Надо помочь бабушке

   - Редкий деликатес! - предложил гостеприимный атаман, жестом профессионального фокусника, указывая на миску. - Заморский. Только у нас!

   - Ну, уж нет, - отказался Максим. - Сыт, дальше некуда. Гвадирог, а откуда у тебя макароны? Во дворце герцога Ральфа кухня первостатейная и готовят там - будь здоров. Но там даже не знают, что такое макароны.

   - Провинция! - солидно хохотнул Загогульский. - Он подвел Максима к табурету и усадил, затем подвинул кресло-трон к столу и тоже уселся. - Гезерское Герцогство - провинция. Глухая, серая провинция и к тому же дремучая. Где ты, думаешь, центр? Не догадываешься?!

   Максим развел руками, подтверждая, что не догадывается.

   - Здесь, в Ласковом Лесу! Центр у меня! - Загогульский ткнул оттопыренным большим пальцем себе в грудь. - Поддерживаю связь с разными странами. Не с правителями, нет! Мне правители не нужны, правители думают только о себе. А я думаю о народе. Я - представитель народа, любимец народа и принципиально поддерживаю связь только с народами.

   "Как он развалился на своем самодельном троне, - подумал Максим. - Трон - пожалуй, самое подходящее место для любимца народа."

   - И обмениваюсь некоторыми товарами, - продолжал атаман. - Макароны - продукт заморский. Мне их везут из заморской страны, мимо всех таможенных рогаток. Бартер. Они привозят мне макароны и еще кое-что, я в долгу не остаюсь. Я никогда в долгу не остаюсь. Понимаешь?

   "Контрабанда, - понял Максим. - Контрабандисты доставляют ему макароны и еще кое-что, а он сбывает через них награбленное. Ну и фрукт - центр цивилизации".

   - Когда я стану бароном, - расхвастался атаман, - у меня все приближенные будут есть макароны! И даже слуги будут есть макароны. Сколько захотят. Два раза в день.

   - Ты собираешься стать бароном? - Максим вспомнил, что ему об этом говорил еще разбойник Хмурый.

   - Не вечно же сидеть в этом лесу. Авторитет есть, золото есть, дружина есть, пора становиться бароном. Хотя, имеются кое-какие сомнения.

   - Какие сомнения?

   - Не решил еще: бароном мне стать, или пойти в банкиры.

   - Можно выбирать? - чем дольше шел разговор с атаманом Загогульским, тем интересней становилось.

   - Если есть золото, можно выбирать, что хочешь. Заплатил королю, и сразу - барон! Он тебе специальную грамоту выдаст, и земли с крестьянами выделит. Строй себе замок, запрягай проживающее на твоих землях население и баронствуй. Банкиром еще проще. Переезжаешь в город, перевозишь в него свой капитал и открываешь банк. Никакого разрешения не надо. Золотишко - вот самое главное. Я уже пять лет в этих лесах капитал собираю. Еще один год, не больше, и можно определяться. Но я пока не решил: в бароны идти, или в банкиры. Ты, человек опытный, как считаешь, куда лучше податься?

   - Я никогда над этим не думал, - признался Максим. - А какие преимущества в том и другом случае?

   - Быть бароном хорошо, - Загогульский поднялся с трона и стал прохаживаться. - Полный хозяин на своих землях. Все тебе подчиняются, все тебя слушаются: руководишь, как атаман шайки, права такие же. Да и задачи те же. Только живешь не в лесу, а в замке. Король тебя уважает. А в своем баронстве ты сам себе король. Но жить барону тоже не легко, - атаман остановился и изобразил на физиономии озабоченность. - Для поддержания баронства нужна прорва монет. Замок ремонтировать надо? - Загогульский загнул палец на руке. - Надо! Прихлебателей кормить надо? - он загнул второй палец. - Надо! Украшения разные баронские покупать надо? - атаман загнул третий палец. - Надо! Самому есть-пить тоже надо, баронессу придется завести, дружинников держать... - продолжал он загибать пальцы. - А где золото брать? Крестьян своих чистить! А у них ничего нет. Они работать не хотят. Знают, подлецы - все, что наживут, я тут же отберу. А станешь их заставлять работать, они в лес убегут, к разбойникам. Можно, конечно, у банкиров занимать. Так ведь они тут же слопают тебя, вместе с замком и со всеми землями. Остается одно - завести хорошую дружину и грабить всех кто под руку попадает.

   - Ты и так грабишь всех, кто под руку попадет, и без всякого баронства.

