Страница 81 из 124
Когда со всеми соседями были заключены выгодные для Хавортии договоры о дружбе, сотрудничестве и мире на вечные времена, Пифий Седьмой отправил своего воинственного генерала в отставку. При дворе были распространены две версии этого события. Одни, не без основания, считали, что королю надоела слава генерала, которая грозила затмить славу самого короля. Другие, тоже не без основания, утверждали, что на одной из аудиенций, Гроссерпферд густо оплевал священную особу короля и тот долго отмывался в большой бочке с водой, а отмывшись, немедленно отправил генерала в отставку, чтобы более не подвергать свое Королевское Величество подобному риску. Благо, никто из соседей войной не угрожал, и особой нужды в талантах Гроссерпферда Счастливое Демократическое Королевство не испытывало.
Генерала наградили сразу двумя орденами "За удаль и верность" (оба - первой степени) и отправили в почетную отставку, с правом носить оружие, содержать за счет военного ведомства двух лошадей и четырех адъютантов (пользуясь своими связями, Гроссерпферду, со временем, удалось довести количество адъютантов до восьми). Но без права посещать столицу. Пенсион выделили генералу скудный. Пифий Седьмой был скуповат и считал, что нет смысла много платить человеку, без услуг которого можно обойтись.
Гроссерпферд в пенсионе, говоря откровенно, и не нуждался. За годы победоносных военных компаний, некоторая часть контрибуций, истребованных у побежденных, осела в просторных закромах его имения. Та же судьба постигла и часть военных трофеев. Кроме того, Гроссерпферд был любителем драгоценных камней и в ходе победоносных войн значительно пополнил свою коллекцию.
Находясь в отставке, генерал Гроссерпферд не расслаблялся. Каждое утро он выполнял комплекс физических упражнений, укрепляющих тело и волю, бегал трусцой а после завтрака, отрабатывал на ящике с песком различные тактические и стратегические приемы, позволяющие тренировать полководческий талант. После обеда генерал работал над мемуарами с многообещающим названием "Шесть секретов моих великих побед". Сам Гроссерпферд, разумеется, не писал. Он был стратегом, а не бумагомаракой. И вел себя как стратег: рассуждал, анализировал, оценивал и, не стесняясь (генералы стесняться не должны, на то они и генералы) высказывал свои мнения о других генералах, а два мемуар лейтенанта записывали его анализ, рассуждения, оценки и мнения, затем переводили генеральские рассуждения, оценки и мнения на язык, понятный читателям. Первых два тома мемуаров генерала разошлись мгновенно, но вызвали у почитателей заметное разочарование, ибо Гроссерпферд, несмотря на заманчивый заголовок, ни одного из секретов своих великих побед не раскрывал. Хотя, кое на что намекал и оставлял любопытных читателей, а также замаскированных шпионов и недоброжелателей, в надежде, что раскроет свои секреты в последующих томах.
Все эти годы рядом с генералом был его верный начальник штаба, ветеран всех шести крупных победоносных компаний Гроссерпферда (а также множества мелких), молчаливый и исполнительный, гран полковник Бирнкст, единственный человек, который понимал генерала с полуслова, а иногда и вовсе без слов.
В это прекрасное солнечное утро, когда небо было голубым, трава изумрудной, ветерок легким и освежающим, а стаи птиц хором услаждали слух, у генерала Гроссерпферда было отвратительное настроение. Он сидел на небольшом походном стуле возле воздвигнутого подчиненными высокого белоснежного генеральского шатра, и с тоской смотрел на тлеющие головешки: все что осталось от его великолепного дома. А рядом, отвратительной ямой чернел, засохшей на дне тиной, его любимый пруд, вода из которого каким-то непонятным образом исчезла перед самым пожаром.
С того дня, когда генерал Гроссерпферд понял, что ему предопределено стать Диктатором Счастливой Демократической Хавортии, отстранив ничтожного короля Пифия Седьмого, он немало преуспел в реализации своих замыслов. Организовал добычу металла и изготовление хорошего вооружения, стал обучать военному делу болванов, болтунов и бездельников кикивардов, которые должны составить ядро его будущей победоносной армии, продумал пути похода на столицу и способы разгрома королевской гвардии. Он, даже, начертал основы государственного устройства державы, которой станет править. И, конечно - же, определил, какие земли следует аннексировать у соседних государств, поскольку эти земли входят в зону жизненных интересов Счастливой Демократической Диктатуры, необходимы для ее благополучия, а также дальнейшего процветания.
