Каменные скрижали

Раджа сидел в седле хорошо, он умел ездить. Иштван вынужден был это признать, следя за быстрым бегом лошади.

— Что это за история, Грейс?

Она сидела с лицом засыпающей мадонны, сосредоточенная, словно к чему-то прислушиваясь, беременность ее не портила, скорее, прибавила серьезности и тихой зрелости, очарования, какое имеет сад перед сбором плодов. — Бьет ножкой, — она раскрыла губы, в несмелой улыбке прижимая обе руки к животу, — первые движения я почувствовала с левой стороны, под сердцем. Будет мальчик.

Он смотрел на нее с чувством вины, неловкости и с некоторым раздражением, как смотрят на собаку, которая не понимает приказа, хотя уже готова подавать поноску.

— Я тебе задал вопрос…

— Ах, не нуди, как только он вернется, все подробно тебе расскажет, будет счастлив, что есть с кем поделиться… Когда ты к нам приедешь? — она подняла большие, ловящие его взгляд глаза. — Я думала, что уже освободилась от тебя, а тут стоило только встретить… И, словно сдерживаемый плач, сжимает горло мысль о том, что могло быть, что я безвольно отвергла. Когда я тебя увижу? Снова ждать счастливого случая?

— Зачем нам встречаться? У тебя своя жизнь.

— Уже скоро будет и его, — она нежно положила ладонь на выпуклый живот. — Появится маленький гость. И надо будет вести его по миру. В ту ночь падало столько звезд, — она говорила словно сама себе, сонно, не спеша.

Иштван не узнавал ее, ему вспомнилась россыпь поднимающихся в небо ракет, падающих светлых слез, мурашки пробегали по спине при воспоминании о безумной дерзости, которую он совершил.

— Одна попала в меня. Она во мне, я чувствую, как она светится. Я никому об этом не сказала, только тебе, ты поймешь…

Они сидели, не двигаясь, склонившись друг к другу, и как иногда бывает в полусне, неспособные шевельнуть рукой. Вдали затих топот пони и было слышно, как хвастаются маленькие наездники, как пискливыми голосами их отчитывают матери, сидящие в тени акаций на разложенных пледах, не спуская глаз с расшалившихся ребятишек…

Он ждал до обеда, думая, что посол вызовет всех и расскажет о положении в Венгрии. Собственно говоря, откладывать это было уже нельзя, потому что знакомые журналисты звонили, высказывая просьбу, как они неизменно подчеркивали, лично для них прокомментировать происходящее. Не хватало деталей, атмосферы съезда, информации из страны — ему пришлось всячески изворачиваться.

За окном жара усиливалась, кондиционер источал влажный ветерок, похожий на воздух прачечной. Со стены на него смотрел, насмешливо улыбаясь, Ракоши.

— Не я его вешал, пусть Ференц снимает, — вздохнул Тереи, вытирая с лица пот.

Курьер принес кофе, но тут кто-то легонько постучал в дверь.

— Войдите, — сказал Тереи по-венгерски, он не ожидал визита «местного контингента», как официально в посольстве называли индийских гостей. Однако никто не появился.

Тогда курьер приоткрыл дверь. За ней стоял толстый купец, поставляющий импортные товары в посольства. Он сложил ладони перед грудью и склонил голову, непомерно увеличенную старательно уложенным в складки тюрбаном, лицо его лоснилось.

— Я приветствую вас, сэр, — он подошел к письменному столу. — У меня к вам маленькое дело.

— Вы собираете заказы, господин Гупта? Я просил полдюжины виски.

— Я как раз его привез, ждет внизу в автомобиле. Если вы прикажете, слуга сию минуту принесет… А может, отвезти прямо домой?

Курьер ждал, не прикажет ли советник принести еще один кофе. Тереи не обращал внимания на его вопрошающий взгляд.

— А как с оплатой? Чеком или наличными?

Купец показал взглядом на курьера, ему явно мешал свидетель их разговора.

— Так как, господин Гупта?

— Наличными, — он неохотно вытащил из кармана широких, мятых шаровар толстый конверт, — господин Ференц не любит чеков.

Купец пытался деликатно подать советнику толстый засаленный конверт с пачкой банкнотов.

— Что это за деньги? — удивился Тереи.

— За виски, — надул толстые губы под холеными усами сикх. — Сейчас так подняли таможенные пошлины, что моим землякам придется выпивать только на приемах в посольствах…

Сообразив, что советник не хочет брать предложенный конверт, Гупта поспешно опустил руку и начал объяснять, что секретаря не было в кабинете, хотя он звонил из города и договорился о встрече.

