вставая с колен, но тут Симон шагнул к нему, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Швед вскочил и с похвальной быстротой исчез за дверью. Шевалье взглянул мне в глаза.
— Прошу вас, Повелительница, пойдёмте, — подчёркнуто спокойным тоном сказал он. — Здесь нам больше делать нечего. Франсуа позаботится о нём, — и он кивнул на Светлого. Тот продолжал лежать неподвижно, только закрыл глаза.
Симон проводил меня до выхода, благоразумно храня молчание — я всё ещё кипела, и скажи он хоть слово, могла бы сорваться. Вернувшись домой, я первым делом связалась с Крисом. Недавно он решил, что ему тоже пора обзавестись собственным домом и сейчас как раз выбирал для себя что-нибудь подходящее. Его обязанности Хозяина требовали частых встреч с его вассалами-оборотнями, которые, приходя в мой дом, чувствовали себя довольно неуютно. Да и самому ему лучше было бы отделиться. Я уже всерьёз начала опасаться, что он становится слишком зависимым от меня, и думала, что ему не помешала бы б о льшая самостоятельность, а потому охотно поддержала его решение. Но сейчас мне очень хотелось излить кому-нибудь свои переживания, так что я попросила о встрече.
— Боюсь, — сказал Крис, выслушав мой эмоциональный рассказ, — что это приведёт не к тому, что они перестанут пытать пленных, а к тому, что начнут утаивать это от тебя.
Мы неторопливо шли по залитой солнцем пустоши. Было ещё тепло, но уже не жарко, трава пружинила под ногами, вдали еле слышно вздыхало море.
— Но не могла же я стерпеть такое!
— Это война, Сандрин.
— Но и на войне есть свои правила! Применение пыток к пленным всегда считались одним из самых отвратительных деяний.
— Да, — кивнул Крис. — Это верно.
Некоторое время мы молчали.
— По справедливости, надо бы и Шевалье гнать в три шеи, — заговорила я. — Но я не решусь. Без него я не справлюсь.
— Ты так уверена?
— Ай, Кристиан! Ты думаешь, я не понимаю, что я — не более чем красивый символ, а реальную власть у нас осуществляет совсем другой человек? Полагаю, моя кандидатура на роль Повелителя устроила его ещё и потому, что он знал — без него, с моей-то неопытностью, я буду как без рук.
— Ну, учитывая, насколько велик был выбор, его устроила бы любая кандидатура, кроме разве что буйно помешанного, — заметил Кристиан. — А что до неопытности, то это со временем пройдёт. А вообще-то тебе с ним повезло, могло быть и хуже.
— Тебя ли я слышу? Не ты ли возмущался, что мы все для него — пешки?
— Возмущался, и буду возмущаться, если он вздумает поиграть мной или тобой ещё раз. Но если отрешиться от эмоций… Кто сказал, что порядочность для политика обязательна? Исторический опыт скорее свидетельствует об обратном. Другое дело, что и в подлости должны соблюдаться свои приличия, если не хочешь оттолкнуть от себя всех. Но Шевалье, как человек очень умный, знает, где нужно остановиться. И потому я говорю, что тебе с ним повезло. Уже одно то, что он сумел сохранить свою Службу, даже когда за ним больше не стоял авторитет Повелителя, да ещё при том, что среди его людей были маги сильнее него, кое о чём да говорит.
— Говорит, — согласилась я. — Интересно, что он сказал Лилиеншерне, что тот сбежал так поспешно?
— Наверное, посоветовал не раздражать тебя сейчас и пообещал заступиться за него, когда ты немного остынешь. Вот увидишь, уже завтра он явится тебя упрашивать.
Возможно, что Шевалье действительно явился назавтра, но у меня не было возможности переговорить с ним. На следующее утро я проснулась с тяжёлой головой, а во второй половине дня головная боль так усилилась, что уложила меня в постель задолго до моего обычного времени, из-за чего все встречи пришлось отменить. Вопреки обыкновению, справиться с недомоганием своими силами мне так и не удалось. Не стало лучше и на следующий день. Хотя голова больше не болела, но, стоило мне подняться с постели, как она закружилась так, что я едва не упала, а всё тело начало ломить. С трудом добредя до кресла, я упала в него и просидела с полчала, пока не стало ясно, что улучшения нет и не предвидится. К тому же мне никак не удавалось найти источник болезни в своём теле. Обратно до кровати пришлось добираться с помощью Марты и Элоди. От завтрака и обеда я отказалась — меня начинало тошнить при одной мысли о еде. Вскоре ко мне примчалась встревоженная Эви, и сразу за ней — ещё более встревоженный Кристиан.
— Очень похоже на благословение Светлых, — предположила Кэлем. — Но чтобы с ним справиться, нужно точно знать, что именно против вас было применено. Вы позволите целителям вас осмотреть?
— Да я что угодно позволю, лишь бы это поскорей закончилось.
К вечеру в моём доме собрался целый консилиум, включивший в себя, кроме собственно целителей, ещё и славящегося своим магическим чутьём Мигеля Онтеньенте. Именно ему и выпало выносить окончательный вердикт.
— Где у вас болит?
— Везде, — это была правда, ломота к этому времени усилилась до резкой боли при каждом ударе сердца. Словно в моём теле пульсировал сгусток огня, обжигавший каждую клеточку.