Проказница

— Я… я не знаю. — Лестер усердно изучал ковер, страстно желая провалиться сквозь него и избавиться таким образом от общества виконтессы. — Из красной гаммы? Право же, мэм, я не очень силен в…

— Поздравляю, Лестер, — сказала Имоджин, теребя свои пышные кудри. — Вы тактичнее моего сына. Саймон говорит, что я похожа на канарейку во время линьки. Ни больше ни меньше. — Она вздохнула и посмотрела на Калли. — Я всегда была шатенкой и жила не тужила, пока не начала появляться седина. Если мадам Иоланда не сможет вернуть мне прежний цвет, что вы думаете по поводу тюрбанов? Они прелестны, но я понимаю, что это для несчастных пожилых дам, которые оставили всякие матримониальные надежды. Нет уж, дудки! Мое время еще не вышло. Не перевелись еще на земле горшочки с краской!

Калли наклонилась подобрать сливы, валявшиеся на ковре, потерла одну о бедро и со смаком откусила. Она жевала сладкий фрукт и размышляла над услышанным, озадаченная упрямством леди Броктон.

— Имоджин, почему вы так боитесь быть вдовствующей виконтессой?

— Вам этого не понять, потому что вы молоды и думаете, что останетесь такой навсегда. Вот я смотрю на вас… — Виконтесса вздохнула и покачала головой. — Кажется, только вчера мы с отцом Саймона проводили свои дни, радуясь жизни. А сегодня я старая высохшая слива — вдова, вынужденная сидеть на краю зала и наблюдать, как веселятся другие, как жизнь проходит мимо меня. Слово «вдова» стало приставкой к моему титулу. Мне остается удалиться в деревянный домик и там сгинуть. Или начать собирать кошек, чтобы они своими отвратительными когтями карабкались по шторам и шастали по моему лучшему атласному покрывалу. Но я хочу, чтобы в моей постели был мужчина, а не клочья кошачьей шерсти, вот так.

— О нет, это не для моих ушей! — Лестер, нагнув голову и пряча пылающие щеки, направился к двери. — Папа непременно сказал бы, что я не должен слушать подобные вещи.

— Сядьте! — приказала Имоджин и взмахнула рукой, сплошь унизанной кольцами. — Здесь не прозвучало ничего неприличного. Все, что я говорю, — это жизнь. Жизнь, мои юные друзья! Мужчина и женщина испокон веку услаждают друг друга в постели под простынями. О, вы, наверное, думаете, что ваши мамы нашли вас обоих в капусте?

Лестер бессильно опустился в полосатое атласное кресло и уставился в потолок.

— Я предпочел бы не думать, где меня нашли, мэм. И уж во всяком случае, держать свои представления при себе. Это бессознательно — высказывать вслух такие вещи.

— Ты имеешь в виду — бессовестно, Лестер, — поправила его Калли, стараясь не захихикать, так как видела, в каком замешательстве он пребывает. — Хотя я считаю, это сказано слишком сильно. — Она повернулась к виконтессе: — Имоджин, но ведь вы все это навыдумывали. Я имею в виду ваши мнимые тревоги. В действительности вас не волнует ни вдовство, ни то, что сын может жениться. Вы даже сами пытаетесь сосватать ему меня. Все эти разговоры о горькой вдовьей участи не более чем блеф. Вы просто боитесь упустить последний шанс… ну… как бы это сказать… насладиться под простынями, выражаясь вашими словами. Хоть вы и не говорите прямо, по сути, это так, не правда ли?

— О Боже милостивый, заставь их остановиться! — простонал Лестер, роняя голову на руки и затыкая уши. — Пожалуйста!

— Я знаю, у вас острый язычок, Калли, — сказала виконтесса, ударяя ладонями по коленям. — Естественно, я не обсуждаю эти вещи с Саймоном. Сыновья, по-видимому, не способны понять своих матерей. Они думают, нам бы все вышивать домашние туфли да сплетничать.

Лестер испустил сдавленный звук и закашлялся, точно подавился, хотя уже добрые пять минут не клал в рот ни крошки.

— Сынок, я почти закончила, — ободряюще сказала Имоджин. — Крепитесь. Но знаете, Калли, у меня есть некоторые основания для опасений. Предположим, что Саймон женится прежде, чем объявится подходящая партия для меня, и я не успею завершить дело. Что тогда? Я уже не в том возрасте, чтобы нежно поглядывать на конюших. Несколько лет назад я еще могла. И я слишком горда, чтобы умолять. Как только к моему титулу добавится «вдовствующая» — моя жизнь кончена. Почтенная старая дама, Калли. Вдумайтесь, что это значит! Слишком стара для ложа, но слишком молода для гроба!

