Победитель

В роду первосвященника существование этой пещеры держали в строгой тайне, о ней сейчас никто не знал, кроме внучки Крохабенны. Стоя в огромном гроте, полном фантастических сталактитов, она трижды хлопнула в ладоши. По этому знаку из бокового ответвления появился шерн Авий. На плечах у него была багряница, на голове — золотой обруч первосвященников, низко надвинутый на лоб, по самые надглаза.

Ихазель начала трястись всем телом, а он, похожий на диковинного царственного злого духа, подошел и протянул к ней ужасные белые ладони Девушка стояла в оцепенении, опустив руки, а шерн принялся раздевать ее. Швырнул наземь богатую накидку и платье с шитьем, наконец сорвал нижнюю белую рубашку, развязал шаль, которой были обмотаны бедра, и на лилейных, атласных боках девушки обнаружились мерзкие отпечатки его обжигающих рук.

Ихазель упала ничком, а он распростер широкие черные крылья, ступил ей одной ногой на светлую голову и запустил когти в рассыпчатое золото ее волос.

Глава VI

Как гром, поразила Марка весть о гибели Крохабенны. Дела подвигались хуже некуда, и Марк решился на последнюю попытку, прежде чем покинуть Луну. Решил призвать Крохабенну выйти, наконец, из добровольного заточения и поддержать Марковы начинания всей силой своего авторитета. Но тут рыбак, служивший посыльным у старого первосвященника, сообщил, что Крохабенна мертв. Причем убит, говорил рыбак, дрожа всем телом.

В первую минуту Марк подумал, что это преступление совершено по приказу Элема, несмотря ни на что опасавшегося давнего соперника. Как буря, ворвался Марк во дворец, выволок трясущегося от ужаса монаха с какого-то заседания, начал ругать его и грозить немедленной смертью. Былой монах, ни о чем не зная, онемел с перепугу, но, когда наконец понял, в чем дело, то выказал такое изумление и так искренне поклялся в своей невиновности, что Марк не мог ему не поверить. И отпустил Элема, пригрозив, что расследует дело и, если обнаружит хоть тень вины монаха, то ни стража, ни народ не остановят кары, такой ужасной, что, пока Луна существует, люди будут содрогаться при воспоминании о мести Победоносца. А себе велел подать лодку, чтобы съездить на Кладбищенский остров и на месте увидеть все, что только удастся.

Был прекрасный утренний час, когда Победоносец с тем рыбаком и еще одним гребцом подплыл к маленькой зеленой пристани, где когда-то сошла на берег Ихазель, в первый раз выбравшись к деду. Воздух был необычайно тих, на берегу были видны кусты и диковинные деревья, опустившие в воду ветви, словно в задумчивой печали. Под ними из зеленой муравы торчала косая каменная плита, то ли как обломок стены, то ли как гигантское надгробие. Возле нее и причалили. Марк выпрыгнул на берег первым и, пока его спутники были заняты креплением цепи к торчащему из воды столбу, заторопился наверх.

Под плитой в вытоптанной траве что-то сверкнуло. Марк остановился и поднял с земли золотую застежку от платья с кусочком ленточки. Застежка была небольшая, плоская, с рисунком и камешком посередине. Марк узнал безделушку, которую прислал когда-то Ихазели из первой добычи, взятой у шернов.

Тем временем двое его спутников, зачалив лодку, пустились вдогонку за ним. Марк быстро спрятал застежку за пазуху, и они все втроем пошли по тропинке между холмами к гроту Крохабенны. Поблизости от грота им преградили дорогу собаки. Собаки были голодны, они одичали и стали кидаться на людей, особенно на Марка, хотя прежде относились к нему дружелюбно. Успокоить их словами не удалось, Марк замахнулся на одну из них палкой, а в это время другая прыгнула ему на грудь и впилась зубами в рубаху. Марк отшатнулся, но в пасти разъяренного животного остался клок оторванного полотна. И вдруг обе собаки, оставив Марка в покое, свирепо принялись терзать оторванный клок. Из тряпки выпала в пыль золотая застежка с кусочком пурпурной ленты.

