Клон

— А девяносто третий год?

— А ты знаешь, что в девяносто третьем году чечены были в Москве? А безумный поступок Руцкого с полетом дивизии Дзержинского в Грозный заслуживает особого разговора. Уж этот-то прохиндей очень хорошо знал, что делает. Он привел Борю в ярость своим поступком. Ты знаешь, что самолет этот должны были сбить, но помешала случайность? А чеченцы в Москве были. Они должны были переломить ситуацию, если бы все посыпалось. Оно, впрочем, и посыпалось. Но обошлось. Боевики были расквартированы под Москвой, в санаторном комплексе. Этого никто не помнит, потому что сохранивших память нет более с нами. Хватило снайперов из-за бугра. Потом они ушли через территорию Украины. СВД сданы на склады. Ничего и не произошло вовсе. Ну ладно. Эвакуации не состоялось, и Дудаев попал как кур в ощип. Кланы, тейпы. Из развитого почти коммунизма в родоплеменное общество. А потом для Старкова началось предсмертное существование. В декабре девяносто пятого он в первый раз сдал Дудаева. Тот отдыхал и лечился в ауле недалеко от Грозного. При нем только личная охрана и Старик. Три группы сидели в вертолетах несколько часов. Потом Старков вышел на связь и сказал, что кортеж Дудаева на страшной скорости покидает село. Приказа на начало операции так и не поступило. Если бы она началась, Слава был бы, по всей видимости, убит вместе со всей охраной. Десантникам-то почем знать, кто он? Ну ладно. С Джохаром покончено. Показаний он уже не даст. Старков еще на плаву. Он вне подозрений.

В девяносто шестом году в апреле должна состояться секретная встреча Тима Гульдемана с Масхадовым. Днем, в чистом поле. Уничтожить должны были всех, включая голландца. Потери просчитывались огромные. Но дело того стоило. И главное — Старков сработал напрямую на десантного генерала. Но тот, кто вел дело в Кремле, шел на два хода вперед. Гульдеман с полдороги вернулся в миссию ОБСЕ. Прикрытие десантникам опоздало, Масхадов исчез, группу окружили боевики. Ребят чудом спасли вертолетчики. Здесь уже над Славой пошли хмурые тучи. Но он успел все же сдать Масхадова. В мае девяносто шестого того таки взяли на дороге. После вмешательства Ханкалы тут же выпустили. Печальная судьба ждала исполнителей задержания.

— Что было потом?

— Потом Старика отозвали.

— И что?

— Перед заслуженным отдыхом в укромном месте попросили поработать. И тут он глупо и грубо подставился. Устал просто и расслабился. Но людей-то жалко. Взорвали бы.

— А теперь не взорвут?

— Теперь нет.

— Вы сказали — сотрудника. Сотрудника чего?

— Тебе название ничего не скажет. Ну, скажем, поближе к Генеральному штабу.

— А мне что теперь делать?

— Отдыхай покуда. И постарайся вспомнить получше все о том вертолете.

— Я больше ничего не знаю.

— Пусть тебе поможет ненависть. А потом я еще что-нибудь расскажу.

— Где Стела?

— А что было в вертолете?

Я немного помолчал, а потом сказал бессмысленную фразу: «Кхогуоксиеда загорится в нужное время и в нужном месте…»

Экзерсис

Там, возле Сунжи или Терека, а может быть, какой-то другой реки или ручья, в очень красивом месте еще одна зеленая пика вошла тупым концом в землю кладбища, словно молодое деревце. Русские называли их лесопосадками, и от этих слов им самим становилось жутко. Под каждой пикой — тело чеченца. Над каждой — его звезда. Звезда любви приветная. Она повисает над аулом или поселком. Над городами от звезд, едва мерцающих и тусклых, тесно. Чеченская звезда, хохлацкая, русская, арабская. А персиянская песня над мертвым непонятна вовсе и не слышна. Далеко от сюда Персия… Но пики только для своих. Чтобы с неба видела душа и надеялась на отмщение.

