Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 124

   - Какой же он новый, если его еще твой дед носил? - спросил Максим.

   - Так дед его надевал только на свадьбу внуков. Десять раз только и успел. Сейчас такое сукно не найдешь. Мне такой пиджак в жизни не справить!

   - Ты не грабь, - посоветовал Максим. - Не пошел бы грабить, пиджак был бы цел.

   - Не грабь, не грабь... Что же мне с голода подыхать!?.

   - Работать ты не пробовал?

   - Еще чего! - огрызнулся Хмурый. - В стражники я бы еще пошел, или в надсмотрщики, к барону Кукуруку. Так туда без волосатой лапы не пробьешься. Что же мне теперь? Пахать я не стану!

   - Как хочешь, - не стал уговаривать Максим. - Ты тут, вроде, старший у них?

   - Ага. Атаман десятка.

   - Вот и хорошо. Давайте соберем твоих разбойничков и устроим небольшое совещание: подведем итоги и обсудим перспективы. Возражений нет? - спросил он у своих товарищей.

   - Возражений нет, - поддержал Эмилий. - Надо выяснить, почему они меня искали? Это же все из-за меня. Происходит что-то непонятное.

   - Твое замечание близко к истине, мой проницательный друг, - согласился Агофен. - О том, что происходит что-то непонятное, отмечала в своем послании мудрая бабушка Франческа. Надо потребовать от этих разбойников, не желающих честно и добросовестно трудиться на благо своего Счастливого Демократического Королевства, пусть объяснят, что происходит.

   - Угу, - согласился Дороша. - А то по лесу из-за них пройти нельзя. Как что, сразу стой! Куда идешь? Чего несешь? Им волю дай, так они и пряжки от башмаков отбирать станут.

   - Слышали, Робингуды? [23]- обратился Максим к разбойникам. - Собирайтесь сюда поближе, поговорить надо.

   Молодой, бойкий, с нахальной физиономией, Хрюня, после оплеухи Агофена, стал тихим и послушным. Правая сторона его физиономии стала пунцовой и опухла, лицо перекосилось. Получилось что-то ассиметричное, совершенно не нахальное а, наоборот, почтительно-покорное. Как только Максим велел собираться, Хрюня осторожно выкарабкался из колючего куста и, придерживая рукой щеку, подошел. Крюк же, по-прежнему, соображал слабо и продолжал укладывать веточки. А Оглобля пожаловался:

   - Не могу я подойти, ран начальник. - Этот ваш шпендрик мне ногу испортил. Я теперь без костылей - не шагну.

   На " шпендрика" Дороша обиделся.

   - И чего все длинные такие бестолковые? - неведомо у кого спросил Дороша. И не дожидаясь ответа, второй вопрос задал непосредственно Оглобле: - Ты что, каланча пожарная, так и не понял, что я тебя пожалел?

   - Жалельщик нашелся! - возмутился Оглобля. - Я же теперь ходить не могу.

   - Я тебя, Оглобля стоеросовая, еще и по пальцу на левой ноге стукнуть мог, - осадил его Дороша. - Ты бы тогда и на одной ноге не устоял. Но пожалел. А тех, кто обзывается, я и по второй стукаю.

   Дороша вынул трубку и стал набивать ее табаком, при этом поглядывал на Оглоблю и ждал, не станет ли тот обзываться.

   - Ты с Дорошей поосторожней, - посоветовал Оглобле Максим, - У него еще и ножницы есть. Если он ножницами отрезать начнет, это похуже молотка будет.

   - Да я же ничего, - повинился Оглобля. - Не тяну я на малыша, только уж очень больно. Е-мое! Палец горит. Вот оно и выскочило. Ты, ран Дороша, не сердись.





   - Я и не сержусь... - Дороша посмотрел на распухший и посиневший палец Оглобли и, кажется, действительно перестал сердиться. - Просто советую, некоторым разбойникам, держать язык за зубами. Пока зубы есть. А уж когда зубов не будет, как хотят. Такие вот дела...

   - Ну-ка, - прервал обмен любезностями Максим, - хватит болтать! Кому сказал, все сюда!

   Хмурый и Хрюня помогли Оглобле, потом, привели и пристроили здесь же тихого Крюка.