— Это невыносимо! — воскликнул Лестер, вскакивая. И бросился бегом к двери, распахнув ее с такой силой, что она стукнулась о стену и потом захлопнулась за ним.

Имоджин усмехнулась.

— Не знаю, как вы, а я думала, он никогда не уйдет, — сказала она, усаживаясь на подушки. — Я полагаю, следующий вопрос, раз уж мы так разговорились, будет касаться вас с Саймоном. Вы, верно, хотите знать, почему я считаю, что вы составите друг другу пару еще до окончания сезона? И почему меня не беспокоит такое развитие событий?

Калли подтянула кушак и принялась теребить кисточки на концах.

— Поскольку вы ни словом не обмолвились об этом, — ответила она, — с того дня, как мы встретились, я надеялась, что вы забыли о своем намерении.

— Ну нет, я не забыла, — довольно сообщила Имоджин, опираясь на подлокотники, чтобы подняться с кресла. — Вы, и только вы. Это совершенно ясно. Как вам известно, Саймон не собирается жениться. Он говорил это так часто, что сам себя убедил. Но не меня. Особенно после того, как я прочитала прошлой зимой эту Остин. Впрочем, Остин тут ни при чем, не считая того, что мой ум сосредоточился на неизбежности судьбы. Я имею в виду Саймона. И потом, та книжка заставила меня получше присмотреться к работникам конюшни. Убогая компания! Во всяком случае, я вдруг осознала, что чаша моя еще не испита и счастье снова возможно. Я не безвольная комнатная кошечка. И вы тоже, Каледония Джонстон. Как спутник жизни, мужчина не так уж нам и нужен, но, черт возьми, обладать им совсем недурно!

— Зачем?

Имоджин взяла Калли за руки, подвела к кровати, притянула на край и уселась вместе с ней.

— Каледония, сколько вам было лет, когда умерла ваша мама?

— Двенадцать. — Калли повернула голову, глядя краешком глаза на виконтессу. — Но какое это имеет значение?

— Огромное, я бы сказала. Я хорошо изучила мужчин и знаю их манеру разговаривать с юными дочерьми — ничего толком не объяснят, будут заикаться и спотыкаться на каждом слове. А ваша гувернантка? Она вам ничего не рассказывала об интимных отношениях между мужем и женой?

Калли казалось, что ее щеки стали такими же пунцовыми, как чуть раньше у Лестера.

— Моя гувернантка учила меня арифметике и географии, а также как держать спину и красиво есть суп. Но это вовсе не значит, что мои познания остались в пределах кругозора мисс Хейверли. Я видела животных на природе, если вы это имеете в виду, и понимаю, чего требует естество. Потом… я не раз слышала, как хихикали горничные в спальне моего отца, когда я бегала ночью на встречи с Лестером, чтобы кататься под луной и ловить в пруду лягушек. Ведь вы об этом спрашиваете?

— Об этом самом. Я не верю, что существуют женщины, неспособные наслаждаться тем чудом, которое связано, как вы сказали, с естеством. Но я верю, что среди нас есть такие, кому дано более других извлекать наслаждение из этого чуда и кто более других склонен искать приключений в жизни. — Виконтесса стиснула Калли руки. — Вы, девушка, одно из этих счастливых созданий. Вы держите жизнь обеими руками, как всегда делала я. Вы радуетесь ей, вам доставляют удовольствие приключения. Вам хочется рисковать, в вас есть смелость, огонь и вдохновение. Вы чертовски хорошенькая маленькая плутовка, а я так же неприглядна, как огромная грязная изгородь. Но если бы не этот проклятый факт, я побожилась бы, что вы моя дочь. И я готова поклясться: вы — то, что нужно Саймону. Вот почему я желаю видеть его женатым на вас, даже прежде чем я найду кого-то для услады собственного тела. Я уже ликую по этому поводу. — Виконтесса снова сжала Калли руки, затем встала и, отвернувшись, добавила: — Разумеется, он не видит ничего дальше своего носа, как и его отец. — Она опять повернулась и придвинулась совсем близко к Калли. — Мой сын все это затеял только для того, чтобы разделаться со своим Филтоном. Вот почему вы заперты здесь. Мы позволим Саймону оставаться в неведении. По крайней мере до поры до времени. Пока я не отхвачу себе что-то стоящее! Мы-то с вами лучше знаем, кому что надо, правда, девушка?