Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 51

Леонид Могилев

КЛОН

Часть первая

ОДИНОКИЙ ВОЛК ПОД ПОЛНОЙ ЛУНОЙ

Номер Исы Бараева на четвертом этаже. Пока Иса заполнял декларацию в холле, оба его чемодана мальчик уже поднял наверх. Теперь он думал только о душе.

Он вошел в искусственную прохладу, переступил границы служебного оазиса, огляделся. «Олимпия» сочетала в себе претензию на уровень четырех звезд, постсоветский бардак, чухонскую аккуратность. Это когда губы женщины, стремящейся стать дамой, накрашены, а запах с кухни, прихваченный одеждой, порами кожи, оставшийся в волосах, проникает в дорогую гостиную, не дает чувствовать себя легко и комфортно.

Он снял и бросил на кресло рубашку, брюки, трусы, не распаковывая чемоданов, прошел в душ. Жара в Таллине случилась необыкновенная. Впрочем, по всему миру сейчас такая жара. Садясь в самолет в Хельсинки, он все же надеялся, что хоть с другого берега залива американское пекло последних дней наконец оставит его. Ожидания не оправдались. Как будто раскрылись двери ада на миг, ставший месяцем, и все не хотели закрываться, всасывая случайные души и делясь с людьми теплом Большого очага.

Струи воды вернули его на время к жизни. Потом он вытерся большим махровым полотенцем, долго его рассматривал. «Мягкое какое». Прошел через главную комнату в спальню, лег поверх покрывала на тахту. Оставалось три желания: холодное пиво, свежая одежда, местная газета в баре. Предстояла большая работа. После бара и прогулки он, возможно, возьмет девку. Говорят, здесь это почти ничего не стоит. Утром нужно уже работать. Обычная рутина. Уйти в город, провериться, потом еще. Встретиться со связным. Получить инструкции, вернуться в отель. Или не возвращаться. Как карта ляжет.

Полистал буклет на столе, нашел нужный номер, позвонил, заказал пиво в номер и газеты. Хотелось скорей ощутить жизнь этого города, считающего себя вольным.

Он надел шорты, майку. В дверь постучали.

Иса пропустил внутрь официантку с подносом. На подносе под салфеткой — три бутылки «Хольстена» и тарелка.

— Что это? — спросил он по-английски.

— Холодный угорь. Копченый.

— Хорошо, — полез в бумажник за чаевыми. Нашел долларовую бумажку, положил на поднос, посмотрел вслед девке. Не в его вкусе. Коротковата. Он был небольшого роста, худой, любил крупных женщин.

Одна бутылка оказалась уже открытой, открывашка рядом. Он взял запотевшую бутылку, отхлебнул большой глоток, подошел к окну. Панорама весьма привлекательная. Должно быть, Ревель, так, кажется, его называют, по-настоящему приятный городок. Потом сюда вернуться будет проблематично.

Он почувствовал легкое головокружение, потянуло в сон. Крепкое пиво. Подошел к креслу, сел, выронил бутылку, пиво вытекло, на ковре образовалась белая пена и исчезла.

Через минуту в номер вошли двое мужчин в форме служащих отеля. Тело Исы освободили от одежды, сложили в позу эмбриона, упаковали в большую сумку. Вещи покойного разложили на столе и произвели доскональный досмотр. Тот, кто теперь становился выпускником одного из престижных американских колледжей, каждую мелочь подержал в руках, почувствовал, вернул на свое место. Надел шорты и майку покойного, открыл новую бутылку пива, вопросительно посмотрел на того, кто привел его сюда (тот кивнул), и выпил бутылку залпом.

— Потом водки выпей. В баре, — то ли посоветовали ему, то ли приказали.

И он остался один.

Вечером вышел на прогулку. Никто не потревожил его покоя. Никто не ощущался рядом, не навязывался в попутчики, не спрашивал время. Можно было немного отдохнуть. Утром предстояла работа. Как и Иса, он попал в Таллин недавно. Это нужно было для чистоты контакта — чтобы не было лишних впечатлений и знаний. Подозрение, могущее возникнуть в дальнейшем, слово или слишком подробное описание городского пейзажа могло пройти, а могло остаться, расползаясь, разъедая ячейку памяти, становясь чем-то большим, из подозрения превращаясь в убеждение. Версию.