Лес притих. И Бамутский, и Самашкинский. По дорогам временами можно передвигаться просто так. На четырех колесах и с одним автоматом. Чечня сосредоточивалась. Текли консервы в маслянистых банках, крупа гречневая и рис, тек сахар из прорванных мешков, тек бензин-сырец на подпольных заводах, а из ям под домами и мечетями выходили рабы. В коростах на синюшной коже, в вонючих портках и чуньках. И они не знали, что там, наверху, и стоит ли выходить вообще. Зачем их вынули из коконов дурного сна и лишили пайки?

Здесь, наверху, — война и лишь видимость мира.

Те, чья звезда еще не повисла над острием печального душеуказателя, получили новенькие русские паспорта и подались, кто слесарить на развалинах завода, кто, взяв от доверчивой власти автомат, надел милицейскую форму. На погонах звезды. На фуражках двуглавый орел. Одна голова русская, другая вайнахская. И не орел это уже, а волк-оборотень, притворившийся птицей. Но будет полночь и полная луна, и отпадет одна голова, оскалится другая…

Восходили другие звезды, падали на погоны случайными капельками, разбухали. Падало в землю зерно — посадочный материал — и наливалось жизнью. Потому что и перед смертью дают поесть. А поля удобрять было не нужно. Земля теперь была жирной.

Чеченцы не походили ни на кого. Они выстроили для себя свою Вселенную. И их «млечный путь» походил теперь на очередь в кассу, где выдавали фальшивые доллары. И великий иудей смотрел с купюр этих и хотел быть строгим, но сам не понимал ничего. А слово «тейп» немного походило на какое-то английское.

И были чеченцы честными в семье и уже не были в тейпе, потому что сами не понимали, что это такое и когда началось. И были лицемерными и лукавыми повсюду и всегда, с чужими людьми на своей земле и со своими — на чужой.

Они, как и мы, уже не помнили своих богов, ибо легко покинуть храм и долог путь назад. Вдоль дороги — только бутафория, а сам храм — мираж и декорация. Административное здание.

И, как на всякой войне, ложились женщины под победителей и женщины победителей — под побежденных, ибо жизнь брала свое, а любовь всегда побеждает смерть.

Всходила уже звезда муфтия, но он пока не знал об этом, но знали генералы. Катилась и падала звезда человека с фамилией не русской и не чеченской, и он знал, что так будет, но все не верил. Бежали по восстановленным колеям вагоны с бензином, мазутом и нефтью, и колосилась рожь на полях. Лето случилось високосным, и потому ничему не стоило удивляться.

И над ними горела красная звезда Хаттаба, и далекая Саудовская Аравия грузила золото. Это блеск металла сделал звезду красной. Его было много в этой стране шейхов, и, значит, чтобы победить, русским пришлось бы разделить золото на свое и чужое. И то, чужое, тусклое, изъять и переплавить на пули. Потому что убить оборотня можно только серебряной пулей, но в старинных книгах говорится, что и золотая пуля сгодится, только попасть нужно точно в сердце, а потому у стрелков должны быть твердые руки. А кровь у оборотня черная, и не надо бояться в ней запачкаться, потому что не надо ничего бояться на войне. Иначе не победишь.

Конфиденциально. Из справки по розыскному делу «Иса»

По результатам опросов «журналиста» проведены поисково-розыскные мероприятия в трех близлежащих к месту аварии вертолета районах. По показаниям «журналиста» найдено захоронение, Старков эксгумирован и идентифицирован по имеющимся дактилоскопическим картам и данным медико-биологических останков. Восстановлены все предшествующие события, выявлены лица, помогавшие Старкову по маршруту следования. Работа с ними продолжена в соответствии с планом. «Иса Бараев» нигде не обнаружен.

С Перова взята подписка о неразглашении государственной тайны, после чего он этапирован к месту постоянного жительства. Канавина С. покончила с собой в камере моздокского СИЗО…

Этот странный предутренний свет будет приходить еще долго. Пока там, наверху, не получит прощения душа Старкова. А если он клон, то что-то должно быть все же взвешено на тех последних для него весах…

Я сжег рукопись Федора Великосельского в парке осенним теплым днем. И дискету, и распечатки. Все экземпляры до единого…