   - Правильно. Но, понимаешь, если обычный человек грабит - это разбойник. А если грабит благородный барон - такое грабежом не считается. Это он, вроде, плату берет с тех, кто на его землях появляется.

   - Барону можно, а разбойникам нельзя?

   - Это смотря кто барон, а кто разбойник, - Гвадирог хитро улыбнулся. - Разбойникам тоже можно. Но если разбойник всех ограбит, что останется барону? Значит, барон должен разбойника изгнать. А разбойник в лесу. В лес баронской дружине соваться не хочется. Приходится барону договариваться с разбойником, делить сферы влияния. И добыча уже не та, что хотелось бы.

   - Стоп, я запутался, - Максим потряс головой. - У кого добыча не та? У барона или у разбойника?

   - У обоих, - снисходительно объяснил атаман. - Барону приходится делить свою добычу с разбойниками.

   - Да, у баронов есть проблемы, - вынужден был признать Максим. - А у банкиров как?

   - Банкиру хорошо, у него полно монет. И никого не надо заставлять работать, грабить тоже никого не надо. И с разбойниками ему делить нечего. Банкиры по-другому действуют: дают в долг, под проценты, под заклад имущества. Тоже грабеж. Вовремя не отдашь - замок отберут, последнюю козу из хлева уведут и последние сапоги снимут. Так зажмут, что и Мухугук не поможет. И все законно.

   - Тогда иди в банкиры, - посоветовал Максим.

   - Тебе хорошо говорить... Иди в банкиры, - покачал головой атаман. - А ты знаешь, какие налоги [39]в нашем Счастливом Королевстве платит банкир?

   - Представления не имею, - признался Максим.

   - И хорошо, что не имеешь. Ты бы в ужас пришел. Тридцать восемь процентов!

   Максим сделал вид, что пришел в ужас.

   - Узаконенный грабеж. При таких налогах не уснешь. Все время химичить надо, искать самые глухие офшоры и рассовывать по ним капитал. Думаешь, это легко?

   - Думаю, что не легко, - согласился Максим.

   - Но и это еще не все. Представляешь, попался где-нибудь в дороге, банкир дружинникам барона. Его мигом в замок отведут, и в темницу. А потом этого банкира доить начинают. Заведут в пыточную камеру и станут уговаривать, чтобы он пожертвовал на экологию, на охрану окружающей среды, на борьбу с глобальным потеплением климата... Как же он не пожертвует, если в камере и раскаленное железо, и удавки всякие, и иголки, чтобы под ногти загонять. Если с ним душевно пообщаться - лет десять можно жить припеваючи и одни макароны кушать. Потом надо другого банкира ловить. Так они же хитрые, и охрана у них со специальной подготовкой. Попробуй, отлови такого.

   - Ты сейчас, как барон или как банкир рассуждаешь?

   - Как дальновидный атаман. Ничего я еще не решил. Полной уверенности у меня нет.

   - Трудная у вас, разбойников, жизнь, - посочувствовал Максим. -- Особенно у атаманов.

   - Вот ты меня понимаешь, - обрадовался Загогульский. - Все только посматривают: выкрутишься ты или не выкрутишься. Никто не посочувствует, никто доброго слова не скажет. А иногда так хочется услышать доброе слово, - атаман с великой признательностью посмотрел на Максима, но целоваться не полез.

   - Кстати, у меня к тебе дело, - Максим будто бы совершенно неожиданно вспомнил о Бахе. - Тебя просили передать нашего дракона заказчику завтра утром?

   - Не знаю, что и делать, - атаман закручинился и тоже искренне. Хорошо это у него получалось. - Надо мне его отдать. Понимаешь, там большие люди сидят. Хищники. Связи у них... - Загогульский посмотрел куда-то вверх, давая понять, что связи у хищников очень высокие. - Тебе хорошо, ты уедешь, а мне с ними дело иметь... Они разнести мой лес, не хуже твоего джинна могут: раз-два и на растопку! Нет, ты не подумай, что я их боюсь! Я никого не боюсь. С моими молодцами я сам кого хочешь напугать могу. Но ты же понимаешь, правила игры диктуют они. И в отказ не уйдешь, сразу такая буза начнется, мама не горюй! Передел сфер влияния, терки, разборки, стрелки и сразу найдутся желающие атаманскую казну поделить. Чтобы всем поровну... А мне это надо? Вот и приходится общаться. А у них все схвачено. Система. Против системы не попрешь, - он посмотрел на Максима, и взгляд его требовал сочувствия.