Все шло по намеченному распорядку. Графики боевой и политической подготовки войск соблюдались, оружие ковалось и закалялось. Неожиданностью явилось только то, что в Хавортию проникла группа некоего Эмилия Баха, яйцеголового дракона, ничтожного книжного червя, которого осведомители характеризовали, как существо хитрое и дотошное. Вообще-то эта группа серьезных хлопот не могла доставить. Но генерал Гроссерпферд не любил дилетантов, ибо действия их предусмотреть невозможно.
Конечно, он мог ликвидировать группу Баха с самого начала, как только она перешла границу. Но никого не тронул. Отнесся к нарушителям спокойствия снисходительно. А к чему это привело? Они сожгли имение вместе с любимыми Гроссерпфердом раритетами. Генерал сделал вид, будто согласился с теми, кто уверял его, что имение сгорело из-за неосторожного обращения с огнем болванов адъютантов. Но сам-то он знал, что эти бездарные тупицы, эти безрогие бараны, не способны устроить порядочный пожар. Имение сожгли диверсанты из группы Баха. Это не вызывало сомнений. Им не нравится, что генерал намерен выступить против Пифия. Вот и хорошо. Пусть сражаются за этого, неспособного управлять Счастливой Хавортией, короля. Но зачем жечь хорошее имение?! И пруд уничтожили... А так хорошо было в знойные вечера сидеть у этого пруда, с которого тянуло приятной прохладой. Они отплатили за его доброту и снисходительность черной неблагодарностью. Группа Баха, несомненно, разобралась в обстановке, пронюхала о намерениях генерала. Возможно, что и бумаги из тайника у них. Что ж, пусть еще денек порезвятся, а завтра их возьмут. Секунд-майор Гурда уже установил наблюдение за домом, некоей, вызывающей сомнение в своей благонадежности, Франчески, в котором дилетант и диверсант Эмилий Бах остановился со своей командой. На рассвете всех их возьмут тепленькими.
Сидеть и сожалеть о сгоревшем имении не имело смысла. Следовало действовать, действовать и, еще раз, действовать (это был один из знаменитых девизов генерала, который непременно приводили, рассказывая о его славных победах)! Надо побывать в учебных лагерях. Кого-нибудь подстегнуть, кого-нибудь наказать. И еще, надо было сказать что-нибудь победоносное, которое услужливые крокаданы могли бы подхватить и, в нужное время, разнести по всей Хавортии.
Генерал приказал оседлать лошадь. Гран-полковник Бирнкст, и адъютанты тут же поспешили к своим лошадям.
Гроссерпферд еще издалека определил, что занятия идут не по плану. Согласно расписанию, которое он утвердил, батальоны должны сейчас отрабатывать приемы прорыва вражеских построений. Генерал намеревался попасть в самый разгар этих занятий. Но на плацу происходило что-то непонятное. Кикиварды стояли в строю без оружия, вдоль шеренг прохаживались командиры-инструкторы.
- Бездельники! - генерал огрел плетью коня, который был совершенно невиновен в нарушении расписания занятий батальонов. Конь не понял, почему его наказывают. Он обиделся, задрал голову, протестующе ржанул и сделал свечу. Напрасно он это затеял, Гроссерпферд не терпел непослушания, от кого бы оно ни исходило. И знал как следует поступить с непослушными. Генерал еще раз огрел коня плетью, и еще раз, и еще... Это подействовала. Конь понял, что он не прав, опустил голову и послушно поскакал к лагерю кикивардов.
Среди своих офицеров, что стояли у одного из батальонов, генерал увидел Серватория, Повелителя Всех Свободных Кикивардов. Повелитель был до безобразия толст: не человек, а гора жира на двух коротких жирных ногах. Генерал не любил толстых и жирных, но этого приходилось терпеть. Серваторий был его союзником и соратником. Естественно, временным союзником и временным соратником.