Они были похожи с Исой. Остальное сделала пластическая операция. Те, кто знал Ису лично, смогут отличить оригинал от подделки, если будет прямой контакт. Их немного. Риск существует, но каждый день работы двойника оправдывает все. Хотя спастись ему вряд ли потом удастся, и время его ограничено этим самым прямым контактом с его хозяевами, который неминуем. Как одноразовый шприц: успеть бы сделать инъекцию.

А вот в Америке пришлось пройти серьезную стажировку. Потом работа по фотографиям, описаниям объектов, постановка произношения. Праздношатающихся американцев будет на той территории достаточно, можно проколоться и здесь. Особую опасность представляли профессионалы — эмиссары других спецслужб.

Утром он вышел в город, проверился раз, потом другой, и наконец на улице Чайковского, когда он сидел на скамейке в сквере, к нему подошел связной — мужчина в белой майке и джинсах, с газетой «Эстония», сложенной так, что можно прочитать заголовок.

— Что хорошего пишут? — спросил связной.

— Что может быть хорошего? Куусма опять взял тридцать два очка.

— Любите баскетбол?

— Обожаю.

— Здравствуйте. Как добрались?

— Жарко здесь.

— Лето уникальное какое-то. А у вас?

— Жаркое лето в мире. Везде так.

— Гостиница местная ничего?

— Неплохая. Полотенца настоящие.

— Вы по-русски говорите отлично.

— Я славист. Воспитывался в семье, где по-русски говорили всегда.

— Что с ними сейчас?

— Я бы не хотел говорить. Они погибли.

— Понятно.

— Мне в гостиницу возвращаться?

— Там есть вещи, которыми вы дорожите?

— Нет. Ничего.

— За ваш номер заплачено?

— У вас берут вперед.

— Ну и чудненько. Уезжаем прямо сейчас. Я встаю и ухожу. Вы идете вон до того гастронома, обходите его справа, туда подъезжает «девятка».

— Девятка — это что?

— Это «Жигули». Как «фиат», с двумя дверями. Номер — 33–41. Белая. Садитесь.

— Вас я еще увижу?

— Нет.

— Тогда до свидания.

Мужчина встал, ушел — медленно, спокойно.

В салоне «девятки» прохладно. Водитель эстонец. Почти не говорит.

— Куда теперь?

— В Тарту.

— В Тарту так в Тарту.

— Вот ваши документы. Другие дайте сюда. Вы Сидоров. Илья Ильич. Всего на три часа.

И более ни слова.

Срочно. Конфиденциально

Иса Бараев прибыл 27 июля рейсом из Хельсинки. Поселился в отеле «Олимпия», в номере 464. Номер покидал для прогулки, контактов ни с кем не имел, вернулся в отель. Утром вышел на связь, отправлен в Тарту. Принят, размещен на объекте воинской части, контакт состоялся. До отъезда находится в спецпомещении.

Второе сообщение ушло одновременно, только ведомство было другим.

Объект прибыл, первая процедура прошла успешно. Доктор убыл в офис, будет находиться там до назначенного срока.

Ночью на военном аэродроме Тарту совершил техническую посадку правительственный самолет Москва — Осло. На спецобъекте тот, кто был теперь Исой Бараевым, без свидетелей встретился с человеком из Москвы.

Когда самолет отбыл, «Иса» оказался в полной растерянности. Уровень контакта катастрофически высок.

Через два часа он вылетел в Грозный, там покинул самолет и на связь не вышел. «Иса Бараев» исчез при невыясненных обстоятельствах между аэродромом и предполагаемым местом пребывания. Срочные поиски по горячим следам ничего не дали.

Падал снег, и сходили лавины. Были дожди и талые воды. Медленно плыли ледники, и рождались на них ветры, и так было и год назад, и десять лет, и тысячу и много тысяч лет. Эти скалы видели гнев и тщету, ликование и печаль. И осыпи, и завалы были свидетелями этих печалей и радостей, их причиной и следствием.

Но силы природы и тщета человеческая не только пытались разрушить эти камни. Как катастрофа приходит после созидания, венчает его и подводит итог, так и солнце тысячи лет нагревало эти камни, а ночью приходил холод, и камень трескался, раскалывался, мельчал и становился песком и глиной.