Но Победоносец этого не заметил. С облегчением избавившись от собак, он бегом заторопился ко входу в пещеру. В двух шагах в глубине лежало переброшенное навзничь через глыбу тело Крохабенны. Остекленевшие глаза вытаращены, рот открыт в последнем крике. Не подлежало сомнению, что на него напали внезапно и убили, прежде чем он успел защититься. Крови нигде не было видно, не было следов удара на голове. Марк приказал раздеть тело, чтобы найти смертельную рану. Но едва расстегнули рыжий кожаный плащ, оба помощника в страхе попятились. На теле оказались отвратительные синие пятна, такие бывают у тех, кто погиб от рук шернов. Марк молча закусил губу.

Быстро вырыли могилу между курганами, где опочили первые люди на Луне. Тело завернули в полотнище, найденное в пещере, засыпали землей и навалили сверху обломки скал, чтобы голодные собаки не добрались до покойника.

Этот обряд Победоносец совершил в молчании и молчал весь обратный путь, пока лодка по плавной волне направлялась обратно в город.

На пристани ждали с вестями, в его отсутствие пришедшими из-за моря. Вскоре появились и гонцы, отправленные Еретом. Они прибыли на рассвете, но, по их словам, их задержала охрана первосвященника и не пропустила к Победоносцу. Письмо Ерета у них отобрали, и, хотя потом освободили, передать теперь они ничего не могут, поскольку не знают, что было в письме. Могут только рассказать, что видели собственными глазами, а не так уж это много и не слишком приятно.

Марк взял гонцов с собой в собор, чтобы там поговорить без лишних ушей. По пути от пристани его удивило необычное движение в городе. Сновали какие-то люди, окидывая Победоносца враждебными и пугливыми взглядами, на площадях собирались кучки, но стоило к ним приблизиться, кучки рассеивались. Однако Марк не придал этому большого значения, он был занят мыслью о Ерете и о предстоящем рассказе гонцов.

Главные двери собора оказались заперты. Марк вошел через боковые, не такие крепкие, чтобы противостоять его могучему плечу. И этому не придал значения. Видимо, просто не знали, что он вернулся, и держали его жилье закрытым перед нежелательными посетителями.

Оказавшись с глазу на глаз с гонцами в обширном зале позади главного, он сразу принялся расспрашивать о судьбе оставленных за морем гарнизонов и делах прибывших туда поселенцев. Там шла ожесточенная война: тревожимые постоянными набегами шернов, не смевшими вступить в открытый бой и затеявшими партизанскую войну, люди вынуждены были отступить с дальних постов, сосредоточив силы на охране малой части завоеванной страны. Ерет задумал создать сомкнутую цепь гарнизонов, находящихся в постоянной связи и расположенных в укрепленных городках, но для этого нужны были люди, люди и еще раз люди, а их-то и недоставало, несмотря на большой наплыв из прежних мест. Тем временем отбивались, как могли, время от времени устраивая набеги на шернов, чтобы и те побаивались. Но людей все это утомляло, у них опускались руки. Хватало таких, кто громко говорил, что эти неблагодарные места надобно бросить и, как можно быстрее, возвращаться на родные пепелища за море.

Якобы именно об этом писал Ерет в пропавшем письме. А устно наказал передать Победоносцу, чтобы тот, несмотря ни на что, не тревожился за плоды своих трудов, потому что пока он, Ерет, жив, страна оставлена не будет. И велено просить Победоносца, чтобы творил благо в старых поселениях и прежде возвращения на Землю установил там обещанные законы.

Выслушав гонцов, Марк задумался. Они собирались в обратный путь с партией поселенцев, и он обещал им дать письмо к Ерету, наказав, чтобы обязательно доставили. И взялся за перо.

Вспомнилось все, с чем тут приходилось воевать, вспомнилось, как каждый раз ему связывают руки люди, враждебные новым порядкам, так что гаснет надежда сделать что-то хорошее, не применяя силы. А применять силу не хочется.

«Я рассчитывал на помощь и авторитет Крохабенны, — написал он в конце, — но старика уже нет в живых. Он таинственно погиб, мне кажется, от рук еще тобой повязанного шерна, которому каким-то странным образом удалось бежать. Теперь я один, и передо мной два пути. Либо бросить все и возвращаться на Землю, либо призвать тебя с немногими нашими товарищами по оружию и навести здесь порядок, устранив всех, кто мешает делу. Колеблюсь и не знаю, какой путь избрать. Мне грустно. Вряд ли твоя обида на меня прошла, но тебе я верю, потому что знаю: ты предан не мне, а делу. И верю, что по моему зову ты придешь. И будешь на моей стороне. Но не уверен, следует ли решаться на такой поступок».