В этот момент открылась дверь и вошел Ференц, он поздоровался с Гуптой.

— Я выскочил на минуту, меня вызвал посол. Тебе привезли алкоголь?

— Да, и я не могу понять, сколько мне теперь надо платить, говорят, повысили пошлину.

— Не нам, а индийцам. Дипломатический статус. Правда, господин Гупта?

— Да, — с готовностью подтвердил торговец, — Для меня, бедного купца, убыток, а для вас барыш. Опечатали мой склад. Могу продавать только то, что выписал по старой цене…

— Так сколько я плачу? — напомнил Тереи.

— Ничего. Это подарок от друга, — скривил заплывшее лицо сикх.

— Так нельзя…

— Можно, можно, — взял за руку купца Ференц, подталкивая его к двери. — Бери, Иштван, если дают. Пей виски, у тебя будет еще время подумать, за что ты получил такой подарок.

— Берите, господин советник, — шепнул курьер. — Может, к мне дадите бутылочку?

— За даровое виски потом всегда приходится расплачиваться чем-то другим, — отмахнулся советник. — Что он от меня хочет?

— Жду нового заказа, — поклонился купец. — У меня здесь уже выписано…

— Пошли ко мне, решим все спокойно, — выгонял его потерявший терпение Ференц. — Как здесь жарко! Когда они вышли, курьер посмотрел на советника с уважением.

— Могу взять бутылочку? Пусть и мне что-нибудь перепадет.

— Берите, — махнул рукой Тереи — и уходите.

— Так точно, — вытянулся — по-солдатски индиец. — Меня здесь, господин советник, вообще не было.

Резко зазвонил телефон. Посол вызывал на совещание. Иштван встал, потянулся, подтянул ослабленный узел галстука и, закрывая дверь, еще раз посмотрел на портрет, на лысую конусообразную голову человека, который многие годы заправлял Венгрией.

— Я прочитал вам сообщение, — посол уперся обеими руками о письменный стол и, отклонив тяжелое туловище, посмотрел из-под прикрытых век — так что вы все уже знаете. Десталинизация коснулась и нашей страны. Процесс идет сложный, это результат ошибок, извращений и очень неоднозначного положения в нашем лагере. Все происходящее следует принимать взвешенно, поскольку сам процесс, несущий возможности позитивных изменений, пущенный на самотек, может привести к внутреннему брожению и серьезно ослабить позицию партийного аппарата, а как раз этого и ждут враги.

Сотрудники посольства стояли все вместе, смущенные краткостью сообщения, отсутствием эмоционального отношения к последним событиям.

— Выжидает, — шепнул Иштван, но Юдит только сжала ему кончики пальцев, чтобы он замолчал.

— Возвращайтесь на рабочие места. Есть какие-нибудь вопросы?

— Нас атакуют журналисты, они хотят знать подробности, — начал Тереи.

— Надо их успокоить, говорите правду, венгерское радио до нас не доходит, а официальных комментариев мы не получили. Не лезьте с какими-нибудь заявлениями. Присылайте их ко мне, а я их сплавлю… Если только они сумеют меня поймать, поскольку я на несколько дней хочу уехать из Дели, — он оскалил в улыбке желтые от никотина, заходящие друг на друга зубы. — Не следует спешить делать глупости. На это всегда будет время. Правда, товарищ Тереи?

Иштвану показалось, что только теперь он услышал настоящий комментарий.

— Человеку свойственно ошибаться, — принял он вызов.

— Но чиновник, особенно представитель посольства, должен этого избегать. Помните, Тереи, что вы здесь не в должности поэта, не давайте слишком рано волю фантазии.

— Меня немного удивляет это поучение.

— Меня тоже. Вы не молодой жеребенок, Тереи, чтобы у меня здесь брыкаться. Пора уже подумать о будущем.

— Я как раз этим и занимаюсь.

Иштван повернулся и вышел, однако чувствовал, что посол не спускает с него глаз и с трудом удерживается, чтобы не остановить его. Ничего не случилось, такая уж у него манера держаться — успокаивал сам себя Тереи, закурив сигарету в кабинете, — он кричит на одного, чтобы, выделив его из толпы, заставить повиноваться и заодно запугать остальных. Посол говорил разумно, не к чему прицепиться, хотя раздражает тон. Курьер вошел тихо, подставил стул и снял портрет.