Страница 2 из 59
Большую часть наиболее прославившихся охотников составляли канадцы. Действительно, в характере норманна есть известная смелость и предприимчивость, влекущая к этому образу жизни, полному странных неожиданностей и острых ощущений, опьяняющие прелести которых могут понять только те, кто их испытал.
Жители Канады нисколько, в принципе, не примирились с переменой национальности, которую англичане пытались им навязать, они никогда не переставали считать себя французами, их глаза постоянно были прикованы к неблагодарной родине, покинувшей их с таким жестоким равнодушием 3.
Даже и теперь, столько лет спустя, канадцы остались французами, слияние их с англосаксонской расой — только кажущееся, и самого незначительного предлога достаточно для того, чтобы между ними произошел разрыв.
Английскому правительству это прекрасно известно, поэтому оно обходится со своими канадскими колониями с кротостью, от которой оно воздерживается в остальных своих заморских владениях.
В первое время после покорения отвращение между обеими народностями (мы не решаемся сказать слово «ненависть») было столь заметно, что канадцы в массе своей эмигрировали, лишь бы не подчиняться позорному игу, которое намеревались на них возложить. Те же, кто были слишком бедны для того, чтобы окончательно покинуть свое отечество и были вынуждены жить на этой земле, потерявшей отныне для них цену вследствие захвата чужеземцами, — избирали грубое ремесло трапперов, предпочитая это полное лишений и опасностей существование позору подчинения законам ненавистных завоевателей. Отряхивая прах от ног своих на пороге отчего дома, они вскидывали ружье на плечо и со вздохом сожаления удалялись, с тем чтобы не возвращаться, навсегда удаляясь в непроходимые канадские леса, тем самым давая начало поколению бестрепетных исследователей, одного из лучших и, к сожалению, последних представителей которого мы выводим на сцену в начале этого рассказа.
Охотник продолжал усиленно грести. Скоро он достиг первого фламинго, которого и бросил на дно пироги; но второй доставил ему хлопот побольше. Состязание в быстроте между раненой птицей и охотником длилось некоторое время, однако первая теряла мало-помалу свои силы, движения ее становились неверными, и она судорожно билась о поверхность воды. Канадец ударом широкой части весла ускорил ее агонию и присоединил ее к ее товарищу, бывшему уже на дне пироги.
Поймав свою добычу, охотник сложил весла и принялся заряжать ружье с заботливостью, с которой относятся к этому занятию те, кто знает, что жизнь их может зависеть от одного заряда.
Приведя в готовность свое оружие, канадец окинул внимательным взглядом окрестность.
— Ну! — произнес он наконец, обращаясь с этими словами к самому себе (привычка, которую обыкновенно усваивают себе люди, жизнь которых проходит в одиночестве). — Я, Господи прости, без всякого сомнения на месте свидания. В этом я не ошибаюсь: там направо две плакучие ивы, срубленные и положенные крест-накрест возле этого камня, возвышающегося над водой. Но что это? — вскричал он, нагибаясь и хватаясь за оружие.
Неистовый лай целой собачьей стаи мгновенно огласил глубину леса. Кусты с шумом раздвинулись, и на верхушке камня, к которому в эту минуту были прикованы взгляды канадца внезапно очутился чернокожий человек.
Человек этот, очутившись на краю скалы, на мгновение остановился и, казалось, внимательно прислушивался, проявляя признаки сильного беспокойства. Но мгновение это было кратко, ибо, промедлив в таком положении несколько секунд, он с отчаянием возвел глаза к небу, стремительно ринулся в реку и быстро поплыл к противоположному берегу.
Едва раздался шум от падения негра в воду, как несколько собак появились на берегу и устроили своим лаем ужасный концерт.
Собаки эти были огромными животными, языки у них были высунуты, глаза налились кровью, и шерсть стояла дыбом: им только что пришлось пробежать большое расстояние.
Охотник, с состраданием глядя на несчастного негра, плывшего с той энергией отчаяния, которая удваивает силы, покачал головой и, взявшись за весла, направил к нему свою пирогу с явным намерением оказать ему помощь.
Не успел он привести это желание в исполнение, как с берега раздался хриплый крик:
— Ола! Молчать, черти проклятые, тише!
