Страница 1 из 59
Густав Эмар
Пограничные бродяги
ГЛАВА I. Беглец
Необъятные девственные леса, покрывавшие почву Северной Америки, начинают мало-помалу исчезать под топорами скваттеров 1 и американских пионеров, ненасытная деятельность которых все более и более отодвигает на запад границы прерий.
Цветущие города, прекрасно возделанные и заботливо засеянные поля находятся теперь там, где еще десять лет тому назад росли непроходимые леса, вековые ветви которых пропускали лишь слабые солнечные лучи, а их неисследованные чащи доставляли убежище всевозможным представителям животного царства и служили пристанищем шайкам Indios Bravos 2, воинственные нравы которых были причиной того, что эти величественные океаны зелени частенько оглашались боевым кличем.
В настоящее время леса вырублены, мрачные их обитатели, мало-помалу оттесненные беспощадно преследующей их цивилизацией, отступали перед нею шаг за шагом, унося с собой прах своих предков, чтобы белые не вырыли и не осквернили их безжалостным железом своих плугов, проводящих длинные плодоносные борозды на урочищах, где они в прежние времена занимались охотой.
Представляет ли из себя зло это постоянное истребление лесов, эта непрерывная разработка американского материка? Конечно, нет — напротив, прогресс, который продвигается вперед исполинскими шагами, стремясь менее чем за столетие придать другой вид поверхности Нового Света, привлекает на свою сторону все наши симпатии. Однако мы не можем подавить в себе чувство глубокого сострадания к этой несчастной, беззаконно отвергнутой расе, безжалостно травимой со всех сторон, с каждым днем вымирающей и обреченной судьбой на скорое исчезновение с той земли, обширные пространства которой она в течение более четырех столетий населяла бесчисленными массами.
Кто знает, если бы народ, избранный Богом для того, чтобы произвести те перемены, о которых мы говорим, понял свое назначение, может быть, он дело крови и убийства превратил бы в дело мира и, вместо ружей, факелов и мечей, вооружившись божественными евангельскими заповедями, явился бы в назначенное время и осуществил слияние двух рас, белой и красной, чтобы достигнуть более плодотворных результатов в интересах великого братства народов, которое никто не должен презирать, так как тем, кто забывает о божественных и священных заповедях, придется некогда отдать в этом страшный отчет.
Нельзя безнаказанно сделаться истребителем целой расы, нельзя сознательно обагрить руки в невинной крови без того, чтобы в конце концов эта кровь не стала вопиять об отмщении и не настал день возмездия, который неожиданно опустит меч на весы победителей и побежденных.
В эпоху, к которой относится начало нашего рассказа, то есть в конце 1812 года, переселение еще не приобрело того громадного размаха, который ему вскоре предстояло принять, оно, так сказать, только еще начиналось, и через обширные леса, тянувшиеся на огромном пространстве на границе Соединенных Штатов и Мексики, боязливыми шагами пробирались только торговцы и охотники или проходили молчаливые краснокожие.
Действие, составляющее предмет нашего рассказа, начинается в глубине необъятных лесов, о которых мы только что говорили, 27 октября 1812 года, около трех часов пополудни.
В чаще леса стояла невыносимая жара, но в данный момент солнечные лучи, склоняясь все более и более, делали тень от деревьев длиннее, и только что потянувший вечерний ветерок уже начинал освежать воздух, далеко отгоняя тучи москитов, жужжавших целое утро, кружась над болотистыми прогалинами.
Действие происходило на берегах одной безымянной реки, впадающей в Арканзас. Деревья, росшие на обоих берегах, нежно склонившись друг к другу, образовывали густой купол зелени над поверхностью воды, подернутой легкой рябью от прерывистого дуновения ветерка. Там и здесь розовые фламинго и белые цапли на своих длинных ногах добывали себе пищу с той благодушной беспечностью, которой, главным образом, и отличаются птицы из породы крупных голенастых. Но вдруг они замерли, вытянув вперед шею, как бы прислушиваясь к какому-то необычайному шуму, и, пустившись неожиданно бегом, чтобы подняться в воздух, улетели с криком, выражавшим испуг.