   Разбойники сидели рядком. Вид у них был унылый. Только Хмурый вышел из конфликта без урона, если не считать испорченного пиджака. Разбойники не могли понять, как с ними управились эти фраеры, уступающие им и в росте, и в силе, да и без дубин. Одного стукнули, другого шмякнули - и все. А дальше, понимали они, должно быть еще хуже. Нравы в Счастливой Хавортии были простые: баронские дружинники, когда им удавалось поймать разбойника, тут же вешали его. Королевские стражники отправляли в рудники на бессрочную каторгу. Пленники понимали, что вольная жизнь кончилась. Были, конечно, варианты: сами их победители казнят, передадут королевским стражникам или дружинникам ближайшего барона.

   - Давайте разберемся, - Максим поднял дубину, судя по размеру, принадлежащую Оглобле, и легонько ударил ею по земле.

   Разбойники застыли, опустили глаза. Поняли - этот их и станет сейчас глушить. Покорно ждали, кого он выберет для начала.

   Максим не представлял, какой страх он нагнал на грабителей. Дубину Оглобли он поднял машинально.

   - Граждане бессовестные разбойники и грабители, - Максим опять ударил дубиной о землю, чем окончательно загнал слушателей в панику. - Мы туристы из другой страны. Пришли сюда, чтобы осмотреть исторические памятники, вашего государства. Кроме этого, нас здесь ничего не интересует. И в государство ваше мы пришли всего несколько часов тому назад. Но, как только мы перешли границу, сразу начали происходить странные события. Предлагаю вам ответить на некоторые интересующие нас вопросы. По вашему поведению ясно, что вы ожидали здесь некоего Эмилия Баха, к которому присутствующий здесь Петр Ильич Чайковский никакого отношения не имеет, и даже знали, что у этого Баха есть кошель с монетами. Вопрос первый: зачем вам нужен Бах?

   Разбойники молчали.

   - Чего это вы? Отвечайте, пока вас по-хорошему просят, - посоветовал Дороша. - Зачем вам лишние неприятности?

   Пленники молчали. Ни один из разбойников, ни на Максима, ни на Дорошу даже взгляд не поднял.

   - Недалеко отсюда, я видел яму полную жидкого навоза, и с таким омерзительным запахом, что Всевышнему даже противно на нее смотреть, - сообщил Агофен. - Если они будут молчать, я посажу их в этот жидкий, вонючий и противный навоз, по самую шею, и заставлю их петь песню о нежных лепестках прекрасной розы и сладкоголосом соловье.

   - Почему они должны петь такую хорошую песню в яме с жидким навозом? - поинтересовался Максим. - По-моему, это место к подобному пению не особенно располагает.

   - Для контраста, - объяснил Агофен. - Каждый контраст рождает противоречие, и в то же время, в какой то мере, объединяет необъединимое. Это не я придумал, - тут же признался джинн. - Эту мудрую мысль высказал мой уважаемый шеф-учитель Муслим-Задэ, Глиняная башка, да продляться дни его радостной жизни до бесконечности. Мой шеф-учитель постоянно размышлял о том, как объединить необъединимое.

   Джинн вспоминал своего учителя с большим почтением.

   - Чего молчите!? - Максим приподнял дубину. - Нам с вами валандаться некогда.

   - Если вы, неоправданно молчаливые нарушители закона, не ответите на вопросы моего лучшего друга Максима, вы до конца своей жалкой жизни будете сидеть в этой отвратительной яме, от зловония которой даже ядовитая трава, не дает семян, - напомнил Агофен. - И должен вас огорчить: время от времени придется нырять.

   У разбойников профессия опасная и перспективы не особенно радужные. Каждый из них знал, что, вероятней всего, кончит жизнь на виселице. А яма с жидким навозом!? Да еще и нырять!.. Но все четверо обреченно молчали. И у разбойников есть кое-какие правила, которые не следует нарушать.

   - Не можем мы колоться, - решил объясниться Хмурый. - Если кого-нибудь поймали, то с поимщиками говорить нам позорно. Только в яму не надо, ран. Ну, лопухнулись мы, значит Мухугуку не понравилось. Вешай, начальник.

   - А на волю не хочется?.. - стал поддразнивать Агофен. - Какая хорошая погода... - он прислушался к птичьему щебету. - Как услаждают слух своим нежным пением птицы, как чудесен аромат трав и цветов... Как прозрачна синева заманчивых далей... Как ласковы юные девы, любящие нас... В такую погоду сидеть по самые уши в жидком навозе... Е-мое! - джинн зябко повел плечами. - Да вас потом не только юные девы, но и свои товарищи-разбойники, ближе, чем на сто шагов не подпустят. А смеха-то будет, смеха... Все Счастливое Демократическое Королевство будет покатываться от смеха...