Собаки, после нескольких завываний, затихли.
Тогда человек, командовавший собаками, закричал еще громче:
— Эй, там! Человек в пироге! Эй!
В эту минуту канадец причаливал к другому берегу. Он остановил свою лодку у песчаной отмели и нехотя обратился к кричавшему.
Этот последний был человеком среднего роста, коренастый и по одежде походивший на богатого фермера. Зверское лицо его было худощаво. Его окружали четверо человек, похожих на слуг. Все пятеро, разумеется, были вооружены ружьями.
Река в этом месте была довольно широка, она имела в ширину не менее сорока метров, что, хоть и на некоторое время, составляло довольно почтенную преграду между негром и его преследователями.
— Не ко мне ли вы обращаетесь? — отозвался канадец довольно презрительным тоном.
— К кому же иначе, by God! 4 — гневно отвечал первый из собеседников. — Так извольте же отвечать на мои вопросы.
— А с какой стати мне отвечать вам, скажите на милость? — смеясь возразил канадец.
— Оттого, что я вам так приказываю, дуралей! — грубо ответил тот.
Охотник с пренебрежением пожал плечами.
— До свидания, — сказал он, делая движение, чтобы удалиться.
— Постойте же, by God! — вскричал американец. — Или, не будь я Джон Дэвис, я пущу вам в лоб пулю.
Произнося эту угрозу он прицелился.
— А-а! — смеясь, заметил канадец. — Так вы Джон Дэвис, знаменитый работорговец.
— Да, это я! — грубо ответил последний.
— Простите! До сих пор я знал вас только по вашей славе. Ей Богу, я в восторге от того, что встретился с вами.
— Ну, а теперь, раз вы меня знаете, угодно отвечать вам на мои вопросы?
— Нужно знать, в чем они заключаются, поэтому сперва послушаем.
— Куда девался мой раб?
— О ком вы говорите? Уже не о том ли человеке, который, с минуту тому назад бросился в воду с берега, на котором вы сейчас стоите?
— Да, где же он?
— Здесь, рядом со мной.
Действительно, негр после отчаянной борьбы, выдержанной им во время ожесточенного преследования, которому он подвергался, когда силы его и энергия начинали уже иссякать, успел-таки добраться до того места, где стоял канадец, и, едва дыша, повалился на землю почти у его ног.
Слыша, что охотник столь утвердительно заявляет о его присутствии, он с усилием сложил руки и, обращая к канадцу лицо, орошенное слезами, с невыразимою тоской воскликнул:
— О-о! Господин, господин, спасите меня, спасите!
— Ага! — насмешливо закричал Джон Дэвис. — Я убежден, что мы сможем понять друг друга, любезный, и что вы не откажетесь получить премию.
— В самом деле, я не прочь узнать от вас, почем ценится человеческое мясо в вашей так называемой «стране свободы». Как велика эта премия?
— Двадцать долларов за одного беглого негра.
— Э-э! — с презрением выпячивая нижнюю губу сказал канадец. — Не дорого.
— Вы находите?
— Право, так.
— Я требую от вас одного, что для вас вовсе не трудно, и вы их получите.
— Чего же именно?
— Поймать негра, взять в свою пирогу и привезти ко мне.
— Прекрасно, на самом деле это не трудно, а когда он окажется в ваших руках, — при условии, конечно, если я соглашусь вам его отдать, — что думаете вы делать с этим беднягой?
— Это вас не касается.
— Совершенно справедливо, поэтому я и хочу узнать у вас об этом лишь для того, чтобы навести справку.
— Ладно, решайтесь же, у меня нет времени на пустые разговоры. Что же вы мне скажете?
— Что я скажу вам, мистер Джон Дэвис, вам, который охотится на людей с собаками — они, правда, не так свирепы, как вы, и слушаются вас лишь инстинктивно. Скажу я вам вот что: во-первых, что вы жалкий человек, а затем, если вы рассчитываете с моею помощью получить обратно своего раба, то можете считать его потерянным.
3
В результате Семилетней войны 1756-1763 гг. Канада, бывшая до того французским владением, отошла к Англии.
4
Ей-богу! (англ.)