Вдруг раздался выстрел, трижды повторенный лесным эхом; два фламинго упали.
Между тем легкая пирога быстро обогнула маленький мыс, образованный корнями деревьев, выдвинувшимися в русло, и пустилась в погоню за фламинго, упавшими в воду. Один из них был убит сразу и плыл по течению, но другой, очевидно легко раненный, спасался, уплывая с неимоверной быстротой.
Лодка, о которой мы говорили, представляла из себя индейскую пирогу, построенную из березовой коры, снятой при помощи горячей воды с дерева.
В пироге находился только один человек. Его ружье, лежавшее перед ним и еще дымившееся, показывало, что выстрелил именно он.
Мы попытаемся набросать портрет этого человека, которому предстоит играть выдающуюся роль в нашем рассказе.
Насколько позволяло судить положение, которое он занимал в пироге в данное время, это был человек очень высокого роста, не особенно большая его голова находилась на плечах не совсем обыкновенной ширины, крепкие, как канаты, мускулы обрисовывались на руках при каждом его движении — словом, вся внешность этого человека обличала присутствие в нем силы, дошедшей в своем развитии до крайних пределов.
Лицо его, освещенное блеском больших голубых глаз, светившихся умом, выражало прямодушие и честность. Выражение это нравилось с первого взгляда и служило прекрасным дополнением к правильным чертам лица и к широкому Рту, на котором постоянно блуждала улыбка, свидетельствовавшая о хорошем расположении духа. Ему могло быть двадцать три или двадцать четыре года с небольшим, хотя смуглый, благодаря местному климату, цвет лица и густая борода бело-пепельного цвета, закрывавшая всю нижнюю часть его лица, делали его старше.
На человеке этом был костюм охотника. Касторовая шляпа, сдвинутая на затылок, едва сдерживала густые пряди его золотистых волос, в беспорядке рассыпавшихся по плечам; охотничья блуза из синего коленкора, перетянутая в бедрах поясом из замшевой кожи, доходила почти до колен, митассы — род узких панталон, покрывали его ноги, ступни которых были защищены от колючек и жала пресмыкающихся индейскими мокасинами.
Его охотничья сумка из дубленой кожи висела на перевязи, а оружие, как и у всех смелых пионеров девственных лесов, состояло из прекрасного кентуккийского ружья, кинжала с прямым лезвием десяти вершков длины и двух ширины и топорика, блестевшего как зеркало. Это оружие, за исключением, конечно, ружья, было подвешенно у пояса, у которого также висели два бизоньих рога с порохом и пулями.
Внешность этого человека, в таком снаряжении, в пироге, плывущей посреди столь внушительной обстановки, заключала в себе нечто величественное, возбуждавшее к себе невольное почтение.
Траппер — это один из бесчисленных типичных представителей Нового Света, которые скоро бесследно исчезнут под влиянием цивилизации.
Трапперы, эти неустрашимые исследователи прерий, в которых протекало все их существование, увлекаемые духом независимости и неудержимым желанием свободы, навсегда сбрасывали с себя тяжелые цепи, которыми сковывало их общество. Не имея никакой иной цели, кроме как жить и умереть, не подчиняясь ничьей воле помимо своей собственной, а не под влиянием стремления к наживе, которую они презирали, они покидали города и окончательно удалялись в девственные леса, жили там на самой границе, отделяющей варварство от цивилизации, день за днем, равнодушные к прошлому и не заботясь о будущем, в том убеждении, что в трудную минуту Бог их не оставит, и ставя себя, таким образом, вне цивилизованных законов, которые были им неведомы.
1
Скваттеры — так называли колонистов, поселившихся в Северной Америке.
2
Воинственные индейцы (исп.).